– Возможно, возможно, дитя мое, но я не из тех, кто одержим гордостью или славой. Я лишь хочу смиренно служить своему Богу и своему народу. А вот Вильгельм поступает слишком опрометчиво, видимо, в погоне за этой самой славой. Что поделать, молодость горяча, по этой горячности и случаются ошибки. Надо немного остудить пыл молодого кайзера. Этим мне и понравилось ваше предложение с кораллом.
Родин вопросительно поднял брови.
– То есть не кораллом, простите, а рубином. Такой красный камушек у нас имеется, очень деликатный камушек, – он усмехнулся, – и даже не один, хе-хе. А главное состоит в том, что этот «рубин» совсем не повредит великой Германии, а только самому Вильгельму, и то даже не повредит, а в чувства его приведет, что пойдет нам всем на пользу. Я ведь не предатель, а патриот своей страны! – гордо заявил епископ, и глаза его загорелись фанатичным огнем. Он оглянулся вокруг и, убедившись, что не привлек лишнего внимания, положил на стол папку. – Тут сразу несколько «рубинчиков», – произнес Августин, придвигая папку к Георгию, и снова усмехнулся. – Какой из них сработает – решать вам. На этом я с вами прощаюсь! Был рад знакомству!
Отец Августин поклонился и решительно покинул пивную.
– Как будто по хронометру! – удивился Родин. – Пришел минута в минуту, причитал тут и ухмылялся, а ушел ровно через час, как и было обозначено в записке. Вот уж немецкая точность!
– И не говорите, – отозвалась Мария на этот раз без сарказма. – Поедем и мы. Хочется скорее узнать, что же такого в этой папке! – от ее иронии не осталось и следа, она выглядела как озорной любопытный мальчишка, которому не терпится поиграть с новой игрушкой. Георгий вдруг почувствовал себя совсем как в детстве с братьями и нянюшкой. Интересно, эта барышня осознает, что все это вовсе не игрушки, а дело государственной важности?
В папке были собраны весьма деликатные сведения, касающиеся личной жизни Вильгельма II.
Первой была предприимчивая француженка, куртизанка Эмили Клопп по прозвищу мисс Лав, с которой кайзер имел удовольствие состоять в весьма близких отношениях достаточно продолжительное время. Идиллия закончилась, когда любвеобильная дама посчитала недостаточной цену, в которую правитель оценил ее услуги, и она собиралась восстановить справедливость путем шантажа. У мисс Лав имелись письма и фотокарточки, которые монарх лично посылал ей, пока был благосклонен. Дело в том, что содержание этих писем выдавало крайне пикантные подробности интимных предпочтений Вильгельма II. Оказывается, помимо обычного сумасбродства, которое, скажем прямо, было присуще многим правителям разных лет, молодой немецкий кайзер еще и отличался пристрастием к садомазохизму, о чем в подробностях писал в тех самых письмах, адресованных Эмили Клопп. Если бы эти сведения получили огласку, то правитель Германии был бы просто уничтожен.
Видимо, Вильгельм и сам понимал, какой урон его репутации может нанести эта история, раз обратился с данной проблемой к самому Бисмарку! Сыновья канцлера закрыли дело, заплатив француженке солидную сумму в 25 тысяч марок в обмен на злополучные письма. Какое-то время дама хранила молчание, но недавно снова решила взяться за старое. Может, она приберегла какой-нибудь компромат, а деньги кончились…
К делу были также прикреплены перехваченные письма братьев Бисмарк, один из которых делился с другим: «Ужасает, что подобные вещи были начертаны на бумаге. Я бы тоже отрицал свое авторство».
«Хорошо, что самих писем в папке нет, – подумал Родин, – не придется марать руки в чужом грязном белье. Втянул же меня Борис в такое!»
А вот, кажется, его напарница была бы не против узнать побольше подробностей. Глаза у нее горели.
– Что вы думаете по этому поводу, дорогой кузен? Какой козырь будем использовать – первый или второй?
– А есть еще и второй? – удивленно спросил тот.
– Да вы, судя по всему, не до конца изучили дело, – строго начала Мария. – Помимо Эмили Клопп есть еще одна дама – графиня фон Ведель, которая также решила встать на путь своей французской предшественницы. Наверное, кайзер и ей чем-то не угодил. Впрочем, ясно чем – ценой. Однако эту дамочку оперативно упекли в психиатрическую лечебницу, чтобы она не успела поведать миру о пикантных подробностях личной жизни немецкого монарха.
– Да, этого я еще прочесть не успел, – задумчиво произнес Георгий. – Но я думаю, проще будет начать с первого варианта. Француженки все-таки более разговорчивы.
– Мне тоже больше нравится первый вариант, не так просто будет проникнуть в психлечебницу. Хотя… вы ведь врач! Это могло бы нам пригодиться, – загадочно протянула Мария.
– Откуда вы все знаете?
– Мне положено.
– Но тогда вам известно, что я не психиатр.
– Тем не менее будем иметь это в виду. Как дополнительный вариант.
Георгий видел по ее глазам, что она уже что-то задумала.
Глава 2
Родин еще раз перелистал папку с пикантным компроматом, представляя себя лжепсихиатром, проникающим в лечебницу для душевнобольных. Нет, пожалуй, довольно маскарадов. Хватит с него и того, что теперь он Готфрид Ридель, поволжский немец.
– Георгий, смотрите!
Очеретина проворно вытащила двумя тонкими пальцами из-под обложки папки конвертик размером не больше визитки.
– Наверняка там что-то важное! Может это и есть главный «рубин» или путь к нему.
Родин еще не успел слова сказать, а Мария уже вскрывала конвертик с помощью перочинного ножика. Ее глаза горели, кончик языка вылез между губ, словно помогая в кропотливой работе. Ни дать ни взять гимназист за очередной проказой. Наконец она победно выудила на свет маленький бумажный прямоугольник, на котором аккуратным почерком были выведены два слова: «Регинлейв Артемида».
Очеретина в недоумении покрутила карточку – больше ничего. Да и эта надпись, к изумлению, волшебным образом начала бледнеть, пока вовсе не исчезла.
– Симпатические чернила! – улыбнулся Георгий.
И начал нагревать бумажку над пламенем свечи, попутно объясняя Марии, состроившей недовольную гримасу, оттого что на сей раз ее обошли:
– Знаем мы их шпионские штучки! Пигмент разрушается от контакта с воздухом, и чернила превращаются в простую воду. Повышение температуры может помочь. Эх, нет. Вот пропасть, ничего не выходит, – он с досадой кинул пустую карточку на стол. – Ну да ладно, главное мы прочли. Хм, Регинлейв, забавно…
Очеретина несколько раз смерила комнату шагами, задумчиво закусив губу.
– Родин, вы догадались, что это значит? – обратилась она к погруженному в свои мысли Георгию. Тот изо всех сил припоминал, откуда ему знакомо это грозное нордическое имя.
– Да, конечно… – рассеянно встрепенулся он. – Регинлейв – это из скандинавской «Эдды». Имя одной из валькирий – Всадницы бури.
– Но что это нам дает? – фыркнула Мария. – Вряд ли так зовут германскую баронессу. Гораздо больше похоже на псевдоним проститутки. Наш Вильгельм явный приверженец Захер-Мазоха. Без сомнения, ему пришлась бы по вкусу безжалостная строгая воительница.
Очеретина даже прыснула от смеха, видимо, представив себе картину.
– Наверняка его «Венера в мехах» – огромная тевтонка, с фигурой метателя молота, раз ее зовут Регинлейв! Уж точно она сделала фотокарточки с кайзером, который в неглиже и закован в цепи, или еще что похуже, и теперь шантажирует его. Георгий! Это наш шанс! Эмилия Клопп под колпаком у Бисмарка, незаметно к ней не подобраться. Фон Ведель в лечебнице… Как бы нам…
Мария с сомнением смерила Родина взглядом.
– Да-а-а… Боюсь, с вашим актерским талантом нас там ждет полный провал. А эта «валькирия», про нее в папке ничего не было, кроме имени. А это очевидно значит, что у немецкой разведки на нее тоже ничего нет! Нам нужно выйти на нее любым способом, раздобыть фотокарточки кайзера. Придется завербовать ее или обмануть. Как угодно. Это даст нам отличный козырь против Вильгельма. Под угрозой нашего шантажа он послушно свернет всю помощь, которую готовил для японцев, лишь бы дело не получило огласки.
– Хорошо, по поводу «валькирии» я все понял. Но что же тогда значит «Артемида»? Богиня охоты как-то не подходит сюда.
Очеретина усмехнулась в ответ.
– А вы в поезде не слишком-то внимательно читали документы из второй папки.
Родин хотел запротестовать, потому что эту папку Мария ему отдала только в Берлине, но сдержался. Она между тем продолжила:
– «Артемида» – это берлинский публичный дом. Славится своей закрытостью, конфиденциальностью и особыми услугами. Под этим, помимо гомосексуализма, подразумевается удовлетворение клиентов, склонных к причинению или получению боли. Думаю, там нам и нужно искать нашу шантажистку!
Родин возмущенно встрепенулся, изо всех сил стараясь не покраснеть.
– Почему это «нам»? С чего это вы решили, что мы пойдем в публичный дом вдвоем? Там вовсе не место для приличной дамы. И, кроме того, это будет выглядеть нелепо и подозрительно! Нет-нет, я собираюсь отправиться туда один. Мужчина, пришедший в бордель, не привлечет особого внимания. Я как клиент закажу эту Регинлейв. И если она и вправду там работает, то уже в номере постараюсь между делом разузнать, что ей известно… В чем дело?
Мария еле сдерживала смех, закрыв рот ладонями.
– О господи, Георгий! Это смешно. Вы ведь даже не владеете техникой допроса. Она раскусит вас в момент. Если она собралась шантажировать самого Вильгельма – ясно, что это не простая штучка. Стоит спугнуть ее – и все, ниточка будет потеряна. Послушайте, мы вызовем ее вниз, к фрау Шиллер, придумаем подходящий предлог, и там уже, стоит ей попасть мне в руки, я разговорю ее по всем правилам тайной службы. Будьте уверены, она расскажет все, вплоть до того, как ее дразнили в родной баварской деревне.
– Возможно, – не унимался Родин, – только до этого не дойдет. Потому что, едва увидев в борделе женщину, она немедля даст деру, и тогда плакали наши «рубиновые» фотокарточки! Ведь она поклонница не Сафо, а маркиза де Сада!