— Я ничего не могу сказать, джентльмены, — Боттомли уже сидел. Голос его был теперь тонким и старым. — Верно, я захотел убить Уорра с того самого момента, как узнал, что это он напал на Энн. Эта девушка была мне как дочь, и человек, разрушивший её жизнь, заслуживал наказания большего, чем любое, какое я мог на него навлечь. Моя единственная защита в том, что я думал, будто Уорр уже мёртв. Если бы я постиг его розыгрыш, можете быть уверены, я превратил бы этот розыгрыш в правду. Я этого не сделал. Можете верить или нет, как хотите. Теперь, когда Уорр и Крюз при участии Ридгли вновь довели Энн до безумия, мне всё равно.
— Так теперь и я злодей, Боттомли? — рассмеялся Ридгли. — Отлично; но, думаю, вы чуть лишку строги к Уорру. Если желание изнасиловать эту блондинку — признак злодейства, то я член клуба. Не даст мне кто-нибудь выпить?
— Нет, — сказал лейтенант Финч.
— Ну, Герман? — спросил Джексон. — Мне чертовски жаль беднягу, но…
— Но вы хотите очистить своё доброе имя детектива, — вежливо проговорил Ридгли.
— Слушай, ты, сквернословящая крыса! Только потому, что ты лежишь на диване с…
— Энди, Энди, — заговорил Финч так, как в старые добрые времена говорил с пьяницами — успокаивающе, но сурово. — Придержи лошадей. Давай послушаем, что скажут остальные. Продолжайте, Эванс.
— Должен признаться, — продолжал председатель, — что я несколько потрясён и немало удивлён этими обвинениями. Герр Федерхут, есть ли и у вас что-нибудь поразительное?
Австриец покачал седой головой.
— Как вам известно, на родине я был юристом. На мой взгляд, только в книгах дилетант должен раскрыть преступление. В реальности я доверяю полиции. Перед ними стоит эта задача; я лишь бедный эмигрант, который сидит и слушает.
— Мило с вашей стороны, герр Федерхут.
Странный напор, звучавший в словах мистера Эванса, всем казался бессмысленным. В последовавшей за ними паузе от двери внезапно раздался хрип.
— Вы что-то сказали, сержант?
На мгновение все обернулись. Они совсем забыли о своём Ватсоне. Под огнём стольких взглядов сержант смутился.
— Я ничего не говорил, — пробормотал он. — Просто проглотил кусок леденца. Простите, я во что-то вляпался.
— Всё в порядке, мой дорогой Ватсон.
— Ну да, — нахмурился сержант. — Пока я всё не испортил. Что он сказал?
— Кто сказал?
— Он сказал, что он всего лишь бедный кто-то там.
— Герр Федерхут сказал, что он эмигрант — человек, покинувший родину. Это французское слово.
— Но я думал, что он немец, — сержант Ватсон, похоже, счёл это обстоятельство подозрительным.
Федерхут улыбнулся.
— В Третьем Рейхе бедные писатели принуждены использовать bloss echt deutsche Wörter — только истинно немецкие слова. Но мы, эмигранты, Gott sei Dank,[122] мы можем говорить, как пожелаем. Это, как видите, элементарно, мой дорогой Ватсон.
Сержант нахмурился ещё сильнее.
— Похоже, ребята, вам очень весело, — мрачно заметил он.
— Мистер Ридгли? — спросил председатель.
— Итак, Джон ОʼДаб приберегает свой большой выход Дерринга Дрю для грандиозного финала? Пусть остальные скажут свои мелочи, а затем — бум! — вспыхивает пламя славы. Общий восторг! Ладно, побуду марионеткой, если мне дадут выпить.
— Нет, — терпеливо проговорил Финч.
Ридгли пожал плечами.
— Меня во всём этом заботит только одно. Вы все так беспокоитесь о Стивене Уорре. Ни в одном из ваших решений пока нет ни слова о том, кто стрелял в меня. Я не хочу показаться заносчивым — Ридгли никогда не зазнаются, даже если это Ридгли III, — но я действительно полагаю, что моё дело нужно рассмотреть, даже если я не умер. Покушение на убийство тоже преступление, не так ли, лейтенант? А теперь могу я выпить?
— Да, — ответил Финч, — на ваш первый вопрос. Ответ на второй — всё ещё нет.
— Очень хорошо, — сказал Харрисон Ридгли III. — Тогда я не скажу вам, кто меня застрелил.
Глава 23
— Какого чёрта! — восклицание лейтенанта Финча было самым громким из множества подобных ему, прокатившихся по всей комнате. — Так вы знали и скрывали от нас? Очнитесь, Ридгли.
— За одну маленькую рюмочку. Не очень маленькую.
— Вы расскажете нам без всяких условий, иначе понесёте ответственность как сообщник, — сказал Финч с изящным пренебрежением к более точным нюансам закона.
— Дай ему выпить, Герман, — настаивал Джексон. — Это не убьёт его.
— Хорошо, — хмыкнул Финч. — Мисс ОʼБрин, налейте ему, пожалуйста. Итак, Ридгли, кого вы узнали?
Ридгли допил рюмку и задумчиво посмотрел на бутылку.
— Никого, лейтенант, — улыбнулся он.
— Но вы сказали…
— Я сказал, что сообщу вам, кто стрелял в меня. Я так и сделаю; но реконструкцией, а не опознанием. Слушайте, дети мои: вчера вечером, когда в меня стреляли, в доме было лишь пятеро, помимо меня, человек: миссис Хадсон, Эванс, Боттомли, сержант Ватсон и лейтенант Финч. Мы можем вычеркнуть вас, лейтенант, а вместе с вами и нашего дорогого, пусть и несколько элементарного, Ватсона; и, несмотря на поразительные выводы доктора Боттомли, я отказываюсь всерьёз рассматривать миссис Хадсон персонажем этой драмы. Хотя у меня мог быть какой-то мотив напасть на Эванса за его абсурдное обвинение в сестроубийстве (в то время я полагал это его собственным изобретением; теперь я понимаю, что это была часть маленькой игры Уорра), у него не было ни малейшей причины пытаться убить меня. И остаётся… ну, джентльмены, все хором! Кто остаётся? Именно — доктор Руфус Боттомли.
— Очень изящно, — скептически заметил Финч. — Не считая того, что и у него не было ни малейшей причины.
— Нет? Вы видели, как фанатично он воспринимает трагедию Энн Ларсен. В моём уорбертоновском приключении я близко подобрался к истину об этой трагедии, хуже того, я высмеял её и превознёс собственные, используя термин доктора, сатирианские мысли об этой прекрасной девице. Я был виновен в святотатстве по отношению к его возлюбленной.
На мгновение доктор Боттомли вспыхнул прежним духом.
— Ад и смерть! — возопил он. — Перестанете ли вы меня мучить?
— Я усвоил урок, — промолвил Ридгли. — Я никогда не мучаю змей, которые жалят в ответ.
И он положил руку на свою рану.
— Тогда вы солидарны с Джексоном, — рассудительно проговорил Финч. — Это всё Боттомли?
— О нет. Не всё. Я видел доктора Уизерса. Уверен, он никогда бы не поставил под угрозу своё профессиональное положение, обеспечив убийцу, даже действующего из самых благородных побуждений, алиби. Наш достопочтенный учёный медик всего лишь потенциальный убийца, да ещё и растяпа.
— Тогда кто?..
— Это так просто. Чьи передвижения остались вовсе без внимания? Кто показал умение и способность выследить Уорра? Кто затаил на него глубоко укоренённую обиду за то, что его выставили в смешном свете, чья профессиональная карьера оказалась под угрозой из-за шутки Уорра? На кого указывала половина пляшущих человечков?
— Оʼкей, — ни с того ни с сего сказал сержант Ватсон. — И кто это?
— Проще говоря, мой дорогой Ватсон, кто нашёл Уорра?
Джексон внезапно встал и величественным памятником гневу навис над диваном. Затем гнев постепенно исчез с его лица, сменившись добродушной ухмылкой.
— Ладно, — медленно проговорил он. — Хороший выпад. Недурная работа, Ридгли, особенно насчёт пляшущих человечков. Ведь вторая половина гласила «Вспомни следствие», не так ли? Ну, я не скажу, что, найди я Уорра живым, проблем бы не возникло. Но это были бы кулаки — не пистолет.
— У вас есть что добавить, мистер Ридгли? — вопросил председательствующий.
— А этого недостаточно? Смотрите, как держатся наши казаки; ни слова из уст почтенного лейтенанта Финча. Джексон — их человек, следственно, он должен быть невиновен.
— Что вы от меня хотите? — потребовал Финч. — Если я стану производить арест всякий раз, как кого-то из вас, ребята, осенит светлая мысль, мне придётся нанять автобус для препровождения такой толпы в участок. Я жду своего часа. Продолжайте, мистер Эванс.
— Хм, — председатель помолчал. — Теперь я хотел бы представить свой взгляд на то, что могло произойти сегодня утром в отеле «Элитный» И, подобно некоторым из выступавших до меня, я чувствую, что ваша основная ошибка заключается в том, что вы упустили из виду логичного кандидата. Джентльмены, я сказал, и вы со мной согласились, что наш подозреваемый должен быть достаточно умён, чтобы понять план Стивена Уорра. Но насколько всё становится проще, если мы рассмотрим человека, знавшего этот план, — человека, облечённого доверием Уорра, имевшего возможность приблизиться к нему даже в его убежище, способного поддерживать с ним связь при помощи кода и знать, где тот в любой момент времени находится. Мотив, признаю, остаётся лишь предположительным; но любые деловые отношения с Уорром, как, убеждён, заверил бы нас Ф. Х. Вейнберг, сами по себе столь же обоснованно допускают наличие мотива, как и версия доктора Боттомли о насилии. При столь неопровержимых доказательствах возможности и даже с учётом неясного мотива, я вношу на ваше рассмотрение Вернона Крюза.
— Вернон Крюз? — Финч не выглядел довольным. — Но он даже не рассматривался.
— Точно, лейтенант. Поэтому он и в безопасности. А каково ваше мнение об этом — полагаю, вы назвали бы его «звездой» — этом нашем ведущим кандидате, мисс ОʼБрин?
— Я… я правда не знаю. Вы так сходу это всё выплеснули. Я думаю и всегда думала, что Вернон Крюз — самая что ни на есть низшая форма жизни, но убийца…
— А вы, герр доктор Отто Федерхут, что вы думаете об этом?
— Я в растерянности, Herr Эванс. Что я могу знать об этом самозванце, об этом — ах, об этом проходимце?
— Думаю, вы многое должны знать, герр Федерхут. Поскольку, видите ли, вы и есть Вернон Крюз!
Если доселе в комнате царил испуг, теперь он обратился в хаос. Над гулом, достойным дня крушения Вавилонской башни, возвышался гулкий голос седогривого австрийца, страстно ругавшегося на никому непонятном диалекте.