[108] Я не хочу устраивать сцену; я только говорю в ответ: «Grüss’ Gott!»[109] Но он не согласен. Он задаёт вопросы — почему я покинул Родину, почему я отверг его приветствие, что я думаю о фюрере — и когда он продолжает, мы оба всё больше злимся. Я не знаю, что случится, если не приходите вы. Я не знал, что имею друзей поддержать меня.
— Хм, — проговорил Джексон. — Кажется, мои сомнения насчёт этого местечка развеяны, а? Как, надеюсь, и сомнения Фернесса относительно вас. Но пиво всё-таки превосходное. Давайте все выпьем ещё по одной и забудем наши проблемы. Присоединитесь, герр Федерхут?
Но в этот момент из громкоговорителя, обычно усиливавшего музыку, раздался жалобный голос:
— Звонят лейтенанту Джексону.
Джексон внезапно посерьёзнел.
— Боюсь, ещё по одной не будет. Лишь один человек знает, что я сегодня вечером здесь. Я, пожалуй, боялся, что он захочет позвонить мне.
— Рад, что ты сказал «он», — заметила Джудит. — Но кто это?
— Сержант Ватсон.
Лейтенант Финч стремглав нёсся по тёмной лестнице, держа пистолет наизготовку. Тяжеловесный сержант почти равнялся с ним в скорости.
Пока они бежали, в верхнем коридоре загорелся свет. Финч увидел двоих мужчин — Боттомли и Эванса — стоящими перед дверью одной из спален. Они просто стояли там. Ничего не говоря, даже когда увидели полицейских. Когда Финч подбежал к двери, маленький мистер Эванс внезапно, всё ещё молча, отвернулся и бросился в ванную.
Дверь была приоткрыта. Заглянув в комнату, Финч на мгновение испытал жуткое чувство повторяющегося кошмарного сна. Это вновь была комната Уорра — кровавое «RACHE» на стене, лужа свежей крови на полу, чёрная повязка рядом с ней, даже (как он открыл позже) царапина на подоконнике.
Но на сей раз тело там было. Посреди комнаты фонтаном и источником этой крови лежал Харрисон Ридгли III.
Глава 18
— А завтра уже хлопушка первого дубля! — Ф. Х. Вейнберг с горестной тоской поднял глаза от своего заваленного стола. — Никогда не было такого сглаза на картине! Никогда, с тех пор, как я ушёл из мехового бизнеса! Что с нами творится, да быть этого не может!
— Как можно начать съёмки? — спросила Морин. — И хотела бы я обойтись без хлопушек, ибо, господи, в последнее время хлопков было и так предостаточно. Уорр так и не закончил сценарий, а у «Иррегулярных» ещё не было времени его проверить.
— И ты это сообщаешь мне? — с достоинством ответствовал Ф. Х. Вейнберг. — Будто я не знаю, что мы не готовы? Но А. К. говорит, что мы должны придерживаться графика съёмок и снижать производственные издержки. Ещё может начаться война, и мы потеряем остатки зарубежного рынка. «Так как же нам удержать внутренний рынок», — говорю я ему, — «если мы делаем картины, не подготовившись?» Но он не говорит ничего — только «Съёмки начнутся завтра». Тот молодой человек из Англии, Джон Зед, займётся сценарием; он будет писать, а мы сходу снимать.
Раздался звонок переговорного аппарата.
— Одиннадцать тридцать, мистер Вейнберг, — пронзительно пропищала мисс Бленкеншип.
Мистер Вейнберг потянулся к графину.
— И с моей головной болью я пью соду! Виски мне надо пить и забыть обо всём!
Снова звонок.
— Опять репортёры, мистер Вейнберг.
Морин соскользнула с хромированного стола, испытывая лёгкое чувство вины за отсутствие упрёков, что она туда села.
— Пойду лучше к ним.
Мистер Вейнберг жестом велел ей остаться, выпил свою соду и откашлялся.
— Нет, Морин. Я отправлю к ним Фейнстейна. Возьмёт на себя твои обязанности здесь на пару дней. Неужели мне нужно, чтобы ты, умнейшая моя девочка, говорила: «Нам нечего сообщить, простите»? Нет. Вовсе нет.
— Тогда что мне надо делать?
— Твоё место в том доме — 221б. Никогда я уже не забуду этот номер. Люди говорят, несчастливо число 13; но предупреждал ли меня кто о 221б? Нет, вовсе нет. Так что иди туда. Поддерживай связь с этими «Иррегулярными» и сообщай мне, что происходит, а я надеюсь, что ничего не произойдёт. Иди.
Когда Морин выходила из кабинета, Ф. Х. Вейнберг, склонившись над своим словом, жалобно вызывал в переговорный аппарат Фейнстейна. Только по дороге на холм она вспомнила, что мистер Вейнберг за весь разговор не выразил ни единого изумления. Ничто не могло ярче продемонстрировать охватившее его беспокойство.
Да и сама Морин, добравшись до 221б, беспокоилась. О прошлой ночи она знала лишь то, что лейтенанта Джексона внезапно вызвали по телефону, что он увёз с собой в тот дом Дрю и Федерхута, а их с Джудит бесцеремонно отослал по домам в такси. Ещё одно убийство было лишь наименьшим из её страхов. Утренняя газета сообщила, что то было лишь покушение на убийство, с неплохими для жертвы шансами оправиться; но этот менее значимый факт, слегка разочаровывая, тоже не успокаивал.
Дверь открыла миссис Хадсон. В некотором смысле Морин испытала облегчение; она боялась, что на звонок ответит толпа в форме, которую ей трудно было бы уговорить впустить её. Но в остальном миссис Хадсон облегчения принести не могла. За эти два дня она сильно переменилась. Это больше не была хладнокровная деловитая экономка, уверенная в поддержке своего бакалаврского диплома. Теперь это была просто встревоженная женщина с всклокоченными волосами и багровыми пятнами вокруг глаз.
— О, это вы, мисс ОʼБрин, — выпалила экономка. — Я рада. Почему-то вы мне кажетесь здесь единственным здравомыслящим человеком, не считая того милого молодого лейтенанта и мистера Эванса, наверное. Зайдёте?
Она провела Морин в гостиную. День выдался жаркий; но шторы в этой комнате ещё не поднимали. Там было прохладно, в целом довольно сыро и пустынно. Бокалы и пепельницу с прошлого вечера были убраны (эффективность миссис Хадсон не улетучилась ещё окончательно), но комната всё равно выглядела похмельной. Она походила на место, где вчера произошло немало событий, а с тех пор не происходило ничего вовсе.
— Где все? — спросила Морин.
— В основном вышли, — признала миссис Хадсон, — но, надеюсь, вы всё-таки останетесь. Австрийский джентльмен уехал по делам в Пасадену; доктор Боттомли спустился с ним до бульвара и, кажется, говорил, что поедет в ту лечебницу. Мистер Ридгли, конечно, наверху в постели; решили, что ему тут будет лучше, чем в больнице. А мистер Эванс где-то неподалёку. Он говорил со мной в кухне несколько минут назад.
— А мистер Фернесс?
— Ушёл. Боюсь, не знаю, куда.
— Ой, — Морин надеялась, что голос не слишком заметно выдавал её разочарование. — Скажите — как мистер Ридгли? Я была так рада прочесть, что он, говорят, оправится. Но это серьёзно?
— Боюсь, что так, мисс ОʼБрин. Видите ли… — она прервалась, заслышав шаги на лестнице. — Это лейтенант Финч. Он всё вам расскажет.
— Надеюсь, — с сомнением проговорила Морин.
— А мне надо обратно на кухню. Ланч через полчаса. Вы, конечно, останетесь?
— Спасибо. Хотела бы.
— Спасибо вам, мисс ОʼБрин. Так помогает чувство, что в этом доме есть ещё одна женщина.
— И много от меня толку, — прибавила тихонько Морин.
Она услышала, как шаги с лестницы переместились в холл. Но они не свернули в гостиную. Вместо этого они, по-видимому, направились прямо к выходу из дома. Морин поспешила в холл
— Лейтенант! — позвала она. — Могу я с вами поговорить?
Маленький человечек, уже взявшийся за дверную ручку, обернулся.
— Ой! — воскликнула Морин. — Это вы.
— Жаль разочаровывать вас, мисс ОʼБрин, — вежливо ответил Джонадаб Эванс. — Я глубоко сожалею, что я — не ваш красивый молодой лейтенант.
— Мне не нужны никакие красивые молодые лейтенанты, — растерянно объяснила она. — Я хотела…
Дверь распахнулась вовнутрь, выбив ручку из рук мистера Эванса и едва не лишив его равновесия. В дверном проёме стоял лейтенант Финч.
— Кто-то звал меня? — спросил он. — О, привет, мисс ОʼБрин.
— Это я, — призналась Морин. — Я не знала, что вы снаружи.
— Спустился по задней лестнице осмотреться. Но почему вы решили…
— Я услышала шаги вниз по лестнице, поэтому… — Финч злобно покосился на маленького писателя, счастливый, что это один из немногих людей, над кем он мог относительно возвышаться. — Так вы были наверху, — проговорил он. — Зачем?
— Зачем? — поколебался мистер Эванс. — А что? Я хотел взглянуть, как там Ридгли. В конце концов, несмотря на нашу ссору вечером, это человек, которого я люблю и во многом уважаю. Я хотел посмотреть…
— Если вы вытянули из него столько же, сколько я, — буркнул Финч, — то зря карабкались наверх. И я не люблю, когда люди крадутся посмотреть на раненых.
— Но вряд ли это можно назвать «крался», лейтенант. Там были ваш санитар и сержант Хинкль.
— Слушай, типус. Чем больше ты пытаешься отболтаться, тем больше я убеждаюсь, что повод отболтаться налицо.
— Очень хорошо, — лицо мистера Эванса приняло сухое выражение. — Если вы простите меня, то, думаю, я немного побеседую с миссис Хадсон.
— Она возится с ланчем, — предупредила его Морин.
— Я мог бы даже помочь, — сказал он. — Рекс Стаут — не единственный писатель, умеющий готовить. — Это горделивое заявление, по-видимому, вернуло ему уверенность в себе; он ушёл с чем-то настолько близким к чванству, на что только способен человек его роста.
— У меня есть минут десять свободного времени, мисс ОʼБрин, — объявил Финч. — Если мы пройдём в гостиную…
Гостиная не радовала Морин. Тут она видела фантастический пьяный выход Стивена Уорра и слышала, как он осыпает её грязными оскорблениями. Тут она приходила в себя тем ужасным вечером — это было всего-то тридцать шесть часов назад? Тут, вчера вечером, она видела тех пятерых как будто цивилизованных людей швыряющими друг в друга дикие обвинения. Что ещё, думалось ей, может случиться в этой комнате, ныне столь спокойной и мирной?