Большая комната в камне приветствовала их. Там было почти пусто, но следы на земле были свежими. Слева от Клэра была другая часть грузового лифта в нише. Бока и пол пещеры были удивительно гладкими, почти стеклянными. Крыша пещеры была как свод собора, но выступы были странными. Почти… живыми.
«Куда пропали рабочие, что это построили?» — на миг он представил, как они проникают в трещины в полу, металл становится жидкостью и возвращается в объятия земли. Он отогнал это неприятное зрелище.
Зиг радостно рассмеялся, добравшись до земли. Большие капли пота стекали по пеплу на его лице.
— Арчи, я тебя ненавижу.
— Ха! — победоносный вопль Клэра разбил спокойствие.
На полу пещеры лежало несколько мех, как они видели на складе у Тауэра. Они казались удивительно одинокими, стояли лицом к тьме в задней части пещеры, и Клэр представил, что там стоят ряды и ждут сигнала к пробуждению.
— Ха! — повторил он и подпрыгнул. — Как я и подозревал! Некоторые не получили тот зов, Зиг. Мы с тобой разберемся с ними и отвезем в Лондиний, — ответом были потрясенные взгляды товарищей. — Не видите? У нас будут свои мехи!
— Безумен, — пробормотал Валентинелли. — Ты сошел с ума.
Зигмунд смотрел на него еще пару мгновений. А потом на его широком лице появилась улыбка.
— Так их! — он хлопнул Клэра по плечу так, что ментат пошатнулся. — А потом я заберу это в мастерскую, да?
— Зиг, старик, если это сработает, у тебя будет полно этих механизмов. Времени мало, посмотрим, что нам оставили.
Глава тридцать четвертаяВсегда плохим образом
Первая нить серого на восточном горизонте была серебряной лентой под тяжелой дверью чернил. Она ускорила Хлороса, и пригород внизу тянулся как черное масло на влажной тарелке. Всадница склонилась, шлем с шипами кивал, плечи в броне дрожали от усилий. Дверь ее Дисциплины закрывалась, и она не могла это остановить.
Прилив мертвых, что обрамлял ее в темном небе, был как пена на морских волнах. Они поднимались дымом из могил и ям в тени Хлороса и Всадницы, реки дыма присоединялись к ним. Они ехали на том, что отдаленно напоминало лошадей, или бежали по воздуху, духи были целыми, как при жизни, или ужасно обезображенными, как было в смерти. Утопленники, убитые, потерянные, умершие от голода бежали за Хлоросом.
Потому Эндор опасались. Кто доверял бы мужчине или женщине, собравшей такую толпу? Или Главному, что мог вызвать Хлороса?
Бледная Лошадь бросилась вниз. Серебряная лента на востоке стала серой бахромой. Она прогоняла реки мертвых, касалась сшитой плоти лошади. Броня пыталась защитить волшебную кожу.
«Не важно. Конец близко».
И сознание вернулось Всаднице. Она мгновение колебалась, дрожа, на пороге, безымянная и нерешительная. Казалось, она ехала вечность, следовала за следами предательства на крыльях грифона. Он знал, что она преследовала? Возможно, она была такой громкой, что было слышно в нескольких графствах от нее.
Между ударами сердца она миновала дверь, память была чашкой, которую нужно было наполнить. Даже разум волшебника не мог терпеть такое. Лучше забыть поскорее.
Белый меч появился на восточном горизонте. Серый свет усиливался, шумел волны. Хлорос, понимая ее человеческие нужды, ускорился. Он был изящным даже в отчаянной гонке, броня, плоть, кости и металл становились чистым эфиром. Он взорвался красками, бледными частичками света.
Волна настигла Всадницу, мертвые руки превращались в пар.
Она падала.
Свет солнца. Теплый, как масло, на ее щеках, гладил ее чувствительные глаза за веками. Она лежала на холодной влажности, кусочки впивались в спину, волосы и юбки. Она не осмеливалась открыть глаза, лежала пару мгновений, пыталась уловить все вокруг себя.
Утренняя прохлада, соль моря вдали, металлический привкус реки ближе. Солнечный свет падал узорами, она была под листьями. Слабый ветерок шуршал ими. Что это за звук? Не волны, не грохот земли. Это не топот копыт Хлороса, точно не ее голос.
Крики. Щелканье острых клювов, яростный и высокий голос. Влажная и твердая земля под ней содрогнулась.
«Что?».
Ощущения вернулись. Каждая частичка тела болела. Открытие двери Дисциплины никогда не было легким. Те, чья воля была слаба, могли пострадать, Дисциплина истощала тело и разум. Эмма Бэннон села, быстро моргая, и увидела лохмотья платья, корсет чудом уцелел. Темные кудри выбились, утренняя роса покрывала ее. Слева поднимался каменистый холм, покрытый лозами. С вершины холма доносился этот шум.
Она встала, шатаясь, вырвалась из веток. Ее колени дрожали, она тихо проклинала их. Они заработали, но с трудом. Ее кольца сверкали, Прилив был, пока она лежала без сознания, и в ней был весь заряд волшебной силы. Он жалил, как солнце на уже покрасневшей коже.
Она осмотрела себя. Эмма была целой. Черный камень на горле был ледяным, кольца на онемевших пальцах искрились символами, серьги покачивались у шеи, задевая кожу в росе. Если она не заболела от того, что лежала долго на холодной земле, это будет чудом.
«Там Левеллин, — она встряхнулась и пошла к холму. Тропы не было видно. — О, всегда все плохо. Где я? Бог знает где с безумным Главным наверху и судьбой Британии на кону, и даже тропки поблизости нет».
— Чертов ад, — пробормотала она, другие слова, что были уместнее, тоже срывались с языка, она развернулась по кругу. Звон и вопли над ней усилились.
«Что ж, ничего не поделаешь».
Она добралась среди кустов до холма, ее ладони прижались к грубому камню за мхом и лозами, и она начала взбираться.
Глава тридцать пятаяНе трогать контакты
Зигмунд выругался, ударил по лягушачьей голове мехи гаечным ключом. Звон эхом наполнил пещерку. Сияющие камни тускнели.
— Вот. Попробуй.
«Да? Бить ключом? Зигмунд, я разочарован», — Клэр, пристегнутый к груди мехи, вздохнул и встряхнулся. Каждый раз, когда Зиг что-то бил, он боялся, что череп треснет и у него, и он обмякнет в ремнях мехи.
Он сжал кулаки на рукоятях, повернул запястья, чтобы металл соприкасался с его кожей.
— Думаю, сработа…
Золотое сияние вырвалось из круга на его груди. Маленький логический двигатель заработал, и Клэр был так удивлен, что его меха чуть не упала. Загудели конденсаторы. Концентрация Клэра сузилась. Уравнения побежали в его разуме, посылая покалывания по рукам.
«Ха!».
Он решал уравнения. Теперь это было детской игрой, он мог управлять мехой. Он сделал два шага, и машина слушалась, а не боролась, одна невозможность следовала за другой.
В пещере раздавалось гудение. Золотые диски, висящие на грудях обмякших меха, засияли бело-голубым.
«Ага! Расхождение. Потому они отвечали. В них, наверное, были встроены датчики избыточности. Их должно быть несколько, и, если рядом нет большого двигателя, они слушаются моего. Это хорошо».
— Клэр? — Валентинелли звучал нервно.
— Все хорошо, — отозвался он. Слова звучали внутри, но он направил звук повторяющим уравнением. Он легко овладел этим трюком. — Залезай в меху, но не трогай контакты!
Ответ Валентинелли был неповторимым, и Клэр рассмеялся. Обжигающая радость логики пронзала его сиянием.
— Внутрь! — завопил он, механический гомункул топал. — В Лондиний! Но не трогай контакты!
Бег на железных ногах и с пылающим шаром логики на месте сердца было быстрее, чем ехать в экипаже, чем ехать на паровозе. Дым поднимался в небо колонной, и металлические ноги неустанно несли его вперед.
Это была радость.
Зигмунд весело вопил почти весь путь, опьяненный скоростью. Лицо Валентинелли было поразительно бледным, он дергался на ремнях, как дикарь. Убийца отчаянно старался ничего не касаться, не только контактов.
Клэр радовался ветру на лице, логике в костях, и он рассмеялся снова.
Они были в половине мили от Лондиния, когда двигаться стало сложно. Уравнения путались, рычали друг на друга, пот выступил на лбу Клэра, воздух вдруг стал тяжелым.
«Ну уж нет».
Воля с силой давила на них, поддерживаемая большим логическим двигателем, где ядро было сильнее, чем крохотное на груди Клэра. Но эта сила была неловкой, создавала столько помех, что было относительно просто отразить силу атаки.
Он не знал, отвечала ли меха, которой он управлял, на беззвучный зов крупного логического двигателя, когда была пробуждена. Казалось, что нет, пока ментат, управлявший пауком не разгадал их ходы.
Клэр надеялся, что он и не сможет.
Теперь другой ментат знал, что он здесь. Внимание Клэра было занято, его вереница мех замедлилась. Зиг понял, что что-то не так.
«Перенеси это, сбрось, свяжи вместе. Пусть ошибка повторяется, ага! Вот так, сэр!».
Для Клэра этот бой был схож с игрой в шахматы, но досок была дюжина, каждая из них была в пяти измерениях, и у игроков было столько фигур, сколько он мог поддерживать, не превращая мозг в пюре.
К сожалению, времени на сравнения или объяснение не было. Он толкал дюжину меха вперед, двигал по земле, и металл гремел, он склонился, натягивая ремни напряженным телом. Детали скрипели, фонтаны искр выливались на Кентскую дорогу.
Мерцающие вуали уравнений крутились, расступились, мир пересекал поля силы и реакции. На миг перед ним раскрылся весь город, пересечения и тупики, и он увидел атаку другого ментата.
Парк Святого Джеймса был усеян дымящимися трупами меха. Но бесконечная череда их двигалась на север к дворцу. Отряды были у Уайтхолл и Тауэра, и Клэру нужно было решить, куда ударить.
«Спаси Виктрис. Остальное не важно».
Словно мисс Бэннон шепнула ему на ухо. Кулон на его груди был ни холодным, ни горячим, конечно, поле логического двигателя мешало ему. Но даже после этого Клэру показалось, что Природа говорила сквозь время и пространство, передавая ему именно то, что сказала бы Эмма Бэннон. Может, это была его дедукция.
Он так не думал.
Решение уже было принято. Он быстро провел вычисления, передал несколько приказов логическим двигателям и поддержке, сияющим прусским конденсаторам, их путь теперь был исправлен, они старались избегать прохожих и повозки, насколько это возможно, а не несли его и его товарищей по прямой, как пешек. Дорога Гринвитч, но подальше от Варка, а потом дорога Святого Георгуса, мост Вестминстер мог быть под атакой, но он нападет на нарушителей там, где они меньше всего ждут. Если он проберется через мост, то будет бой за Уайтхолл, пересечение парка и дворец.