И тут раздался стук в окно. На улице стояли Кузьмина и Сергейчева. Счастливые, как на Новый год. Ну всё, весь класс теперь узнает: Журавская с Садовским тусили в кафе. Но мы тоже дураки: уселись у окна, у всех на виду. А с другой стороны, почему я должен прятаться? Подумаешь, кафе. Мы, в конце концов, по делу.
Кузьмина и Сергейчева пошли дальше. Они постоянно оглядывались на нас, толкались, визжали и хихикали. Сергейчева споткнулась и упала, и Кузьмину это рассмешило ещё сильнее.
Да, было бы интересно узнать, каким образом мы победили неандертальцев в эволюционной борьбе.
Глава семнадцатая, в которой Журавская заявляет протест против математики
Семён нервничал. Оказывается, к нему на работу опять наведывалась полиция. Задавала вопросы. В конце концов, Антонина Ивановна испарилась на территории музея. Пока Семён вне подозрений: он вёл экскурсию на глазах у тридцати человек, когда АИ пропала. Сколько-то времени у нас, наверное, есть. Вопрос – сколько. Рано или поздно полиция заинтересуется его стабилизатором. И что тогда?
Можно разобрать стабилизатор и спрятать концы в воду, но в таком случае АИ останется в прошлом. Дед-неандерталец мне очень понравился, но! АИ там просто не выживет.
С такими мыслями я отправился в школу. С последней парты мне помахала Журавская, я кивнул в ответ. Заметив это, Кузьмина с Сергейчевой переглянулись, но в целом всё было спокойно. Класс жил обычной жизнью. Я предполагал, что новость о нас с Журавской произведёт сенсацию. А оказывается, никому и дела нет. Интересно.
Математику опять заменяла завуч. Она и поймала Журавскую: Оля рисовала – вместо того, чтобы решать примеры.
– Математика – это мышление! – бушевала завуч. – Сколько можно бездельничать, Ольга! Взрослая девочка – и сидит рисует обезьян!
– Это не обезьяна, – твёрдо сказала Журавская. – Это человек неандертальский!
– Не важно! Если ты не возьмёшься за ум, то сама превратишься в неандертальца!
– А мы и так неандертальцы. – Журавская продолжала препираться. – У нас есть 2 % неандертальской ДНК.
Мама постоянно повторяет, что у меня проблемы с коммуникацией. А мне кажется, что проблемы с коммуникацией как раз у Оли. Она никогда не знает, что давно пора заткнуться. И, соответственно, не затыкается.
– Та-ак! – угрожающе сказала завуч. – Давай-ка иди к доске.
Оля Журавская вышла из-за парты, встала у доски. Гордо.
– Я, – начала с достоинством она, – считаю, что мышление прекрасно развивается безо всякой математики.
Класс радостно загудел и оторвался от тетрадок, предвкушая развлекательную программу.
– Да что ты говоришь?! – подняла брови завуч. – Ну, обоснуй, – добавила она и села за учительский стол.
Журавская схватила тряпку, стёрла номера заданий (класс от такой наглости ахнул). Взяла мел.
– Хорошо! – начала она. – Вот – Африка!.. Колыбель человечества!..
Глава восемнадцатая, в которой Журавская ищет аргументы в колыбели человечества
На доске с краю появился малюсенький зверёк.
– Мышка! – крикнул Максимов.
– Юрамайя, – сухо поправила Оля. – Млекопитающие эволюционировали миллионы лет, и 66 миллионов лет назад появился пургаториус, наш супердалёкий предок. Он был размером с крысу.
Завуч хмыкнула:
– И?
– И он эволюционировал в обезьянку – архицебуса. – Журавская быстро набрасывала силуэты. – Архицебус эволюционировал в сааданиуса, тот – в проконсула. Проконсул – это та самая древняя обезьяна, которая 8 миллионов лет назад встала на задние конечности.
Я оглянулся на одноклассников: все как один сидели выпучив глаза. Завуч тоже пребывала в изумлении. Журавская продолжала:
– Ну вот! Проконсул постепенно превратился в австралопитека. И вот эти самые австралопитеки стали ходить на двух ногах, а детёнышей таскали на руках – безо всякой, заметьте, математики!.. Они и говорить-то не умели!
В классе захихикали.
– Оля, а откуда ты всё это знаешь? – поинтересовалась завуч, глядя на Журавскую поверх очков. – Вы этого ещё не проходили.
– Ой, да подумаешь! Нам о чём-то таком в музее антропологии рассказывали!.. – выкрикнул Красновидов.
Очень интересно! Я был уверен, что он пропустил мимо ушей всю экскурсию. А вообще, такое ощущение, что мы ходили в музей миллион лет назад!..
– Австралопитеки, – сказала Журавская учительским тоном, – начали пользоваться орудиями труда – палками, камнями, – а потом принялись их изготавливать. И эволюционировали в человека умелого. Они умели считать? Нет! Они знали таблицу умножения? Конечно, нет!
6 «А» обрадовался. Им показалось, что это сильные аргументы.
– Потом появился человек прямоходящий – он же Нomo erectus, потом человек гейдельбергский…
– А откуда он появился? – спросил Красновидов.
– Кто?!
– Ну, этот, бельведерский человек!
Сбитая с толку Журавская непонимающе уставилась на Красновидова. Ей на помощь неожиданно пришла завуч:
– Бельведерский – это Аполлон, Вова. А человек…
– А человек – гейдельбергский, – подхватила Журавская. – Я же говорю! – Она начала злиться и тыкать мелом в фигурки. – Проконсул – австралопитек – человек умелый. Вот так мы развивались!
– Ну и? – не унимался Красновидов.
– Ну и… – передразнила Журавская. – Человек умелый жил на планете 1,5 миллиона лет! Как ты думаешь, можно за 1,5 миллиона лет измениться?! Внешне и мозгами?
– Можно, – покладисто сказал Красновидов.
– Вот человек умелый и изменился. Стал выше, умнее! Научился делать рубила! В конце концов он поменялся настолько, что его назвали человек прямоходящий! Homo erectus! Ясно тебе?
– А прямоходящий опять изменился?
– Да, прошло ещё 700–800 тысяч лет, и человек прямоходящий изменился так, что его назвали гейдельбергским.
– А можно уже к математике переходить? – спросила завуч. – Вернее, к тому, что она человеку не нужна.
– А что меня Красновидов отвлекает постоянно?! – Журавская воздела к потолку руки, перемазанные мелом.
Я подумал: ещё неделю назад такую ситуацию невозможно было представить.
Журавская – на уроке математики – читает завучу лекцию о происхождении человека. И главное, бодро так шпарит, в датах не ошибается!
– Восемьсот тысяч лет назад часть людей гейдельбергских перебралась из Африки в Европу. В Европе они прожили полмиллиона лет. За это время они ТАК изменились, что их начали называть неандертальцами…
– А неандертальцы сильно от нас отличались? – спросил кто-то с задней парты.
– Ага! Они были невысокие, но о-о-о-очень широкие и о-о-о-о-очень сильные люди.
– И с большим носом! – не выдержал я.
– Ага. – Она посмотрела на меня и улыбнулась. – Вот такие. – Она набросала профиль нашего неандертальского деда.
– То есть неандертальцы – это не мы? – спросила Кузьмина.
– Не, вообще не мы! Мы – Homo sapiens! Мы до последнего сидели у себя в Африке и спокойно развивались. И мозг у нас вырос! Знаете на сколько? У пургаториуса мозг весил всего 1 грамм – а у нас, сапиенсов, уже кило триста. А считать при этом никто не умел! И ничего! Превратились в человека разумного без дробей и без домашек!
– Угу, – кивнула завуч. – А напомни, пожалуйста, какая там продолжительность жизни была? У древних людей без математики? Лет тридцать, полагаю?
– Двадцать-тридцать, – буркнула Оля.
– Здорово жилось, что и говорить! А вот ещё вопрос! Почему полёты на Марс осуществил хомо сапиенс, а не вот этот прекрасный первобытный дяденька? Нет ли здесь связи со знанием математики?
Оля залилась краской. То ли от злости на себя, то ли от злости на завуча. Эх, бедняга!..
И тут прозвенел звонок с урока.
– Ну что, Ольга, – сказала завуч, поднимаясь со стула, – пока не убедила… Так, на дом – номера 902, 904… А Оля дополнительно делает задания номер 905 и 906. – Завуч лучезарно улыбнулась Журавской и вышла из класса.
Журавская скорчила рожу и дорисовала неандертальцу джинсы, кеды и худи. И наушники.
Глава девятнадцатая, важная, но короткая, в которой мы переписываемся ночью
Я увидел, что Журавская что-то набирает, набирает, набирает – и никак не отправит. Я так долго ждал ответа, что почти уснул. И тут пришёл ответ:
«Да»
Я прочитал это сообщение раз двадцать и провалился в какой-то очень хороший сон.
Глава двадцатая, в которой опять появляется полиция
А её такое внимание совсем не смущало. Она, кажется, его и не замечала. С задумчивым видом она закрутила волосы в пучок и воткнула в него карандаш.
Я заметил, что на Олю таращится Красновидов. Так-так. Похоже, её вчерашнее выступление произвело на него неизгладимое впечатление.
Наверное, Красновидову казалось, что мысли Журавской заняты предстоящим спором с завучем. А я знал, о чём на самом деле думает Оля. О том, что через два часа мы переместимся на 30 тысяч лет назад. О том, что это последнее наше приключение. О том, что мы вернём Антонину Ивановну. И всё станет как раньше. Или не станет?
– Так, до звонка пять минут… Миша Садовский, быстренько к доске, – скомандовала завуч.
Я встал у доски. И тут в класс постучали. Завуч подошла к двери, распахнула её (я увидел две знакомые фигуры), тут же закрыла. Обернулась к нам:
– Тишина в классе! – и вышла.
Через пару минут все начали переговариваться, болтать… Вскоре прозвенел звонок. Мы выглянули: завуча нет. Значит, сегодня мы без домашки!
Я спустился вниз, подождал Олю внизу, возле раздевалки.
– Ты видел, кто пришёл к завучу?
Я кивнул:
– Да. Те полицейские.
– Я видела их машину в окно. Как думаешь, что случилось?
– Наверное, у них закончились версии. И нас ждёт очередная беседа с полицией.
– Весь класс?
– Не знаю. – Я вспомнил, как внимательно полицейский смотрел на меня в прошлый раз.
– Что будем делать? Семёну скажем?