Я проигнорировал этот вопрос.
– Могу я увидеть там лейтенанта Финча? – спросил я.
– Финч... Что это за Финч, Джо? – повернулся он к своему спутнику.
– Штаб-квартира, следственный отдел, – сказал Джо.
– И зачем тебе Финч? – потребовал второй полицейский.
– Не знаю, – ответил я. – Но, думаю, возможно, я ему нужен. Если бы вы связались с ним по рации...
– Она только в одну сторону работает. – Он с минуту подумал. – Слушай, Джо, – сказал он. – Заверни к ближайшей телефонной будке. Посоветуюсь с Финчем, что-то в этом есть забавное. Как тебя зовут, приятель?
У ближайшей телефонной будки он вылез. Дожидаясь его, я неосторожно обернулся. На полу машины лежал мой алюминиевый костыль.
Завершая это повествование, остаётся лишь дать некоторые объяснения. Лейтенант Финч сообщил патрульному, что некто Дрю Фернесс действительно необходим до дальнейших распоряжений по адресу Ромуальдо-драйв, 221б, куда меня и доставила патрульная машина. Костыль они подобрали следующим образом.
Участковый полицейский на обходе заметил мужчин, выходящих из дома, который, как он знал, заброшен. К счастью, мимо как раз проезжала патрульная машина; он оставил её, и они бросились в погоню. Но у добычи оказалась небольшая фора, достаточная, чтобы быстро скрыться из виду. Полиция вернулась осмотреть дом, где они не нашли ничего, кроме некоторой дешёвой мебели и этого костыля, который и везли в управление, чтобы разобраться, что интересного из него можно извлечь. Джо, слегка удивлённый моим вопросом, добавил, что дом, где они нашли костыль, недалеко от железной дороги.
Вероятно, вы теперь спросите меня, какие выводы я делаю из этого странного приключение и какое отношение имеет оно к делу Уорра. На данный момент, я предпочитаю остановиться на фактах и оставить теории до тех пор, пока не услышу детали столь же, как мне представляется, любопытных приключений, случившихся с другими членами общества. Скажу я лишь вот что: очевидно, кто-то в том доме занимается гнусным шпионажем, и что это благословение для нашей нации, что я случайно занял его место сегодня утром.
У меня есть лишь один ключ к личности того человека – реплика молодого человека "Вперёд, в авто". Это крайне неожиданное замечание для того, чтобы побудить кого-то сесть в такси. Можно сказать "В такси", "В машину" или просто "Вперёд", но едва ли "Вперёд, в авто".
Однако было бы вполне естественно сказать "Вперёд", если дальше следует обращение. И чем больше я размышляю над этой проблемой, тем больше убеждён, что молодой человек, зная товарища по заговору по имени, но не по внешнему виду, на самом деле сказал: "Вперёд, Отто".
Тишина встретила завершение необычайного повествования Дрю Фернесса – тишина, нарушенная громким взрывом смеха Отто Федерхута. Копна седых волос австрийского юриста трепетала от ритмичного веселья, сотрясавшего всё его тело.
– Это уже слишком! – выдохнул он. – По-всякому меня называли. Еврейской собакой меня называли, когда я выносил по всей справедливости решение против какого-нибудь могущественного гауляйтера. Атеистом меня называли, и красной поганкой называли, и московской шлюхой. Ко всем этим именам я привык; их истеричная неточность меня уже не забавляет. Но что теперь меня назовут нацистским агентом – Herr Professor, вы великолепны!
– Обвинение выглядит, по меньшей мере, странным, – улыбнулся доктор Боттомли. – Возможно, Фернесс, нам лучше отложить конкретные обвинения до тех пор, пока мы не выслушаем все рассказы о своих приключениях.
Дрю Фернесс выглядел сильно удручённым подобной реакцией.
– Так вот зачем, – вставила Морин, чтобы умерить его смущение, – вы звонили сегодня мне на студию.
Но это упоминание смутило его лишь сильнее.
– А... да, – нерешительно признал он. – Естественно, я... то есть, конечно, я хотел проверить свой опыт со всех сторон, и, так сказать, всё, естествено, указывало, что мне надо попытаться выяснять, где вы... Другими словами, поскольку я больше не знаю ирландок...
– Короче говоря, – вмешался доктор Боттомли, – вы, Фернесс, чертовски беспокоились о девушке и хотели узнать, всё ли с ней в порядке.
– Стоит ли выносить эти нежные признания на свет, доктор? – протянул Харрисон Ридгли. – Пусть профессор, если хочет, скрывает свою тайную страсть; не заставляйте беднягу обнажать душу.
– Стоит отметить, – назидательно начал Джонадаб Эванс, – определённый любопытный параллелизм приключения, о котором мы только что услышали. – Дрю Фернесс благодарно взглянул на него; этот суховатый эрудированный голос нёс долгожданное облегчение от неудобных рассуждений Боттомли и Ридгли. – Холмсианство испытанного опыта заходит глубже просто алюминиевого костыля, паролей и фамилии Олтемонт. Соедините украденную тайну субмарины и избавление от тела, помещённого на крыше вагона, и что вы получаете?
– Бог мой! – вскричал Фернесс. – Я об этом в таком ключе не думал. Конечно! Когда вы рядом, то трудно анализировать так ясно; но параллель налицо.
– К чему? – практично спросил сержант Ватсон.
– К "Чертежам Брюса-Партингтона", – возбуждённо пояснил Фернесс. – Те же самые детали – конечно, разные по применению, но по сути своей...
– Опять Холмс? – терпеливо спросил Ватсон.
– Да.
– О, – сказал сержант и умолк.
– А теперь, лейтенант... – начал доктор Боттомли, но тут же оборвал себя. – Где, чёрт возьми, лейтенант?
Все уставились на пустой стул позади Морин.
– Не знаю, – неуверенно выговорила она. – Он выскользнул как раз, когда Дрю заканчивал рассказ. Я...
– Я здесь, – сказал из дверей Джексон. – Не беспокойтесь – с моим исчезновением никакой мелодрамы. Я просто хотел позвонить – не то чтобы я не доверял вам, Фернесс; но от проверки вреда не будет.
– И вы установили?..– спросил Боттомли.
– Патрульная машина подобрала Фернесса именно так, как он говорит, а история мужчин, сбежавших из пустого дома, и брошенного там костыля, зафиксирована в отчёте.
– Просто подтверждающая деталь, – пробормотал доктор Боттомли, – хотя едва ли в том смысле, в каком Пу-Ба использовал эту фразу[71]. А теперь, джентльмены, с вашего позволения слово имеет председательствующий. Полагаю, что, исходя из строго хронологического порядка, мой рассказ идёт следующим. Мрмфк. – Он осторожно разгладил эспаньолку, оправил пиджак и разжёг сигару-торпедку.
Глава 12Приключение с усталым капитаном,повествование Руфуса Боттомли, д-ра мед.
Будь я проклят, если стану мешать сам себе кипой бумаг. Если я вообще учёный, то я говорящий учёный – из тех, что проводят вечера с товарищами, вооружившись сигарой и пивной кружкой, и живым словом решают литературные, политические и медицинские проблемы мира. Знаю, я прославился как литератор, издав "О. В. П.", – но чёрт меня подери, если я знаю, как я пришёл к тому, что написал эту переоценённую гору жидкой кашицы, вполне здоровой, как медицинское питание, но тщательно переваренной и отрыгнутой для любознательных посторонних. Ещё меньше я понимаю размер моих гонораров.
Это не притворное смирение. Я горжусь собой не меньше, чем мой сменщик на этой трибуне. Я люблю хвастаться своим знанием Холмса, своим знакомством с лирикой времён Реставрации (не говоря уже о другой лирике, не столь традиционной) и, прежде всего, завитком своей эспаньолки и её насыщенно-коричневым окрасом. Я никогда не забуду пинок, который отвесил рекламному агенту, желавшему получить мой отзыв о краске для волос "Коричневая звезда", ибо каждый волосок этой чудесной резвой кущи, леди и джентльмены, естественен в своей красоте.
Выражение ваших лиц напоминает мне, что человек, заранее печатающий свой рассказ, будет, скорее всего, придерживаться, по крайней мере, своей темы. Принимаю ваш негласный упрёк и тщусь пресечь свои скитания. Но ад и смерть, друзья моя! Буква убивает; кроме того, это фантастическое дело уже превратилось в такой запутанный лабиринт обходных путей, что ничто уже нельзя назвать не имеющим отношения к делу вовсе. Меня ничуть не удивило бы, если бы именно тот факт, что моя чудесная борода имеет естественный окрас, и стал тем ключом, что отопрёт всю тайну этой галиматьи. Мрмфк! Но постараюсь быть прямолинеен.
Кажется, я встал в то утро вторым из нашей группы. Собственно говоря, спускаясь по лестнице, я видел, как Дрю Фернесс выходит в парадную дверь, и задался вопросом. Несомненно, сегодня я далеко не в последний раз задался вопросом о Дрю Фернессе.
Звучит зловеще, не так ли? Нагнетание тревоги, угрозы и всё такое. Но это чертовски хорошо послужит Фернессу после того, как он выставил нашего бедного седогривого Федерхута нацистским шпионом прямо-таки великанских пропорций.
Не буду подробно описывать свой завтрак, однако воспользуюсь случаем поздравить миссис Хадсон с её штрейзелем – куском одновременно столь нежным и столь сытным, что... мне недостаёт слов в моей импровизации; я не могу завершить это предложение ни эмоционально, ни грамматически. Но примите, моя дорогая миссис Хадсон, мою глубочайшую признательность. Я сильно подозреваю, что кулинарное мастерство хорошей матери взяло в вас верх над всеми диетическими принципами, преподаваемыми в школах.
Не думая ни о том, чтобы сбежать из-под бдительного надзора в этом доме, ни о том, чтобы отправиться навстречу приключениям, я, позавтракав, вышел из парадной двери. Поступил я так лишь потому, что первая за день сигара всегда вкуснее на свежем воздухе. Но не успел я затянуться хотя бы трижды, как началось приключение.
Начало его было довольно тихим – таким тихим, что душа куда чувствительнее моей едва ли почувствовала бы в утреннем воздухе аромат приключения. По Ромуальдо-драйв шёл мужчина – плотный, хорошо сложенный, примерно моих лет. Увидев меня, он свернул с тротуара и направился по дорожке к двери. Как я уже сказал, он выглядел хорошо сохранившимся, но в то же время прискорбно усталым. Крепкие руки его безвольно свисали по бокам, а ноги тяжело волочились по дорожке.