В Петрозаводск они прибыли в шестом часу вечера и, купив в ближайшем киоске карту, сразу же отправились по указанному Федором Петровичем адресу.
Красивый и уютный город с небольшими домами и зелеными парками очаровал их. Место назначение находилось недалеко от набережной, возле Геологического института, и путь туда пролегал по живописным улицам, мимо театра, площадей с фонтанами и сплошных стен зелени. Как рассказывал потом Виктор Анатольевич, Петрозаводск напомнил ему район Октябрьского поля в Москве, где он жил с детства. Немного попетляв и едва не заехав на набережную, с которой открывался, по словам Лены, «невозможно красивый вид» на Онежское озеро, они остановились возле нужного дома.
Дверь открыл младший сын старика, мужчина лет шестидесяти с крупным лицом, вьющейся седой шевелюрой и козлиной бородкой. Он приветливо пожал гостям руки и пригласил зайти. Поминутно щелкая широкими лямками подтяжек, он принялся показывать свое жилище, ругать духоту в городе и кашлять.
— Аллергия, проклятая, — сообщил он. — Как только лето, так просто жизни нет. Супруга моя в отсутствии, так что вы уж не сердитесь. Хотела вас поприветствовать, да вот к внукам пришлось, оболтусам. Семейные дела.
Лена и Виктор Анатольевич уверили хозяина в том, что ничуть не сердятся. В конце концов общество расположилось на кухне, поставили на плиту видавший виды алюминиевый чайник и приступили к беседе.
Алексей Федорович согласился на то, что разговор будет записан на диктофон.
— Вы простите меня, дурака, если я вам херни наговорю — вырежьте потом. Меня, бывает, несет ни к селу, ни к городу. Сразу вас предупреждаю.
Лена и Виктор Анатольевич вежливо возразили, что такой замечательный человек никакой херни нести не может, и включили машинку. Далее разговор приводится в сокращенном виде, на основе сделанной записи.
Лена: Алексей Федорович, вы родились и провели детство в Щукнаволоке?
Алексей Федорович: Так точно. Я — младший в семье. Родился в сорок девятом. Брат Гришка — он на два года старше.
Л: Когда вы решили уехать из поселка?
АФ: Это было… Это было в шестьдесят девятом. Да. Я школу закончил, отслужил и наладился в институт поступать. Он здесь вон, рядом — из окна видать.
Л: Ваш брат остался в поселке?
АФ: Да. Он после школы в совхоз пошел. В Ведлозере. А уехал после меня, в семидесятом, по-моему.
Л: Расскажите, пожалуйста, о переезде.
АФ: Да что там рассказывать — сел в автобус и поехал. Правда, меня чуть не повязали в дороге. Ленька, водила, на остановке говорит: «давай огурцов соберем». Там поле было. Ну я, мудак, и пошел. А там товарищи меня приняли, как полагается. Хотели в милицию, но на бутылке разошлись. Вобщем, следующим автобусом я добрался. Поступил сразу, башка у меня тогда варила хорошо, это сейчас дураком стал. Комнату мне дали. Начал обживаться.
Л: У вас были проблемы со здоровьем?
АФ: О как! Со здоровьем… Отец вам рассказал?
Л: Нет. Дело в том, что предварительные результаты наших расследований позволяют сделать такое предположение.
АФ: Ага… Позволяют. А вы врачи что ли? Там, чего, эпидемия? Что-то с отцом?
Л: Не волнуйтесь, в поселке все в порядке. Мы расследуем события довольно далекого прошлого. Ищем следы.
АФ: Вы о тарелке что ли?
Л: Тарелке?
АФ: Ну той, что за островом упала. Вы ее ищете?
Л: Можно и так сказать. А почему вы думаете, что это тарелка?
АФ: А что ж еще? Тарелка и есть. Эти херовы инопланетяне. Да в поселке вам каждый скажет, что это они. Вы не думайте.
Л: Мы не исключаем такую возможность. Но давайте вернемся к вашему приезду в Петрозаводск.
АФ: Ладно. Давайте. Значит так — поплохело мне почти сразу по приезду. День-два еще ничего было, а потом хана настала. Все вдруг начало болеть — руки, ноги, голова. Я уж думал — все, плакал мой институт. Ничего не соображал. А дальше стало еще хуже: спать перестал, чего не съем — обратно просится. Запах у меня в комнате стоял, как в чумном бараке.
Л: Вы обращались к врачам?
АФ: Ходил в поликлинику, но там ничего путного не сказали. Смотрели, щупали — все нормально, говорят. Я им про самочувствие, мол — «помираю, товарищи!», а они головами мотают. Медицинская наука, говорят, не в курсе. Про санаторий заговорили, а какой мне санаторий? Хоть ложись да помирай. Ну, я решил — поеду-ка домой. Под родной крышей и помереть не страшно.
Л: И поехали?
АФ: Поехал. Вот тогда было по-настоящему погано. Еле дополз до автобуса, так мне плохо стало. Я все думал, что родителям скажу? Как рассказать, что помирать приехал? А потом меня совсем скрутило, дороги не помню. Очухался уже возле Ведлозера. Хорошо, шофер до поселка подбросил, сам бы не дошел. Выгрузил он меня у родительского дома. Там, конечно, суета, крик — дитятя родной погибает. Мать со мной всю ночь просидела. И вот интересная штука — проснулся я утром, руками ногами подвигал, бока пощупал, а боли-то нет. Как и не было.
Л: Вы провели в Щукнаволоке одну ночь и выздоровели. Так?
АФ: Точно так!
Л: Как вы поступили дальше?
АФ: Пробыл дома несколько дней, а потом обратно уехал. Жаль было бросать институт, столько сил потрачено. Первое время все было нормально, а потом — мать перемать — все по новой! Ну нет, думаю, буду терпеть. Переможется! Я тогда был парнем здоровым, как говорится, гвозди перекусывал. Перетерплю, думаю, а там само пройдет. Неделю промучился, толком даже не помню, что со мной творилось. Кошмаров навидался. Раз, помню, иду по улице, ясный день, и вижу бабку свою — ползет мне навстречу, смотрит на меня и улыбается. А бабка-то — лет пятнадцать, как померла! И не такое еще было, но я терпел. А потом отпускать стало. Полегоньку, понемножку, каждый день лучше. К концу месяца я окончательно очухался. Отпустила родная земля.
Л: Что значит отпустила?
АФ: Так старики говорили. Не любит Щукнаволок людей отпускать, все держится за них до последнего. И тебя, говорили, держит. На прочность проверяет. Но у нас с прочностью полный порядок, нас проверяй не проверяй, хер вам. Вот так и закончилась это дело. После уже не повторялось. Я домой несколько раз приезжал, проведать мать, отца и спокойно возвращался. Ничего мне не было.
Л: А ваш брат?
АФ: С Гришкой такая же катавасия приключилась. Только тут уж я рядом был и помог брату. Уговорил перетерпеть, иначе всю жизнь под родным забором жить. Старикам-то — им что, а мы молодые были. Молодым уходить нужно. Брат покрепче меня был, переболел быстрее. Ему еще в Ведлозере худо бывало, может там перетерпел, а в городе чуть-чуть осталось.
После завершения разговора мужчины ушли курить на балкон, а Лена добавила к записи собственные комментарии. Гипотеза о воздействие Щукнаволока на человеческий организм полностью подтверждается. В поселке явно есть что-то способное воздействовать на нервную систему, не оставляя видимых следов. Предположительно, это некое вещество, не обнаруженное при первичном осмотре местности. По прибытии в Щукнаволок необходимо направить все усилия на его поиск и идентификацию.
Возвращаться решили на следующий день, чтобы оказаться в поселке утром. Отказавшись от предложения хозяина, заночевали в трейлере.
Я бродил по пещерам, словно призрак Оперы. Подсоединение к «нервным узлам» на стенах отбирало много сил, и большую часть времени я двигался наугад. Навалилась усталость, очень хотелось есть. Если бы не вода, в изобилии присутствующая здесь, положение мое было бы незавидным. Интересно, что вода очень чистая. Слой шунгита, через который она проходит, очевидно, действует не хуже больших промышленных фильтров.
Я не знал, сколько времени нахожусь в пещерах — часы остановились; видимо, на них сказалось воздействие монумента. По собственным ощущениям, дело двигалось к ночи, хотя там, наверху, все могло быть иначе.
Я снова коснулся каменного конуса. Следовало действовать максимально быстро, эти штуки высасывали из меня силы с эффективностью викторианских вампиров. Я целенаправленно разыскивал группу людей, которые спустились вслед за мной. Это удалось неожиданно быстро — они обнаружились всего в паре коридоров от меня. Я оторвал руку от стены и прислушался. Тишина.
— Эй! — заорал я изо всех сил. — Меня кто-нибудь слышит?
Молчание. Медленно ползли секунды, и вдруг до меня докатилось слабым эхом:
— Мы тут…
Да! Я их нашел! Значит, все еще может кончиться благополучно. Меня охватило такое облегчение, что ноги подогнулись, и пришлось прижаться к стене, чтобы не упасть. Только не сейчас. Сейчас надо действовать.
— Оставайтесь на месте и кричите! Я иду к вам!
— Аууу! — услышал я в ответ и не смог сдержать улыбки.
Маленькие детки заблудились в чаще.
Я вошел в коридор и оказался в пещере с двумя выходами. Прислушавшись, я выбрал нужный. Голоса постепенно становились громче. Я уже мог расслышать не только крик, но и их разговор.
— Может, Гришка? — донеслось из темноты.
— Нет, не он. Это, наверное, из тех.
— Да. Тот, молодой, кучерявый. Он первым спускался.
— Аууу!
— Искать нужно, а мы на месте толчемся, как бараны! На кой ляд он нам сдался?
— Надо вместе держаться.
— А толку?
— Стойте на месте! — крикнул я. — Я уже рядом!
В конце узкой горловины тоннеля забрезжил свет. Очень символичное зрелище! Еще несколько неуклюжих шагов, и я оказался в небольшой почти круглой пещере, в центре которой стояли люди. Их было трое — Гена, худой высокий баламут и третий, имени которого я не знал.
Увидев меня, они наперебой заговорили.
— Ну?
— Как?
— Ну что?
Я развел руками.
— Пока ничего, но есть надежда.
— Надежда! — насмешливо повторил худой. — Далась нам эта надежда.
— Я кое-что узнал, пока бродил тут. Обещаю, если только Гриша здесь, мы его найдем. У вас еда есть?
Они переглянулись и покачали головами. Да, вопрос был глупый, но жрать хотелось так, что хоть кричи.
— Сядем, — сказал я. — А то ноги гудят. Я вам все расскажу.