– Ты что, контуженный, что ли? – недобрым голосом осведомился инспектор, разглядывая и водителя, и автомобиль с откровенным подозрением. – Документы.
Иржи, напрягаясь из последних сил – чертова машина была довольно тяжелой, – осторожно высвободил левую руку и медленно, словно сапер, вытянул из нагрудного кармана права и техпаспорт.
– Пил что-нибудь? – гаишник повел носом, принюхался и внимательно осмотрел права со всех сторон. – Иностранец, я так понимаю... А где доверенность? Хозяин машины где?
Иржи делал вид, что не понимает сути задаваемых вопросов, жалко улыбался и пожимал плечами. Тогда гаишник рассвирепел окончательно.
– Ты чего мне зубы скалишь? Законы везде одинаковые. А ну, покажи, чего за спиной прячешь? Руки, руки, говорю, вытяни! – И выразительно помахал жезлом. – Руки покажь, говорю! Обе.
Выбора не оставалось. Юноша чуть откачнулся от рамы, равновесие между человеком и автомобилем тут же было нарушено, и подлый тезка местных жителей, чиркнув его своим неумытым боком по штанинам, весело покатился под горку, набирая все больший и больший ход.
Инспектор ГИБДД, как и все люди в этой стране, отреагировал на произошедшее неадекватно. Он внимательно проследил за «Москвичом», подождал, пока тот ткнется носом в столб, и вдруг улыбнулся, широко, по доброму, словно получил известие от любимой девушки. Вдоволь налюбовавшись видом разбитой машины, он как ни в чем не бывало вернул документы серому от ужаса чеху, козырнул и, помахивая палкой, зашагал в противоположную сторону.
Глава 16
Как всегда в конце июля, в Милане стояла одуряющая жара. Размякшие туристы парочками или целыми группами перебирались из прохлады дуомо, кафедрального собора, в тень огромного торгового центра – маленькие магазины днем были закрыты. Из местного населения в городе остались только продавцы прохладительных напитков да полицейские в высоких пробковых шлемах. Первые прятались в спасительной тени своих ларьков на колесах, вторые выглядели стойкими оловянными солдатиками, которым любая жара нипочем.
Но Германа не интересовали ни белое кружево знаменитого дуомо, ни магазины, ни продавцы лимонада: кондиционер в его «Ягуаре» работал на полную мощность, и, подъезжая к центральной площади, он даже слегка продрог. Если ему сегодня повезет, можно будет съездить половить рыбу куда-нибудь в Чили, подальше от европейской суеты. Но повезет ли?
Прочитав адрес, он в первую секунду даже засомневался. Улица находилась недалеко от центра, там жили люди выше среднего достатка и если одинокая барышня снимает квартиру в таком районе... Но вспомнив, что Италия тем и отличается от многих европейских стран, что между фешенебельными домами–дворцами нет-нет да и мелькнет потрескавшаяся крыша какой-нибудь сомнительной постройки, он успокоился. Так оказалось и на этот раз: замызганный подъезд, облупившиеся двери, тощие грязные коты, больше похожие на крыс, лифта нет.
Стараясь лишний раз ни к чему не прикасаться, Герман добрался до верхнего этажа. Две двери без привычных номеров – только фамилии. На правой – нужное имя: «Пинелли». Лозенко поискал дверной звонок, но не нашел и постучал носком ботинка по косяку. Дома или нет? А если не одна?
– Уно моменто, – послышался чуть гундосый девичий голос, затем шлепанье босых ног, дверь распахнулась и на пороге возникло странное созданье.
Девица лет двадцати пяти в тончайшей накидке–пеньюаре, наброшенном прямо на голое тело. Несмотря на жару, лицо покрывал толстый слой косметики, в зубах сигарета в длинном мундштуке. Девица оперлась рукой о косяк и выжидательно замерла.
– Си?
– Здравствуйте. – Лозенко заставил себя улыбнуться и даже чуть поклонился.
– Здравствуйте, – растерянно ответила девица и запахнула эфемерный халатик. – Вы кто?
– Вам разве не звонили? Я представляю один из каналов российского телевидения...
– Так это не понты? Ну, воще... – Надежда Кричевская – Пинелли отступила в глубь квартиры. – Я думала, кто-то из наших прикалывается. Заходите.
Лозенко огляделся. Неопрятная темноватая квартира, да и сама хозяйка вызывали у него отвращение. Ему казалось, перешагни порог – и насквозь пропитаешься этим запахом гнили. Запахом нищеты и утраченных иллюзий. Но, увы, выбора у него не было – большие деньги требовали больших жертв. Оставалось надеяться, что когда-нибудь он наконец сможет общаться только с теми людьми, которые ему приятны. Герман подавил вздох и заставил себя перешагнуть порог квартиры.
– Судя по вашей фразе, у вас здесь много хороших знакомых? – спросил он, устраиваясь в широком неудобном кресле с истертой обивкой.
Комната, как, впрочем, и весь дом, давным-давно требовала ремонта: потолок в каких-то потеках, обои потемнели и кое-где отстали от стен, краска на окнах топорщилась сероватыми струпьями. Мебель была старая, разномастная, видимо оставшаяся от разных жильцов. В самом центре комнаты стоял круглый стол, покрытый тяжелой застиранной скатертью. На полу, словно квадрат Малевича, кусок черного ковра. Через распахнутое окно доносился запах гниющих отходов.
– Так у вас много друзей? – повторил свой вопрос Герман, а сам подумал: «Костюм придется отдавать в чистку».
– У кого? У меня? Да вы что! – Хозяйка рассмеялась. – Здесь же одни шлюхи живут. Они мне страшно завидуют, ну, что я вышла замуж и получила гражданство, вот и стараются подлянку какую кинуть. Однажды даже крысу дохлую под дверь подбросили. Хотела в полицию на них заявить, а потом думаю: да чтоб вы, стервы, загнулись!
– А где ваш муж? Ничего, если он застанет вас в неглиже наедине с мужчиной? – Лозенко прекрасно знал, что муж Надежды Кричевской умер год назад, разбившись на мотоцикле, а сама она живет на крошечную пенсию, не брезгуя, впрочем, и проституцией.
– Я вдова. – Голос прозвучал скорбно, со сдержанным, прекрасно отрепетированным надрывом. – Антонио погиб одиннадцать месяцев назад.
– Простите, я не знал.
Возникла пауза. Девица прибрала белье, разбросанное по всей комнате, а Герман размышлял, как ему быстрее покончить с делом и не проколоться. С такими особами надо держать ухо востро.
– Я не знаю, насколько подробно вам описали суть нашего предложения...
– Ни на сколько, – девица хихикнула, – я подумала, что это наши дуры развлекаются, и просто бросила трубку.
– Понимаю вас. – Лозенко соединил кончики пальцев обеих рук. – Тогда попробую вкратце изложить наше предложение, чтобы понапрасну не занимать вашего времени.
– Да ладно, – Кричевская наконец уселась на стул, поджав ногу так, что Герман не знал, куда отвести глаза. – С таким мужчиной можно и время потратить!
– Спасибо... – Лозенко выдавил улыбку. – Дело в том, что наша компания снимает многосерийный документальный фильм о бывших советских гражданах, оказавшихся в различное время за рубежом...
– Я поняла. – Кричевская прищурилась. – А документы у вас есть?
Для особы, ведущей сомнительный образ жизни, она была слишком предусмотрительна. А может, так и должно было быть. Лозенко молча протянул хозяйке свои документы. Девица долго их изучала, кусая губы.
– А я могу позвонить, проверить?
– Разумеется. Лично у меня полно времени, я в командировке!
Кричевская беспомощно посмотрела на телефон. Интуиция подсказывала, что необходимо позвонить и проверить пришедшего к ней лощеного мужчину, но ей страшно не хотелось тратить деньги на звонок в Москву.
– Вы не обижайтесь, но сейчас такая жизнь... – наконец пробормотала она. – Каждый только и норовит тебя подсидеть.
– Я прекрасно вас понимаю, уважаемая Надежда Михайловна. – Лозенко улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой. Это должно было подействовать успокаивающе. – Вы просто обязаны проверить все самым тщательным образом. Кстати, для этого совсем не обязательно звонить в редакцию в Москву, вы можете позвонить и в наше посольство в Риме, там есть сведения о моей аккредитации.
В лице Кричевской что-то дрогнуло. Было видно, что она очень хочет ему верить, но в глубине души все-таки сомневается. Видимо, жизнь давно отучила провинциальную девочку верить в чудеса.
– Давайте я сначала послушаю, что вы хотели мне предложить.
– Пожалуйста. – Герман понял, что звонить она не будет. – В конце концов, мы можем поступить еще проще: если мое предложение покажется вам более или менее подходящим, вы сами прилетите в Москву и сможете проверить все на месте.
– Посмотрим, – уклончиво ответила хозяйка и осторожно осмотрела своего собеседника с ног до головы. От ее взгляда не ускользнула слишком дорогая для обыкновенного журналиста одежда.
– А сколько вы получаете? – вдруг спросила она.
Лозенко усмехнулся, он ожидал подобного вопроса. Сразу было видно – девица прошла Рим и Крым.
– Десять тысяч. Ну или около того. В зависимости от результата.
– Десять тысяч чего? – Кричевская выглядела испуганной. Лицо ее перестало быть вульгарным, а стало просто глуповатым.
– Долларов, разумеется. А вы подумали лир?
– Вам столько платят?!
– А почему нет? – Лозенко закинул ногу на ногу и снисходительно глянул на собеседницу. – Сколько, по-вашему, в Италии получает руководитель телевизионного проекта?
– Так то в Италии... – неуверенно протянула девица.
– Я вам скажу – здесь за это платят раза в два больше. Если не в три. Работать в СМИ очень выгодно, и вы при желании сможете сами в этом убедиться.
– В чем работать?
– В СМИ – в средствах массовой информации.
– Понятно. – Вопреки ожиданию Кричевская выглядела подавленно. – А вы руководитель проекта?
– Да.
– А этот фильм про... нас будут показывать там, в России?
– Конечно. И уже есть предварительные договоренности о закупке для зарубежных компаний.
– Тогда я, наверное, не смогу.
– ?!
– Я не хочу появляться на экране.
Лозенко внутренне сжался. Этого следовало ожидать. Девица, которая занимается черт-те чем, может тянуть за собой след.
– Извините, я сейчас задам вам вопрос. Может, он покажется вам бестактным, но без этого, к сожалению, мы не сможем продолжать наш разговор. У вас есть проблемы с правоохранительными органами или... с каким-то иными группами?