— В общем, так, ребята, — восемь пар вытаращенных глаз впились в Краснова. — Бить меня не хотите вы. Собственно говоря, и не можете. И это более чем серьёзно. А в случае, если попытались бы… я мог продемонстрировать всё, на что способен, и у вас осталось бы крайне мало шансов на выживание. Ещё раз выражаю пламенную надежду, что вы больше никогда не будете пить и курить всякую гадость, а также перестанете охотиться на прохожих.
Отряхнув руки (судя по стонам молодёжи, ей казалось, что с рук Краснова сыплются жгучие искры или какие-нибудь ядовитые гады), он продолжил путь к дому Лещинской.
Нет, конечно, можно было бы этих мальчиков подлечить, наставить на путь истинный как-то более мягко, но… время. Время! Краснову казалось, что он ощущает, как время утекает сквозь пальцы, и торопился за тонкими звенящими струйками, чтобы успеть…
Знакомый дом.
Нужный подъезд.
Нужный этаж… и сонная Марина открывает дверь:
— Что-то случилось?
Ярослав зажмурился:
— Пока ещё нет, но сейчас должно.
— Что?
Марина просыпалась. Ярослав, даже не открывая глаз, слышал это по её дыханию, по биению сердца.
— Марина.
— Я.
— Прости.
— Кого?
— Меня!
Недоверчивое хмыканье послужило ответом, и Краснов открыл, наконец, глаза.
Марина почти улыбалась и жестом приглашала проходить в дом. В спину добила:
— И за что я должна тебя прощать?
— Я хотел, как лучше, — сознался Ярослав. — Я не хотел мешать тебе, когда ты смотрела чемодан. Теперь я понимаю, что повёл себя неправильно, но только из лучших побуждений.
— Князь, — усмехнулась Марина. — Ладно уже. Пойдём, чаю согрею.
Марина долго разглядывала чашку. Потом ложку. Потом чашку и ложку вместе. Потом цветочек на скатерти.
— Я хочу тебя просить об одном одолжении, Князь.
— Не читать твои мысли.
— Нет. Это выше тебя, Ярослав. Просить тебя не читать мысли окружающих — всё равно, что просить тебя не дышать. Но… я прошу тебя не молчать. Ты читаешь мои мысли, ты понимаешь, что творится у меня на душе, и, как я теперь вижу, считаешь, что я с такой же лёгкостью разбираюсь в том, что происходит внутри тебя. Но это же не так! Вот ты видел, что я волнуюсь, переживаю, справлюсь ли, ты решил отойти в сторону, чтобы не добавлять мне переживаний, и что получилось? Я не поняла твоего замысла, и… да, я на тебя очень и очень обиделась…
Ярослав протянул руку. Накрыл пальцы Марины своей ладонью:
— Договорились. Я всегда буду говорить тебе о том, что замышляю…
— …и прямо сейчас расскажешь тоже, — подхватила Лещинская, лукаво улыбаясь. — Я же вижу, у тебя что-то случилось. Я готова помочь, ты только скажи, что надо делать.
Ярослав задумался: как сказать, что он хочет погрузить Марину в глубокий транс?..
Сам себя оборвал: да так и сказать.
— Марина. Я хочу ввести тебя в транс. В глубокий транс. Чтобы ты смогла беспрепятственно вспомнить, кто этот мужчина, тот, что был в твоей жизни, который сдал золото в камеру хранения.
Лещинская покачала головой, усмехаясь каким-то своим мыслям — и, о диво! — Ярослав не смог их прочесть, разве что догадаться о том, что они посвящены этим мужчинам, для которых всегда главное их игрушки или работа.
— Хорошо, Ярослав. Пойдём в комнату. Мне, наверное, лучше лечь, да?
— Да.
Свет они не стали включать. Мысли, такие мысли повели хороводы в голове…
Марина легла на диван, попыталась расслабиться и задышать ритмично и ровно, однако Ярослав попросил её:
— Не торопись. Я знаю, что мог бы предложить тебе следить за маятником или рукой, но… ты так мне доверяешь, что входишь в транс сама… Спасибо, Марина.
— Пожалуйста, — пробормотала она, окончательно проваливаясь в безмятежность, граничащую со сном.
Краснов закрыл глаза, вслушался в себя. В непривычную тишину — там, где только что была нежная радуга мыслей Лещинской.
— Марина.
— Да, Князь.
Голос Марины слегка изменился. Он словно выцвел и поблек, стал отчасти механическим, тихим, но очень внятным и чётким.
— Ты слышишь меня?
— Да, Князь.
— Ты будешь отвечать на мои вопросы?
— Да, Князь.
Всколыхнулось волной: вот он! Вот он, момент, когда можно спросить — Марина, ты любишь меня?
— Да, Князь.
Ярослав вздрогнул. Он был уверен, что не задавал вопроса вслух!
— Я сейчас вижу твои мысли, Князь.
Краснов помотал головой. Да… как сложно привыкнуть к такому…
— Марина, ты должна вспомнить…
— Зоран, — ответила она, хотя Ярослав не успел задать вопрос.
Так вот как они все себя чувствуют, когда он читает их мысли!
— Да, Князь. Мы чувствуем себя именно так.
Мысли экстрасенса понеслись вскачь, он хотел знать сразу и всё об этом Зоране, что он из себя представляет, где его можно найти…
— Зоран — это серб… — всё тем же неживым голосом продолжала говорить Марина, отвечая на неозвученные вопросы Краснова. — Серб или болгарин, я не обращала тогда внимания. Он участвовал в том же проекте на телевидении, что и я. Мы ним вместе проходили отборный тур, он вёл себя вызывающе. Его постоянно что-то не устраивало. Нас ещё не приняли в проект, а он успел перессориться со всей съёмочной группой. В конце концов, он поругался и с продюсерами, после чего был вынужден отправиться домой. Точная информация о нём должна храниться у руководства программы. Они ведут картотеку участников. Нужно ориентироваться на время моего участия…
Ярослав опустился на колени рядом с диванчиком и взял в руки холодную ладошку Марины. Поднёс её к губам, подышал на неё. Поцеловал и замер от счастья: вторая рука женщины нежно провела по его волосам.
Никогда в жизни он не проводил такого сеанса гипноза, чтобы реципиент и впадал в транс без его участия, и выходил из него по доброй воле, самостоятельно.
— Вот что значит — работать с паранормалами, — ласково усмехнулась Марина.
Аля не поехала в гостиницу, осталась ждать группу захвата в кабинете Семёнова. На мониторе компьютера скринсейвер рисовал бодрящие зимние картинки. Зрелище завораживало: по белому экрану пробегала ребристая синяя полоса, потом серая, потом ещё пара полосок разного цвета… потом вдруг оказывалось, что это не полоски, а зимний лес у горизонта, а на опушке невидимая кисточка уверенными штрихами «ставила» берёзки, ёлочки. Часть деревьев рисовали в перспективе, ближе к зрителю. Потом, когда картина считалась завершённой, начинал идти снег, прилетали красные птички… а потом со всех сторон экрана стягивалось кольцо белизны, и всё начиналось по новой: разливали банку голубой краски на нижний край дисплея, полукругом проводили зелёный зигзаг, превращали его в ельник на берегу озера… надо будет потом попросить Семёнова, чтобы он сбросил установочник Валуйскому на флешку, а дома попросить Лёшу, чтоб установил.
Какого бы мнения ни был Игорь о «продвинутости» Али в делах компьютерных, но она общалась с техникой ровно настолько, насколько это ей было необходимо. В скринсейверах вот разбиралась — они помогали медитировать. Чего стоили все эти аквариумы, с золотыми рыбками и с экзотическими, с акулами и с дельфинами…
Мысли текли плавно и неторопливо. Пейзаж зимнего пруда сменился рождественским. В душе росла и крепла уверенность в том, что пора заказывать билеты до Москвы. Аля уверенно пододвинула к себе клавиатуру, и скринсейвер отключился.
Билеты на Москву, как она вскоре узнала, можно было взять только на следующее утро. Так смешно: самолёт из Хабаровска вылетит в десять ровно, а в Москву прибудет уже в одиннадцать двадцать пять! Но при этом в пути пробудет восемь часов…
Сочина заказала билеты. Встала, прошлась по комнате. Погладила воздух над пёстрыми листьями колеуса. Кажется, сорт «Чёрный дракон» — густо-фиолетовый с сиреневым… Розово-зелёные с белыми пятнами листья каладиума, фигурные, глянцевые сердечки кротона — оказывается, гаджё Вадим-Семён с ними каждый день тайком разговаривал! Зря, наверное, Аля так его третировала…
Зазвонил мобильный.
— Да, Игорь?
— Спасибо за наводку и что поторопила! Мы нашего Угла застали на чемоданах в ожидании транспорта! Еле успели!
— Ну взяли же?
— Взяли, взяли! Ему тут обещают такую дольче виту, что мне его нисколько не жалко!
— А мог бы и пожалеть, — меланхолично предложила Цыганка. — У него же сердце плохое и с сосудами проблемы. Инфаркт или инсульт, а то и оба вместе, и накрылась дольче вита.
На заднем плане чей-то голос истошно завопил «Врача! Врача!», и Аля вздохнула:
— Ну вот. А я о чём…
Игорь отключился.
Сочина вздохнула ещё раз.
Смерти Угла в обозримом будущем она не видела, но вот парализация ему грозила, определённо. И остановка сердца.
Пока Ярослав не попал ни в одну пробку — за вот уже полчаса пути. Его, наверное, спасало то, что сегодня никто не выезжал на обед на личных авто, и для вёрткого мотоцикла не возникало особенных препятствий.
Но… Горячев перезванивал два раза.
Первый — чтобы попросить поторопиться, ибо Зорана Вешовича уже доставили в СИЗО. Найти загадочного экстрасенса оказалось неожиданно легко и просто, потому что руководство телеканала, о котором говорила Марина, с преогромной радостью пошло навстречу следствию (Краснов подозревал, из вполне корыстных соображений пиара) и выдало все известные им адреса и телефоны Зорана.
Второй звонок Горячева не понравился Ярославу совершенно: голос Николая Васильевича показался ему заторможенным и несущим на себе печать мощного энергетического воздействия. Он просил не торопиться, может быть, даже перенести посещение СИЗО на завтра.
Когда Краснов попытался сам перезвонить Горячеву минуты через две, трубку никто не взял.
Светофоры, как назло, встречали красным светом. Нарушать ПДД нельзя… кто сказал, что этот случай не из тех, когда, если очень хочется, то можно? Ярослав прибавил скорость, и под радостный рёв двигателей промчался на красный свет. Один, другой, третий раз — светофоры только тупо смотрели вдаль, не мигая, воспалёнными красными глазами, а Защитник летел на помощь своему начальнику. Своему другу.