Жила госпожа Лю скромно, всего с несколькими служанками, и, насколько Шао Чэнь успел понять – без мужа. Вроде как она рано овдовела, а скудное состояние, что успел скопить ее муж, поддерживало ее на плаву, позволяя заниматься поэзией.
Ничего удивительно, что госпожа Лю так стремилась понравиться господину Цзю…
Служанка заварила белый чай и разлила его по фарфоровым чашкам. Шао Чэнь посмотрел на прозрачную зелень в собственных пальцах и поднял глаза на поэтэссу:
– Вам известно, что достопочтенный господин Цзю, который проводил намедни Вечер Тихой Луны, поутру был найден мертвым в собственном кабинете?
Рука госпожи Лю дрогнула, и чай едва не расплескался из чашки. Однако лицо ее оставалось спокойным. Шао Чэнь внутренне поразился ее выдержке и внутреннему спокойствию.
– Вы принесли мне печальные новости, – проговорила она. – Когда я покидала ту гостеприимную усадьбу, где со мной обошлись так тепло и хорошо, как нигде больше в столице, я надеялась на новую встречу.
– Стало быть, когда вы покинули усадьбу Цзю, он был еще жив?
Госпожа Лю кивнула.
– Кроме того, я покинула усадьбу последней. Повозка застряла в грязи, и мой конюх долго пытался починить колесо. Оттого я задержалась, и господин Цзю был столь любезен, что развлекал меня интереснейшей беседой об образах полной луны в поэзии великих мастеров. Признаться, многое из того, что он говорил, было неизвестно мне ранее. Он такой умный человек… Был.
Госпожа Лю стиснула фарфоровую пиалу в длинных и тонких пальцах.
– Стало быть, вы последняя, кто видел его живым, и ничего странного не заметили?
Госпожа Лю подняла на Шао Чэня взгляд, в котором не было страха:
– Если вы задумываетесь о том, не я ли убила его… Я, конечно же, отвечу, что нет. Но вы мне, конечно же, не поверите. Ведь у меня нет никаких доказательств. Мы были на веранде одни и свидетелей нашего разговора не было. Служанка, что приносила чай, быстро покинула нас, мой же конюх ждал у ворот. Я вышла к нему одна, прикрыв голову капюшоном, чтобы начавшийся дождь не испортил мне платье и прическу.
– Значит, у меня нет оснований полагать, что убийцей были не вы? – улыбнулся Шао Чэнь.
Госпожа Лю поставила чашку на стол. Затем подцепила длинными пальцами изящный кувшин-чахай, и долила чай Шао Чэню, затем себе, затем – пролила несколько капель за украшавшего столик чайного бога.
Шао Чэнь молча наблюдал за ней.
Госпожа Лю поднялась на ноги и проследовала к окну. Некоторое время она стояла, прямая, как натянутая струна, а Шао Чэнь следил за ней из-под опущенных ресниц.
– Когда-то, в совсем юные годы, мои пальцы были так сильны, что могли совладать со струнами цитры цинь… – глухо проговорила она. – Но теперь я не удержу ничего тяжелее фарфоровой чашки. Уже поднять веер для меня непосильная задача. Несколько лет назад меня одолела болезнь, сделавшая мои руки тонкими и слабыми, а спину сгорбленной. Возможно, увидев меня впервые, вы подумали, что мне много лет – старость явилась за мной преждевременно. Я еще могу держать кисть, хоть и совсем недолго, а ясность ума и острота слова не зависят от силы рук. Потому я сочиняю стихи и с гордостью представляю из выдающимся умам, способным оценить тонкий слог. Покровительство господина Цзю открыло бы мне дорогу туда, куда нынче путь закрыт. Мне жаль, что его постигла такая ужасная судьба.
Госпожа Лю повернулась и посмотрела в глаза Шао Чэню. Шао Чэнь поднялся на ноги и поклонился ей:
– Госпожа Лю, боюсь, я лишь зря потратил ваше время. Я сочувствую вашей утрате: нечасто удается встретить человека, с которым разделяешь духовную мысль, одну на двоих, и можешь говорить на одном языке, не опасаясь быть понятым превратно. Вижу, что господин Цзю был таким человеком для вас. Могу я просить о совете – чтобы я все же смог найти убийцу и покарать его за его деяние?
– Можете, – отозвалась госпожа Лю.
– Вы поэт и часто выступаете со стихами. Может быть, подскажете, куда стоит явиться, чтобы послушать других музыкантов, поэтов и чтецов, отмеченных господином Цзю?
– Боюсь, что мало могу вам помочь здесь… Хотя… Вначале – навестите дом господина Фо…
***
Шао Чэнь лежал на кровати. На голове у него была мягкая ткань, вымоченная в целебных травах. Солнце нещадно пекло, голова – так же нещадно болела.
Ученик Су сидел рядом с ним, готовый в любую минуту принести воды или заменить повязку.
– Мы в тупике, – пожаловался Шао Чэнь.
– Не стоит так быстро отчаиваться, мастер Чэнь! – бодро проговорил ученик Су. – Давайте еще раз обсудим все, что успели узнать? Быть может, мы упускаем что-то очень важное…
– Ну хорошо… – Шао Чэнь со стоном сел на кушетке. – Тащи свои записи.
Ученик Су проворно сбегал за бумагами и расположился на низкой скамеечке у ног Шао Чэня.
– Для начала – мы вычеркнули из списка подозреваемых поэтэссу Лю. Мастер Чэнь поговорил с ней и вышел в убеждении, что она не могла убить…
– Не могла, – согласился Шао Чэнь. – Я видел ее руки. Они в самом деле поражены болезнью, лишающей сил. Господина Цзю убили ударом по голове, а после еще и продырявили – тут нужны сильные руки. Причем скорее всего мужские. Хотя я знал и женщин, способных на такое.
– Стало быть, госпожа Лю просто не могла это сделать?
– Не могла. А конюх ее в самом деле оставался за воротами и к усадьбе не поднимался.
– Музыкант Цзи Цзиньмин, игрок на цитре чжэнь, отказался разговаривать с нами и обвинил в… – ученик Су сверился с записями. – Непочтительности и неуважительности к почтенному возрасту. Однако из разговоров с его компаньоном и слугами стало ясно, что он покинул дом господина Цзю раньше всех. К тому же, господин Цзи, хоть и остается музыкантов высокого класса, уже очень стар и ходит, что называется, на трех ногах. Без специальной трости и помощи компаньона он не способен преодолеть даже садовую дорожку!
– А что второй музыкант, Чжэнь Фэй?
– О его игре на флейте сяо почти никто в городе не слышал! Стало быть, приглашают его редко. Мне пока не удалось выяснить, ни кто он, ни где он живет. Но как только я что-то узнаю, я немедленно скажу вам об этом.
– Кто еще был в тот вечер?
– Сочинитель Чжу, мы навещали его прошлым вечером. Он подслеповат и, кажется, живет исключительно славным прошлым, о котором сочиняет байки. Не удивлюсь, если он был уверен, что Вечер Тихой Луны проводит не какой-то там господин Цзю, а сам Цао Цао!
– Славный человек сочинитель Чжу, но только и он не мог совершить убийство. Может, он хорошо притворяется слегка безумным, но в самом деле близорук, а при ходьбе подворачивает ногу характерным образом. Я видел в саду следы его ног – подобных не было в усадьбе Цзю, а я ведь все там осмотрел. Стало быть, он пришел и ушел по каменной дорожке вместе со всеми.
– Так и было. Он сам нам так и сказал, – закивал головой ученик Су. – Остался поэт Мэйхуа. С ним вот какое дело: этот прославленный юноша часто выступает в богатых усадьбах. Все о нем говорят как о сильном и выносливом молодом человеке, гордящимся своим отменным здоровьем. Застать его в гостях намного проще, чем дома. Потому-то я не стал предлагать вам отправиться к нему домой. Я сделал другое!
– И что же? – оживился Шао Чэнь, заметил лукавый отблеск в глазах ученика Су.
– Я выпросил для нас приглашение на вечер в дом господина Вэй Лисяня, для которого поэт Мэйхуа будет нынче вечером распевать стихи под музыкальное сопровождение! Он исполнит несколько старинных народных поэм, а затем представит публике собственное сочинение.
Шао Чэня мгновенно оставила мигрень. Он вновь чувствовал себя бодрым и полным сил. То, что казалось тупиком, превратилось во временное затруднение.
– Пошли за слугой, – скомандовал он. – Сегодня мне понадобится лучшее платье!
***
Дом господина Вэя освещало множество огней. Празднично одетые господа прогуливались во дворе или пили чай на широкой веранде, ожидая, когда же господин Вэй пригласит их в гостину. Шао Чэнь и ученик Су поспели практически к началу вечера, а потому вынужденное безделье их почти не коснулось.
– Ты хорошо рассчитал время, ученик Су, – похвалил Шао Чэнь. – Однако, если бы мы явились раньше, то имели бы возможность с кем-то поговорить.
Ученик Су покачал головой.
– Осмелюсь возразить, – начал он. – Но все дело в том, что мы держим поэта Мэйхуа под подозрением. И, если он в чем-то замешан, наш пристальный интерес сейчас может его спугнуть.
Шао Чэнь кивнул, соглашаясь с ним.
В скором времени все гости проследовали в большую, богато обставленную гостиную. На взгляд Шао Чэня, внутреннее убранство предназначалось скорее для того, чтобы пустить пыль в глаза, чем на самом деле отражала вкус и благосостояние хозяина. Однако внутри было просторно и светло, и все приглашенные гости расселись вокруг низких столиков. Хозяин дома занял широкую кушетку. Слуги разносили вино и закуски. Шао Чэнь, переглянувшись с учеником Су, взял блюдечко с орешками.
Господин Вэй хлопнул в ладоши:
– Уважаемые гости! Я рад представить вашему вниманию жемчужину столичной поэзии – молодого, но уже успевшего сделать себе имя господина Мэйхуа!
Взгляд Шао Чэня обратился к молодому человеку в наряде, расписанном драконами и фениксами одновременно: ужасная безвкусица, но зато очень ярко. Господин Мэйхуа вышел на середину комнаты и встал возле открытого окна. Не иначе, как господин Вэй открывал окна, чтобы все соседи могли завидовать, слушая долетающие обрывки стихов и звуки музыки? Или был столь же щедр, как господин Цзю? Шао Чэнь усмехнулся в усы.
Следом за господином Мэйхуа публике предстали два музыканта: девушка в розовом платье с лютней пипа и юноша в зеленом шелковом халате с золотым узором, держащий в руках длинную флейту-сяо.
Ученик Су резко выпрямился. Шао Чэнь проследил за его взглядом и пристально осмотрел флейту юноши, а затем и его самого. Неужели им… повезло?
Господин Вэй тем временем назвал имена музыкантов: