он его использовал. Должно быть, он сразу чертовски перепугался, но затем понял, что его маленькая уловка с секретаршей дала ему, как он подумал, безупречное алиби, и он решил блефовать. Что до нелепости его решения, причина та же, что и у Федерхута по версии Эванса – он не хотел, чтобы оно выглядело слишком хорошим.
– Но как насчёт нашей бесценной улики, лейтенант? – возразил Харрисон Ридгли. – Как пляшущие человечки могут указывать на профессора Фернесса?
– Улика, мистер Ридгли, это любой необъяснённый факт, который обычно ни черта ни с чем не связан. У меня достаточно всего и без этой улики – да и без знания, как именно Уорр провернул свой розыгрыш. Сломанное алиби стоит сотни улик. Но если вам действително нужен хороший финал книжки про Шерлока Холмса, как насчёт такого: "Уорр не мог дотянуться до карандаша. Он не мог написать имени своего убийцы. И чтобы указать нам на него, он схватил (и порвал при этом) листок бумаги. Но что было на том листке бумаги? Что-то, что он нарисовал".
– Дорогой, – взмолилась Морин, – скажи что-нибудь. Объясни этому человеку...
– Что я могу сказать? Завтра он поймёт свою ошибку. Тем временем...
– Тем временем, – сказал лейтенант Финч, – вы идёте со мной. Разумеется, как ценный свидетель; остальное прибудет, когда мы всё проверим. Ватсон, наручники.
– И не забудьте шприц, мой дорогой Ватсон, – донеслось непочтительное фырканье с дивана Ридгли.
– Подождите! – с неожиданной силой промолвил Дрю Фернесс. – Мне ненадолго нужны мои руки. – Он повернулся к Морин и положил эти руки ей на плечи. – Завтра, дорогая моя, – мягко проговорил он, – когда всё уладится, я хочу тебе что-то сказать.
– Притворись, что ты уже сказал это, – тихо произнесла Морин, – и ещё притворись, что я сказала "да".
И они притворились.
– Хватит, – сказал Финч, хотя под его грубостью читалось сочувствие. – Нам пора.
В тишине щёлканье наручников заглушило донесшийся от Ватсона хруст нового мятного леденца. Финч повернулся со своим пленником к выходу. И тут последовал ещё один звук, резкий и решительный.
Тук! Тук!
– Кто там! – рявкнул Финч.
Дверь отворилась, и явилась с горой бутербродов на подносе миссис Хадсон.
– Кому чай, – спросила она, – кому кофе?
Глава 24
– Оставляю вас развлекаться, – объявил лейтенант Финч. – Нам пора идти. Пошли, сержант.
Но сержант Ватсон колебался.
– Лейтенант, – неуверенно проговорил он.
– Пошли, Ватсон. Я хочу сегодня немного поспать.
– Но разве вы не спали бы спокойнее, лейтенант, если бы были уверены, что взяли того человека?
– Бог мой, Ватсон, – с недоверием уставился Финч на подчинённого. – И вы сюда же? Тоже собираетесь выдвинуть дедуктивную гипотезу?
– Нет, сэр, лейтенант, – моргнул сержант. – Не хочу. Ничего такого. Я просто хочу сказать, кто это сделал.
– Лошадиные перья! – фыркнул Финч. – Если бы я не знал вас уже семнадцать лет, я бы подумал, что вы Вернон Крюз, а это какой-то новый розыгрыш. Пошли.
– Хорошо, – неохотно проговорил Ватсон. – Но когда миссис Хадсон пришла и постучала в дверь, а вы сказали "Кто там?", я внезапно понял, что знаю ответ.
– Пошли, – призвал Финч своим тоном улещивания пьяниц. – Поговорим об этом позже.
– Но, лейтенант, – запротестовал Ридгли. – Это нечестно по отношению к нам. Само собой, мы хотим услышать, какую теорию предложит сержант. Только подумайте: Дело Раскрыто Ватсоном. Заголовок заголовков, дорогой мой Финч; вы не можете лишить нас такого удовольствия.
Ватсон хмуро посмотрел на Ридгли. – Я не шучу, – сказал он.
– Давай, Герман, – настаивал Джексон. – Вреда не будет.
– Нет? Мы выставим на посмешище департамент полиции, другого вреда, конечно, не будет.
И это словно придало сержанту решимости. Он повернулся лицом к комнате и заблокировал своим громоздким телом дверной проём. Дрю Фернесс, прикованный к левому запястью Ватсона, тоже невольно резко дёрнулся вслед за манёвром сержанта, вместе с ним оказавшись под обстрелом любопытствующих взоров всей группы.
– Простите, профессор, – сказал сержант. – Очень скоро вас отпустят.
– Ватсон, – отрезал Финч, – это неподчинение. От вас мокрого места не останется.
– Окей, сэр, – смиренно ответил Ватсон. – Но я просто хочу сказать вам, что я подумал. Понимаете, когда миссис Хадсон постучала в дверь...
– Не будьте дураком, Ватсон. Пошли. Как стук в дверь сказал вам, кто убил Уорра?
– Когда она постучала в эту дверь, – упорно продолжал сержант, – она постучала дважды, вот так: тук! тук! А вы сказали "Кто там?", прямо как в игре.
– Игре! – фыркнул Финч.
– Я всё ещё беспокоился насчёт той улики. Знаю, что вы думаете про улики, лейтенант, но их надо объяснять, разве нет, иначе неизвестно, что сделает защита, а мне кажется, что хорошему адвокату, вроде Макса Фаррингтона, ваше объяснние не очень-то понравится. Так что я думал насчёт Эми Грант, а миссис Хадсон вошла – тук! тук! – а вы сказали: кто там, – а я сказал: Эми, – а затем, словно я играл в игру, я сказал: Эми кто? – и тут как вспыхнуло, и я знал, кто убил его. Будто смотришь, как мячик летит в десятитысячную лунку, и внезапно вспыхивает свет.
– Ради всего святого, сержант, – воскликнул Джонадаб Эванс, – признавайтесь, как сказал бы лейтенант. Вы пытаетесь обыграть нас в наших же трюках с саспенсом?
Сержант выглядел изумлённым.
– Вы всё ещё не понимаете? Ну, вы же знаете эту игру. Конечно, знаете. Вы говорите: тук! тук! – а тот другой парень говорит: кто там? – а вы говорите: Голди, – а он говорит: Голди кто? – а вы говорите: Голди сам знаешь, кто. Шутка, понимаете?
– Как по мне, всё это дело та ещё шутка, – сказал Финч. – Какого чёрта, сержант, вы тут трещите?
– Эми кто? – сказал Ватсон. – Эми Грант. Видите? Как в игре. Это шутка. Эми Грант – это не имя. Это слово. Игра слов, вот. Эми Грант значит то, что вы говорили. То французское слово.
– Французское слово! – чуть не взорвался Финч.
Но остальные поняли.
– Эми Грант! – выдохнул Фернесс. – Ну конечно же – эмигрант! Это не могло значить ничего другого.
– Но почему? – вопросил Джонадаб Эванс, по-видимому, слегка озадаченный тем, что повторяется его обвинительное заключение. – Если он действительно герр доктор Отто Федерхут?
– Он наци, – просто сказал сержант Ватсон.
– Сержант, – рассмеялся Харрисон Ридгли, – всё слишком красиво, чтобы это портить, но вы просто свихнулись. Герра Федерхута вышвырнули из Австрии, и вся его профессиональная карьера полетела к чертям лишь потому, что он отказался быть тем, кого вы называете "наци".
– Конечно. Я знаю. Они так делают. Мой друг занимался этим делом в Шанхае. Это их фокус. Они выгоняют парня, а потом он приезжает в эту страну, и благодаря тому, что он эми-грант, он знакомится со всеми людьми, кто работает тут против наци. Тогда он отправляет отчёт домой, а они принимаются за их родственников и так их останавливают. Конечно, это он и задумал. Помните, как он всё время требовал, чтобы Вейнберг представил его здешним немцам, которые против наци?
– Но, мой дорогой Ватсон, – с улыбкой запротестовал Ридгли, – как насчёт той сцены в "Ратскеллере"? Конечно, они с метрдотелем должны были пасть друг другу на грудь и загорланить Horst-Wessel-Lied[124].
– Постановка, – терпеливо проговорил сержант. – Он заметил лейтенанта и остальных. Отличный шанс рассеять любые сомнения, которые могли у них возникнуть после шпионского приключения Фернесса.
– И вы объясняете его отказ предложить решение, уличающее кого-то ещё, так же, как Эванс?
– Нет. Не думаю. Я думаю, наверное, у него просто есть совесть.
Финч начинал проявлять интерес.
– И что вы на всё это скажете, мистер Федерхут?
– Что мне сказать? – Федерхут встал со всем своим седовласным юридическим достоинством и подошёл к двери, где спокойно остановился перед дородным сержантом. – Вот что я скажу, мой дорогой Ватсон. Я был в офисе Ассоциации профессионального устройства беженцев. Ваша же полиция говорила с Herr Арбэтнотом. Он знал меня в Wien[125]; о самозванчестве речи быть не может. Я был там.
– Конечно, – сказал сержант Ватсон. – Вы там были. Позже.
– А до этого, – продолжал Федерхут, – я ехал в автобусе в Пасадену, а затем на такси в Ассоциацию.
– Погодите, – возразил сержант. – Доктор Боттомли видел, как вы садились в автобус, верно. Но это не значит, что вы уехали в Пасадену. Вы вышли через пару кварталов и взяли такси до угла Второй улицы и Мейн. Вы уехали из Голливуда в 11:32. Значит, добрались до центра около 11:50. То, что там случилось, заняло бы не больше десяти минут. И у вас оставалось ещё тридцать пять минут доехать до Пасадены на другом такси.
Федерхут захохотал.
– Это так komisch[126], что дважды за один вечер я, судья, должен быть обвиняемым, но, к счастью, мои обвинители так глупы. Зачем мне хотеть убить герра Уорра?
– Вы и не хотели. Сперва. Это как лейтенант сказал про профессора. Вы просто хотели обставить других. Это вы и делали по телефону – зачитывали номера музыкальному магазину и спрашивали, что это за пластинки. Итак, вы ускользаете от Боттомли и прокрадываетесь в отель "Элитный" посмотреть, что будет дальше. Но когда вы находите Уорра, тот пьян и начинает хвастаться, и вы видите, что он действительно знает, что вы задумали, и может это доказать. Итак, вы убиваете его. Видите ли, сэр, – повернулся он к Финчу, – вот о чём мы всё время забывали. Мы выяснили, что всё, что Уорр подбросил нам про Боттомли, Эванса и Фернесса, правда, так что не следует ли думать, что и остальное тоже правда?
– Как холмсианец, – проговорил Федерхут, – я в восторге от этого решения Ватсона. Но как юрист я не впечатлён. Это догадка, и больше ничего. Будь вы в суде, мой дорогой Ватсон, как бы вы попытались это доказать?