Фернесс посмотрел на указанное место. Увидел он вовсе не кровь.
– Ты мне не веришь? Да? Думаешь, я всё это выдумала?
Дрю Фернесс внимательно посмотрел ей в глаза.
– Я верю тебе, Морин, – сказал он.
Морин еле заметно улыбнулась.
– Ты милый, – мягко выговорила она.
Даже небольшой бокал белого вина может в должных обстоятельствах творить чудеса. Невозможно сказать, какой неблагоприятный эффект он вкупе с полуулыбкой мог оказать в тот момент на Дрю Фернесса, если бы посреди польки не раздалось вдруг громкое и энергичное немецкое ругательство.
– Это мистер Федерхут! – воскликнула Морин. – У него проблемы. Думаю, нам лучше…
Похоже, у него в самом деле были проблемы. С лицом, озарённым восторженным негодованием, белогривый беженец крепко прижал метрдотеля к полу, в то время как на него со всех сторон накинулись официанты.
– Raus! – издавал между тем метрдотель. – Verdammter Judenhund, du! So was darf nicht!..[106]
– Прошу вас, – на нерешительном немецком вмешался Фернесс. – Этот господин – мой друг; я уверен, что он…
– Друзья таких людей, – отрезал Herr Ober[107] на высокомерном английском, – нам не нужны. Он сделал оскорбление, которое нельзя терпеть. Он идёт, и вы с ним. – Он подозвал поближе официантов.
– Что происходит? – протиснулся мимо официантов лейтенант Джексон.
– И кто вы? – потребовал метрдотель.
Джексон молча показал свой значок.
Это сработало. С истинно немецким уважением к власти Herr Ober улыбнулся и попятился.
– Отдаю его под вашу опеку, сэр, – произнёс он. – Но предупреждаю вас: пусть он больше сюда не приходит.
– Что случилось? – потребовала Джудит, когда они усадили Федерхута за свой столик.
– Очень мило было с вашей стороны прийти мне на помощь. От всего сердца благодарю вас – всех вас.
– Но что случилось?
– Крайне неприятная вещь. Herr Ober – метрдотель – он приходит поприветствовать меня. Услышав его английский выговор, я отвечаю ему по-немецки. Он улыбается и говорит: "Ach, Sie sind deutsch?" – "Вы немец?" – "Also, Heil Hitler![108]" Я не хочу устраивать сцену; я только говорю в ответ: "Grüss’ Gott![109]" Но он не согласен. Он задаёт вопросы – почему я покинул Родину, ночему я отверг его приветствие, что я думаю о фюрере – и когда он продолжает, мы оба всё больше злимся. Я не знаю, что случится, если не приходите вы. Я не знал, что имею друзей поддержать меня.
– Хм, – проговорил Джексон. – Кажется, мои сомнения насчёт этого местечка развеяны, а? Как, надеюсь, и сомнения Фернесса относительно вас. Но пиво всё-таки превосходное. Давайте все выпьем ещё по одной и забудем наши проблемы. Присоединитесь, герр Федерхут?
Но в этот момент из громкоговорителя, обычно усиливавшего музыку, раздался жалобный голос:
– Звонят лейтенанту Джексону.
Джексон внезапно посерьёзнел.
– Боюсь, ещё по одной не будет. Лишь один человек знает, что я сегодня вечером здесь. Я, пожалуй, боялся, что он захочет позвонить мне.
– Рад, что ты сказал "он", – заметила Джудит. – Но кто это?
– Сержант Ватсон.
Лейтенант Финч стремглав нёсся по тёмной лестнице, держа пистолет наизготовку. Тяжеловесный сержант почти равнялся с ним в скорости.
Пока они бежали, в верхнем коридоре загорелся свет. Финч увидел двоих мужчин – Боттомли и Эванса – стоящими перед дверью одной из спален. Они просто стояли там. Ничего не говоря, даже когда увидели полицейских. Когда Финч подбежал к двери, маленький мистер Эванс внезапно, всё ещё молча, отвернулся и бросился в ванную.
Дверь была приоткрыта. Заглявнув в комнату, Финч на мгновение испытал жуткое чувство повторяющегося кошмарного сна. Это вновь была комната Уорра – кровавое "RACHE" на стене, лужа свежей крови на полу, чёрная повязка рядом с ней, даже (как он открыл позже) царапина на подоконнике.
Но на сей раз тело там было. Посреди комнаты фонтаном и источником этой крови лежал Харрисон Ридгли III.
Глава 18
– А завтра уже хлопушка первого дубля! – Ф. Х. Вейнберг с горестной тоской поднял глаза от своего заваленного стола. – Никогда не было такого сглаза на картине! Никогда, с тех пор, как я ушёл из мехового бизнеса! Что с нами творится, да быть этого не может!
– Как можно начать съёмки? – спросила Морин. – И хотела бы я обойтись без хлопушек, ибо, Господи, в последнее время хлопков было и так предостаточно. Уорр так и не закончил сценарий, а у "Иррегулярных" ещё не было времени его проверить.
– И ты это сообщаешь мне? – с достоинством ответствовал Ф. Х. Вейнберг. – Будто я не знаю, что мы не готовы? Но А. К. говорит, что мы должны придерживаться графика съёмок и снижать производственные издержки. Ещё может начаться война, и мы потеряем остатки зарубежного рынка. "Так как же нам удержать внутренний рынок", – говорю я ему, – "если мы делаем картины, не подготовившись?" Но он не говорит ничего – только "Съёмки начнутся завтра". Тот моложой человек из Англии, Джон Зед, займётся сценарием; он будет писать, а мы сходу снимать.
Раздался звонок переговорного аппарата.
– Одиннадцать тридцать, мистер Вейнберг, – пронзительно пропищала мисс Бленкеншип.
Мистер Вейнберг потянулся к графину.
– И с моей головной болью я пью соду! Виски мне надо пить и забыть обо всём!
Снова звонок.
– Опять репортёры, мистер Вейнберг.
Морин соскользнула с хромированного стола, испытывая лёгкое чувство вины за отсутствие упрёков, что она туда села.
– Пойду лучше к ним.
Мистер Вейнберг жестом велел ей остаться, выпил свою соду и откашлялся.
– Нет, Морин. Я отправлю к ним Фейнстейна. Возьмёт на себя твои обязанности здесь на пару дней. Неужели мне нужно, чтобы ты, умнейшая моя девочка, говорила: "Нам нечего сообщить, простите"? Нет. Вовсе нет.
– Тогда что мне надо делать?
– Твоё место в том доме – 221б. Никогда я уже не забуду этот номер. Люди говорят, несчастливо число 13; но предупреждал ли меня кто о 221б? Нет, вовсе нет. Так что иди туда. Поддерживай связь с этими "Иррегулярными" и сообщай мне, что происходит, а я надеюсь, что ничего не произойдёт. Иди.
Когда Морин выходила из кабинета, Ф. Х. Вейнберг, склонившись над своим словом, жалобно вызывал в переговорный аппарат Фейнстейна. Только по дороге на холм она вспомнила, что мистер Вейнберг за весь разговор не выразил ни единого изумления. Ничто не могло ярче продемонстрировать охватившее его беспокойство.
Да и сама Морин, добравшись до 221б, беспокоилась. О прошлой ночи она знала лишь то, что лейтенанта Джексона внезапно вызвали по телефону, что он увёз с собой в тот дом Дрю и Федерхута, а их с Джудит бесцеремонно отослал по домам в такси. Ещё одно убийство было лишь наименьшим из её страхов. Утренняя газета сообщила, что то было лишь покушение на убийство, с неплохими для жертвы шансами оправиться; но этот менее значимый факт, слегка разочаровывая, тоже не успокаивал.
Дверь открыла миссис Хадсон. В некотором смысле Морин испытала облегчение; она боялась, что на звонок ответит толпа в форме, которую ей трудно было бы уговорить впустить её. Но в остальном миссис Хадсон облегчения принести не могла. За эти два дня она сильно переменилась. Это больше не была хладнокровная деловитая экономка, уверенная в поддержке своего бакалаврского диплома. Теперь это была просто встревоженная женщина с всклокоченными волосами и багровыми пятнами вокруг глаз.
– О, это вы, мисс О'Брин, – выпалила экономка. – Я рада. Почему-то вы мне кажетесь здесь единственным здравомыслящим человеком, не считая того милого молодого лейтенанта и мистера Эванса, наверное. Зайдёте?
Она провела Морин в гостиную. День выдался жаркий; но шторы в этой комнате ещё не поднимали. Там было прохладно, в целом довольно сыро и пустынно. Бокалы и пепельницу с прошлого вечера были убраны (эффективность миссис Хадсон не улетучилась ещё окончательно), но комната всё равно выглядела похмельной. Она походила на место, где вчера произошло немало событий, а с тех пор не происходило ничего вовсе.
– Где все? – спросила Морин.
– В основном вышли, – признала миссис Хадсон, – но, надеюсь, вы всё-таки останетесь. Австрийский джентльмен уехал по делам в Пасадену; доктор Боттомли спустился с ним до бульвара и, кажется, говорил, что поедет в ту лечебницу. Мистер Ридгли, конечно, наверху в постели; решили, что ему тут будет лучше, чем в больнице. А мистер Эванс где-то неподалёку. Он говорил со мной в кухне несколько минут назад.
– А мистер Фернесс?
– Ушёл. Боюсь, не знаю, куда.
– Ой. – Морин надеялась, что голос не слишком заметно выдавал её разочарование. – Скажите – как мистер Ридгли? Я была так рада прочесть, что он, говорят, оправится. Но это серьёзно?
– Боюсь, что так, мисс О'Брин. Видите ли... – Она прервалась, заслышав шаги на лестнице. – Это лейтенант Финч. Он всё вам расскажет.
– Надеюсь, – с сомнением проговорила Морин.
– А мне надо обратно на кухню. Ланч через полчаса. Вы, конечно, останетесь?
– Спасибо. Хотела бы.
– Спасибо вам, мисс О'Брин. Так помогает чувство, что в этом доме есть ещё одна женщина.
– И много от меня толку, – прибавила тихонько Морин.
Она услышала, как шаги с лестницы переместились в холл. Но они не свернули в гостиную. Вместо этого они, по-видимому, направились прямо к выходу из дома. Морин поспешила в холл
– Лейтенант! – позвала она. – Могу я с вами поговорить?
Маленький человечек, уже взявшийся за дверную ручку, обернулся.
– Ой! – воскликнула Морин. – Это вы.
– Жаль разочаровывать вас, мисс О'Брин, – вежливо ответил Джонадаб Эванс. – Я глубоко сожалею, что я – не ваш красивый молодой лейтенант.
– Мне не нужны никакие красивые молодые лейтенанты, – растерянно объяснила она. – Я хотела...