Ридгли скривил рот в подобие ухмылки.
— Вот ваше дело, лейтенант, — проговорил он. — Ищите человека с идеальным алиби. Может кто-нибудь протянуть мне вон ту бутылку?
— Доктор говорит: нет, — объявил с подчёркнутой строгостью лейтенант Финч.
— И мне делать ослепительные выводы на трезвую голову? — поморщился Ридгли.
— Если вы не против, мистер Ридгли, — сухо промолвил мистер Эванс, — мы продолжим дискуссию. Наш убийца, как все вы согласитесь, должен соответствовать двум условиям. Он должен быть наделён достаточно изобретательным умом, чтобы разгадать мистификацию Стивена Уорра, и должен был находиться на Мейн-стрит в установленный временной промежуток.
— Я также добавил бы, — предложил доктор Боттомли, — что у него был мотив убить мистера Уорра. Хотя исходя из того, что мы знаем о характере этой личности — или отсутствии такового, мотив столь прост, что его можно найти почти у каждого. Мрмфк. Особенно если мы рассматриваем местоимение мужского рода, используемое мистером Эвансом, лишь как условность.
— Это и подразумевалось, доктор Боттомли. Но прежде чем мы продолжим, я хотел бы рассмотреть ещё один вопрос установления личности. Уверен, каждый из нас с зачарованным ужасом вспоминает то странное приключение, в которое был вовлечён вчера. Не может быть никаких сомнений, что за всеми этими приключениями стоял Стивен Уорр. Целью их было запутать нас холмсианской игрой, тщательно ставя под сомнение репутацию каждого из нас, с вероятным дальнейшим намерением посеять между нами взаимное недоверие и подозрительность. Но, конечно, сам Уорр не был актёром в этих жутких маленьких фарсах. Даже он не мог быть столь невероятно самоуверен, чтобы решить, будто ни один из нас не узнает его. Чем больше я думаю об этих приключениях, тем больше убеждён: все пять главных персонажей, если позволено мне будет выразиться по-театральному, этих эпизодов — ужасный шпион Гроссман, усталый капитан Фэрдел Эгер, нелепый полковник Уорбертон, злодейский доктор Ройял Фарнкрофт и мой собственный русский священник — одно лицо, и что лицом этим был самый изменчивый имитатор Голливуда, помогавший, как нам известно, Уорру в предыдущих розыгрышах — другими словами, Вернон Крюз, при содействии, конечно, небольшой труппы актёров на такие второстепенные роли, как Анна Треповна, Ларри Гарган и немецкие шахматисты. Кажется ли вам это правдоподобным, мисс ОʼБрин?
— Я бы не удивилась. Крюз что угодно может проделать, а такие постановки ему по душе.
— Хорошо Я просто хотел прояснить этот момент, поскольку надеюсь сослаться на него позже. Теперь, когда мы поняли, что всё, случившееся в этом фантастическом деле до одиннадцати часов сегодняшнего утра, было частью причудливого плана, придуманного Стивеном Уорром и исполненного Верноном Крюзом с помощниками, картина становится яснее. Бесчисленные путаницы можно вычеркнуть из протокола как не относящиеся к делу — хотя, признаюсь, я всё же хотел бы знать, откуда Уорр узнал о моём молодом соавторе Ларри Гаргане. Думаю, однако, мы можем предположить, что его вдохновлял злой умысел, а связи в сыскном мире позволили ему некоторое время собирать любые уничижительные сведения о членах нашей организации, так что сведения эти он успешно использовал в разработке некоторых из наших приключений. Хотелось бы мне видеть, — задумчиво добавил мистер Эванс, — его досье на Алекса Вулкотта. А теперь, отложив все эти размышления в сторону, самое время исполнить просьбу лейтенанта. Профессор Фернесс, у вас такой вид, словно вы боретесь с вдохновением. Не посвятите нас в его природу?
Дрю Фернесс хмыкнул и осторожно потянул за воротничок рубашки.
— Я просто думал… То есть… Но это неважно.
— Говорите, Фернесс, — ободрительно сказал Финч. — Опробуйте на нас.
— Я… В самом деле, я лучше подожду.
— Давай, Дрю, — улыбнулась Морин. — Покажи призраку Уорра, что ты не такой идиот, каким он тебя считал.
— Хорошо. Но помните, это вы меня просили. Господин председатель, мисс ОʼБрин, джентльмены!
Он замолчал. Голоса по всей комнате подбодрили его. Он ещё сильнее отдёрнул воротничок, изогнув его так, что результат оскорбил привычные к «До упада!» глаза Ридгли, и начал.
— Думаю, — сказал он, — что мы пренебрегаем вопросом подозреваемого. На мой взгляд, доктор Боттомли прав, настаивая на мотиве. Очень удобно говорить, что Уорр был из тех людей, кого любой хочет убить, но куда более убедительно, если можешь показать настоящий чёткий мотив, а не просто говорить: «О, Уорр был такой ужасный тип». И вот что я думаю — понимаете, я не пытаюсь предложить решение или что-то вроде него…но мне кажется… о, я знаю, что должен всё это драматично подготовить и удивить вас, но я просто пытаюсь сказать, что… ну, может, это Ф. Х. Вейнберг.
— Мистер Фернесс! — Морин была потрясена.
— Так вот что вы думаете, профессор? — Финч, по-видимому, чрезвычайно заинтересовался. — Да, это идея, весьма. В высшей степени идея. Собственно говоря, если бы вы смогли опровергнуть показания его секретарши, его начальника-продюсера и привратника в «Метрополисе», подтверждающие, что он не покидал сегодня студию между десятью и пятью, это была бы блестящая идея.
Фернесс выглядел слишком подавленным, чтобы ответить. Председатель поспешно откашлялся и продолжил:
— Доктор Боттомли, есть у вас что сообщить?
Боттомли встал — коренастый, энергичный и величественный.
— Клянусь лордом Гарри, сэр, — воскликнул он, — есть. И никаких неуклюжих догадок, как у Фернесса. Ваша тётушка, молодой человек, может быть, и ходит по грани безумия, но в одном её мизинце больше мужества, чем…
— Заткнитесь! — сказала Морин. — Хотела бы я знать, что бы вы делали, если бы вместо безумной старушки, запершей вас в шкафу, оказались в логове тех, кого считали в тот момент нацистскими шпионами.
— Не сомневаюсь, — едко ответил доктор Боттомли, — что я сделал бы то же, что, по его утверждениям, сделал мистер Фернесс.
Слово «утверждениям» было лишь самую малость подчёркнуто.
— Но довольно этих глупых пререканий. Если одной из целей Уорра было посеять среди нас раздор, могу лишь сказать, что в этой части плана он чертовски преуспел. Собственно говоря, мы настолько поглощены тем, что мистер Эванс именует взаимным недоверием, что склонны слишком доверять другим, не входящим в нашу маленькую группу. В высшей степени ненавистной чертой Стивена Уорра, как мне теперь точно известно, был его неизлечимый сатириазис.[121] Ни у кого не могло быть большего мотива убить его, чем у оскорблённой им женщины. Я с самого начала был морально уверен, даже в дни нашей невинности, пока мы были ещё обмануты розыгрышем, что причиной смерти Уорра была — прямо или косвенно — женщина. Теперь, джентльмены, давайте на мгновение забудем наше взаимное недоверие. Давайте искать женщину; и пусть я сгнию на месте, если произнесу эту банальную фразу на своём дурном французском. Давайте искать женщину, которая была с нами в ходе этого дела, женщину, которая достаточно проницательна и умна, чтобы разгадать загадку пластинок мистера Уорра, женщину, храбрую достаточно, чтобы выследить человека, оскорбившего её, и хладнокровно ему отомстить. Есть ли такая женщина?
Он замолк. Морин пристально смотрела на свои руки, сложенные на коленях. Она была уверена, что все взгляды в комнате устремлены на неё. Ей хотелось вскочить с криком: «Но я была с мистером Эвансом!» Риторическая пауза, казалось, растянулась на несколько минут.
— Ад и смерть, господа, она есть! Она была с нами всё это время, и ни разу мы не думали о ней иначе, как о верной и преданной экономке миссис Хадсон! Её присутствие духа, — продвигался он вперёд, безрассудно преодолевая удивлённый ропот, — было более чем продемонстрировано при встрече с мнимым Риколетти на чердаке. Очевидно, она куда более привлекательная женщина, чем позволяет себе казаться; зачем же это нужно, если не с целью намеренно преуменьшить свою красоту и ужасные последствия, когда-то ей вызванные? Бедная женщина была одной из жертв Уорра, она нашла эту должность (под вымышленным именем, бывшим главным условием для работы), чтобы вновь противостать ему, и, когда она увидела заговор, творимый им, то поняла, что момент её мести настал.
— Я отказываюсь верить, — почтительно промолвил Джонадаб Эванс, — что такая кухарка может быть виновна хоть в малейшем проступке.
— По крайней мере, признайте, — вставил с дивана Ридгли, — что это в лучших традициях Дойла. Месть, уходящая в прошлое, маскировка, честь женщины…
— Что думают остальные? — погладил бороду Руфус Боттомли.
— Думаю, — сказал лейтенант Джексон, — что всё это зашло слишком далеко. Доктор Боттомли, у вас работала когда-нибудь девушка по имени Энн Ларсон?
— Я… то есть… — удивлённо повернулся к нему доктор Боттомли.
— Пожалуйста, доктор. Я проверил в нью-йоркской полиции. Не делайте вид, что не знаете. Итак?
— Да.
— И эту Энн Ларсен однажды нашли в вашем кабинете лежащей без сознания после исключительно жестокого нападения?
— Да.
— И эта Энн Ларсен так и не пришла в себя до конца, так что вам пришлось отправить её в лечебницу вашего друга, доктора Уизерса?
— Да, но…
— И Стивен Уорр в то время был вашим пациентом?
— Он консультировался у меня о…
— И он случайно или намеренно мог зайти в ваш кабинет, пока вас не было? И разве вы не поняли из рассказа мистера Ридгли о медсестре, у которой случился рецидив от одного имени Уорра, что он, очевидно, и напал тогда на Энн Ларсен?
Лишь эспаньолка осталась от прежнего доктора Руфуса Боттомли. Позади неё было исказившееся старческое лицо над обвисшим телом.
— Я не понимаю, лейтенант… — без всякой надежды произнёс он.
— Вот где твоё дело, Герман, — повернулся Джексон к лейтенанту Финчу.
Старший лейтенант выказал нерешительность.
— Ты неплохо поработал, раскопав всё это добро, Энди. Но вспомни о его алиби.
— А кто даёт ему это алиби? Доктор Уизерс, видевший рецидив у Энн Ларсен, при звуках имени Уорра из почти излеченной пациентки превратившейся в беспомощную развалину. И после этого, думаешь, он выдаст убийцу Уорра?