Иноземцев удивленно воззрился.
– Так вас тоже?
Вместо слов Андрей Михайлович снял сюртук, расстегнул манжету и, закатав рукав сорочки, показал Ивану Несторовичу характерный укус выше локтя, что украшали все тело бедного Дункана.
– Это второй. Позавчера, когда Дункана отхаживал, уснул на дежурстве, очнулся от острой боли в руке. Первый получил в городском саду неделю назад. Сидел преспокойно на скамейке, вечерело, орава мальчишек рядом играла в салки, один из них налетел на меня, сбил с ног. Через несколько минут я ощутил точно такую же острую боль в боку, то ли вошь ко мне какая прицепилась, то ли клещ. Ей-богу, вы правы, шишка проявляется, точно от впрыскивания. И лихорадит… Нет, не лихорадит, а напротив, как-то чудно себя чувствуешь, тотчас и сил прибавляется, мысли вихрем в голове… Я почему Ивану Яковлевичу морфия вколол?
Тут Зубов сконфузился, отошел на шаг, голову опустил.
– Эх, была не была, вам скажу. Дело, видите ли… я сам иногда прибегаю к инъекциям.
Иноземцев стиснул зубы, не сдержав укоризненного взгляда.
– Не смотрите на меня, Иван Несторович, с таким укором! Две дочери взрослые, жена, голова порой идет кругом. Я нечасто! Но зато точно могу сказать, что морфий этой лихорадке не чета, так крутить начинает после укуса, так мотать, совсем иным человеком себя ощущаешь. Потом проходит, но ломота в теле остается, и глаза режет. Тем не менее я все еще на ногах. Вот и предположил, что дело в уколах морфия. Быть может, паразит этот то же вещество впрыскивает в кровь, а морфий как бы прививкой или антидотом к нему является.
Иноземцев собрал глубокую морщину на переносице – хм, а ведь дело доктор Зубов говорит. В ходе изучения алкалоидов Иноземцев еще в самом начале своего гиблого пути открыл, что клетки мозга даже у мыши вырабатывают идентичные морфию особые вещества, которые являются своего рода передатчиками сигналов-чувств в рецепторах, и морфий эти вещества активизирует. Почему не существовать на свете белом какому-нибудь паразиту, своим укусом который также активизирует сии вещества и активно, под действием ферментов, заставляет выделять их в кровь. В маке снотворном содержится опий, отчего бы ему не содержаться в каком-нибудь неведомом науке виде москитов, пауке или вше, в секрете их ферментов и ядов.
Завтра стоит отправиться за Анхор и спросить совета одного очень уважаемого табиба, многочисленными рецептами коего Иван Несторович пополнил свою коллекцию соединений и субстанций, что получал, расчленяя травяные составы, соединяя их в различных комбинациях.
Памятуя неудачу с луноверином и в свете нынешних печальных событий, Иван Несторович весьма осторожно продолжал свою работу над докторской, занимаясь исследованиями местной растительности втайне. И свел знакомство с аптекарем Капланом и ботаником Краузе, последний содержал обширный парк с большим количеством образцов туркестанской растительности. Но даже им не открылся, что синтезировал некоторые из вытяжек. Семнадцать стеклянных баночек красовалось на полке над его столом в квартире, а на изуродованной кислотами столешнице ныне в полном порядке стояли колбы, реторты, целая батарея пробирок, перегонный аппарат и горелка для выпаривания. Все эти новые вещества были опробованы на мышах и лягушках, но на себе Иван Несторович что-либо испытывать зарекся. Более того, он никому о них не рассказывал, а записи хранил под двойным замком, в страхе, что его вновь объявят сумасшедшим или же обвинят в смерти какого-нибудь пациента, который умер якобы от того, что доктор на нем проводил тайные эксперименты.
Наутро, прежде чем отправиться на сартскую часть, Иван Несторович навестил господина Захо. Тот себя чувствовал прескверно, выглядел вялым и уставшим, под глазами темные круги, не ел ничего, спал дурно, все время вскакивал, точно кто его иголками тычет, руки дрожали. Сказал, что уже четвертый день новых укусов нет, а самочувствие только ухудшилось.
– Видать, помираю, – заключил бедный больной.
Если паразит вместе с укусом впрыскивает в кровь некий процент морфина, значит, при последующем укусе состояние его должно улучшиться. И тщательно, с помощью лупы Иноземцев исследовал одежду больного в поисках таинственного паразита. Безуспешно.
– Пришлите кого-нибудь, когда обнаружите свежий укус, – попросил он, после того как взял пробу крови, а доктору, пользовавшему Захо, посоветовал сделать больному промывание желудка.
За Анхором его пока еще неумелые объяснения на тюркском выслушали с большим почтением и внимательностью. Знакомый табиб Иноземцева долго размышлял, поглаживая белую бороду, потом покачал головой и изрек:
– Йўқ, билмадим[25].
Но согласился поглядеть на странные укусы. Иван Несторович с большим трудом уговорил Зубова отправиться в туземную часть и расстегнуть перед белобородым сартом манжету, закатать рукав, пообещав, что не станет никому рассказывать, кто повинен в недостаче морфина в аптеке госпиталя. Табиб долго размышлял, даже дольше прежнего, долго гладил свою бороду и вновь изрек:
– Йўқ, билмадим.
Тем временем Иноземцев продолжал изучать кровь Зубова, Дункана и Захо. У первых двух она окрасилась от солей аммония и серной кислоты в бурый цвет и даже становилась почти фиолетовой, что говорило о разном количестве морфия в крови, а стало быть, разной интенсивности заражения. У Дункана морфий проявлялся чаще остальных, у Зубова тоже, а Захо имел кровь после опытов цветом, близким к желтому, что являлось нормой, быть может, оттого что таинственная лихорадка начинала проходить. Для наглядности Иноземцев испытал и себя. С превеликим чувством облегчения констатировав, что его тела паразит не коснулся, хотя он уже третий день возился с больными и их кровью.
На четвертый день появился еще один зараженный.
Посетив Захо, Иван Несторович отметил некое того улучшение, да и укусов паразит коммерсанту новых не наносил. Когда доктор уже садился в дрожки, вдруг был остановлен окликом – его звала младшая дочь Зубова, Антонина Андреевна, явившаяся в магазин, больного дядю навестить.
– Иван Несторович, погодите, – поспешно приближаясь, воскликнула она. – Вы торопитесь?
Тот качнул головой, но не проронил даже «Здравствуйте», от дурного предчувствия потеряв дар речи, – девушка была бледна, с опухшим, красным носом, не иначе как тоже больна.
– Вы не спешите? – выдохнула она, судорожно вцепившись в локоть доктора и шмыгнула, поднеся измятый платок к глазам. – Отпустите извозчика, пройдемте по тротуару, я должна вам кое-что рассказать.
Тот молча послушался, с тревожным ожиданием глядя на барышню, продолжавшую тереть глаза платком.
– Спасите нас, Иван Несторович, – воскликнула она, после минуты замешательства, сделав несколько торопливых шагов вниз по Ирджарской. – Мой отец зол на Тимофея Ивановича, называет его морфинистом. А Тимоша не морфинист, он тоже, как Дмитрий Николаевич, болен. Только не говорит никому, вся спина его красная и буграми покрыта. Плохо ему! Помогите!
– Кто это – Тимофей Иванович? – дрогнувшим голосом проронил Иноземцев.
– Как кто? Вы же знакомы! Господин Обухов Тимофей Иванович, вы с ним у Дмитрия Николаевича виделись в тот день, когда ти́гра магазин погромила. Говорят, чучело это было, а не зверь. Так я и не видела, слава богу, а то б прям на месте со страху померла. Ну так ведь… Тимофея Ивановича в Коканд зовут главноуправляющим одного очень крупного Товарищества мануфактурного. А он едва на ногах держится. Папенька его еще и ругает, не дает нам видеться.
Сначала Иноземцев заохал, головой покачал, ведь недавно к Обухову являлся и именно что нездоровым тот показался доктору. Но вдруг доктор обомлел. Захо, Дункан, Зубов, покойный Бадальмухаметбаев, а теперь еще и Обухов – все они присутствовали в тот вечер, когда «ти́гра» громила магазин, выражаясь словами перепуганной и отчаявшейся Антонины Андреевны. На себе болезни Иноземцев пока не отметил, а вот князь… Князь был в опасности, если уже не заражен.
Глава XIV. Черный человек
В порыве ужаса Иноземцев оставил Антонину Андреевну на тротуаре Ирджарской улицы, перескочил через арык и едва не бросился под колеса проезжавшего мимо извозчика. На ходу запрыгнул на ступеньку дрожек, даже от самого себя такой прыти не ожидая.
– Я придумаю что-нибудь, я очень близок к разгадке. Не тревожьтесь, все будет хорошо, – крикнул он барышне, забрался в экипаж и, с трудом сдерживая тяжелое дыхание, велел извозчику ехать ко князеву дворцу. Благо через две улицы он находился.
Но дома Николая Константиновича не оказалось, более того, ворота были опечатаны, за оградой – тишина и никого. Иван Несторович в немом отчаянии обошел дом кругом, судорожно цепляясь за решетку, сквозь частую резьбу которой видны были лишь заколоченные досками двери и окна да запыленная стеклянная галерея, и только ветер гулял незримым призраком, ветвями шелестя в саду и на дорожках, в никем не убранной опавшей листве. Даже олени бронзовые будто головы понурили. Неужто Иноземцев опоздал, неужто случилась беда? Умер князь?
– Вам чего? – старческий, хриплый, какой бывает от постоянного употребления табака, голос вывел его из пароксизма отчаяния.
Иван Несторович обернулся. Позади стоял солдат в посеревшем от времени кителе, в облезлой фуражке и выцветших малиновых шароварах. Через плечо на ремне у него висело ружье. Видимо, сторож.
– Его высочество повидать, – проронил Иноземцев.
– А нет больше его высочества, – отозвался сторож.
– Почему?
– Съехали-с они.
– Куда?
– Ну, мне-то откуда знать? Я сюда только второй день как поставлен. А до того десяток солдат из казачьего полка хоромы князевы стерегли-с. У них и справляйтесь.
– Что-то стряслось? – допытывался Иноземцев.
– Мне неведомо, милостивый сударь, – отрезал служивый, но, оглядев потерянного Иноземцева с ног до головы, сжалился, добавив: – Говорят, что очередная блажь посетила августейшего брата нашего государя императора, девчонку к себе в дом водил, жениться очередной раз надумал. Вот его и повязали.