Заметив, что Боб хочет задать очередной вопрос, Элеонора предостерегающе подняла руку и повысила голос:
– Дальше. Вот эту кассету, – она достала стандартную аудиокассету и вставила ее в магнитолу, – если все пройдет благополучно, ты кладешь в карман и летишь первым самолетом на Канары. Прилетишь, устроишься в гостиницу и будешь сидеть ждать моего звонка. Надеюсь, мобильный телефон ты не забыл взять с собой?
– Да, но...
– Сейчас сезон, хотя бы один самолет в день должен быть. Если же подходящего рейса не окажется, вылетай в том же направлении хоть с двенадцатью пересадками.
Важно только одно – ты должен быть в пути и как можно дальше от нашей родины. Тебе все понятно?
Боб слушал ее внимательно, не перебивая, однако лицо его постепенно приобретало землистый оттенок.
– Тебе все понятно? – повторила вопрос Пилюгина.
Кузьмин взял резко вправо и затормозил, едва не сбив одинокого старичка, с трудом ползшего на залепленном глиной велосипеде по раскисшей обочине.
Элеонора, не ожидая резкой остановки, качнулась вперед. Упершись руками в торпеду, она хищно раздула крылья носа, и уже собралась было наброситься на приятеля с очередной бранью, как твердый взгляд Боба заставил ее проглотить все приготовленные слова. Блондинка откинулась на сиденье, вытащила сигарету и холодно поинтересовалась:
– В чем дело?
Кузьмин молчал. Мерно щелкали дворники. Мимо них с нарастающим и тут же мгновенно угасающим ревом проносились машины, обдавая фонтанами жидкой грязи. Где-то вдалеке кричали вороны.
Пилюгина уже хотела было повторить свой вопрос, но Кузьмин положил ей руку на колено и тихо начал:
– Маленький, ты должна подробно рассказать мне обо всем, что происходит. Больше так продолжаться не может – я хочу знать все. Мне безразлично, что случится со мной, но я должен знать, какая опасность угрожает тебе. И пока ты мне это не расскажешь, я не тронусь с места.
Элеонора впервые видела Боба таким. Коротко подстриженные волосы сильно изменили его лицо, оно стало жестче и мужественнее. Упрямо сжатые губы свидетельствовали о том, что на этот раз уступать он не собирается.
Тем не менее Пилюгина упрямо качнула головой.
– Я не хочу и не буду тебе ни о чем рассказывать...
– Значит, мы будем стоять здесь, пока не умрем, – равнодушно пожал плечами Кузьмин. – На этот раз я не шучу.
Блондинка чертыхнулась, достала зажигалку и прикурила. Глубоко затянувшись, она выпустила тонкую струйку дыма. Боб нажал кнопку на панели и стекло со стороны Элеоноры плавно опустилось. Пилюгина некоторое время хмуро наблюдала, как дым, покачиваясь, исчезает в приоткрытую щелку. Наконец не выдержала, резким движением потушила сигарету в пепельнице и зло процедила сквозь зубы:
– Я могу тебе сказать только одно – для меня это единственный шанс. Кассета должна оказаться за границей. Выло бы идеально, если бы там оказалась и я, но... Сам знаешь. Кроме этого, мне необходимо заполучить дневники Кунцевой.
– Дашкины? – повернул голову Боб. – Зачем?
– Надо – значит надо, – устало ответила блондинка. – Пока до них не добрался ее дружок из ФСБ. Господи, как все надоело! Сидишь, словно на атомной бомбе... – Она провела чуть дрожащей рукой по лицу. – Ладно, не переживай, я лучше попрошу кого-нибудь другого, – и потянулась к ручке двери.
Лицо Кузьмина приняло решительное выражение. Он резко повернул ключ зажигания, утопил педаль газа до самого пола и развернул машину в обратном направлении.
Пилюгина покрылась испариной. Всегда нежная, чуть розоватая кожа ее вдруг стала мраморно-бледной. И только глаза сверкали яростным, холодным огнем.
– В чем дело? – с трудом сдерживая гнев, спросила она.
– Маленький, я не могу позволить себе потерять тебя. Для меня это будет равносильно смерти. Через границу тебе ни в коем случае нельзя. Тебя задержат на первом же посту. Даже если ты решишь превратиться в чайку и пролететь над Беринговым проливом. Уж коли этим делом интересуется ФСБ, тебя не выпустят, не надо даже пробовать.
Элеонора, закусив губу, мрачно смотрела сквозь лобовое стекло.
– Тогда ехать должен ты. Эту кассету необходимо спрятать в любом европейском банке. В ней залог моей свободы. Моей и... – Она не договорила. – Ладно, поехали.
Кузьмин побарабанил пальцами по рулю:
– Куда?
– Куда-нибудь, где я могу расстаться с красотой...
– Что ты имеешь в виду? – снова испугался Боб.
– Что я могу иметь в виду! – вспылила Пилюгина и дернула себя за волосы. – Необходимо это все обрезать и перекрасить. Найти какую-нибудь одежку попроще...
– А может, парик, Маленький?
– Перестань скулить и говорить глупости! Если я это все засуну под парик, то голова у меня станет, как кочан капусты. И потом, у меня привычка откидывать их назад. Ты что, хочешь, чтобы в один прекрасный момент я сдернула парик с головы?
– А ногти ты тоже отрежешь? – Кузьмин покосился на ее двухсантиметровые ногти, каждый из которых был настоящим произведением искусства.
Элеонора с недоумением посмотрела на Боба и сморщилась, словно от сильной боли.
– У меня такое впечатление, что ты не очень понимаешь, о чем идет речь. Речь идет о моей жизни. Ради этого я могу не только ногти, но и руки отрезать.
Боб вздохнул.
– Хорошо. Сделаем все, как ты захочешь. Единственный вопрос: я могу хотя бы прослушать эту кассету?
Элеонора на секунду задумалась, потом усмехнулась и нажала кнопку. Салон наполнился свистом.
– Ну как, нравится?
Кузьмин напряженно вслушивался в звуки, доносящиеся из динамиков. Лицо его принимало все более растерянное выражение. Наконец он махнул рукой:
– Поступай, как знаешь.
По крыше барабанил холодный осенний дождь.
Глава 351
Даша с трудом разлепила глаза. За окном уже было совсем темно. Перед глазами плыли круги, левая рука затекла и стала тяжелой, чужой, бесчувственной. Молодая женщина подняла ее вверх и сморщилась. Кровь возвращалась медленно и болезненно.
Прошедший день восстанавливался в памяти также медленно и болезненно. Она снова прикрыла глаза. Неужели это действительно было? Элеонора, гуанчи, темные, как дождливая ночь, зрачки Полетаева...
Дашу бросило в жар. Все было на самом деле: Элеонора сбежала, у Боба сожгли дачу, чех разбил машину Митрича, а она разбила чужой диктофон. Она одна виновата в том, что произошло. Анька ее уже, наверное, ненавидит. Что за таблетки она посоветовала ей выпить?
Даша нащупала на тумбочке пузырек с лекарством и попыталась прочитать название, но в темноте ничего не было видно, а встать и включить свет казалось невозможным подвигом.
Может, Петрова втихомолку решила ее отравить?
Глухо, словно сквозь вату, прозвенел дверной звонок.
Даша лежала, не двигаясь. Через пять минут стало ясно, что пришедший сдаваться не собирается. Она беззвучно выругалась, встала и, держась обеими руками за стенку, доползла до коридора.
На пороге возвышался мрачный Полетаев.
– Я знал, что добром это не кончится, – без вступления начал он и прошел в квартиру. – Куда могла скрыться твоя подруга?
– Анечка? – удивилась Даша, пытаясь привести волосы в порядок.
– Какая еще Анечка! – грохнул тот кулаком по столу, но, смутившись своего порыва, извинился и присел на стул. – Пилюгина. Куда она могла уехать? Или где прятаться?
– Откуда я знаю? – в свою очередь возмутилась Даша. – Мы и раньше-то особо близкими подругами не были, а теперь... Прошло почти шесть лет.
Сонливость как рукой сняло. С появлением подполковника вернулось бодрящее дыхание реальной жизни.
– У Боба спрашивали?
– Кузьмина?
– Да.
– Его тоже нигде нет.
– Ну, значит, вместе уехали, – равнодушно заметила Даша и, помолчав, добавила: – Куда-нибудь.
– Потрясающе! Более исчерпывающей информации я в жизни не получал!
Полетаев на всякий случай внимательно осмотрел квартиру. Заглянул во все шкафы и даже под кровать. Даша молча наблюдала за ним. Вид рыскающего по всем углам зфэсбэшника настроил ее на саркастический лад.
– А зачем она тебе понадобилась-то? Ты же мои идеи обозвал бредовыми. Или с версиями туго?
Полетаев молча указал ей пальцем на стул, подождал, пока она устроится и, наклонившись к ней, тихо произнес:
– Ты, наверное, плохо представляешь, во что на сей раз влезла. А я тебе расскажу. Та пленка, что была обнаружена в автоответчике у Максимова...
– Ах ты... – взбеленилась Даша, вспомнив, как зфэсбэшник клялся, что никакой кассеты не видел. – Да ты... просто... Я слов не нахожу, чтобы сказать все, что о тебе думаю!
Полетаев резко оборвал ее крики:
– Мне наплевать на то, что ты обо мне думаешь. В высшей степени. Лучше послушай дальше. Угадай, что там было зашифровано? Тебе передать дословно?
– Конечно. – Даша по-прежнему сохраняла независимый вид.
– Цитирую. «Рыжая, я уже мертв. Этот человек от второй матери. Узнай, кто он. Эта вещь его. Если ты поймешь это послание, то поймешь и то, что на ней. Отнеси то, что я тебе дал, в дом на горке и скажи, что это связано с делом «X».
Даша вытаращила глаза.
– Что это за бред?
– Если бы... – Подполковник достал из кармана роскошного итальянского кардигана батистовый платок и аккуратно промокнул лицо. В темно-синих глазах застыло раздражение. – Расскажи, как ты умудряешься находить средь бела дня на свою... голову такие приключения?
Она вскинулась:
– А почему вы решили, что это обо мне? И какой еще дом на горке? Он что, не мог прямо сказать?
– Разумеется, нет! Свист – это язык понятий. Каждая трель означает самостоятельное понятие, с его помощью нельзя передавать имена и названия. Что такое Лубянка, гуанчи, к сожалению, не знали, а вот что такое дом на горке, знают все. Ну кроме тебя, конечно. Налей мне чаю.
Последовала пауза, во время которой Даша, сердито сопя, готовила чай. Положив вместо сахара две столовые ложки соли, она невозмутимо протянула кружку подполковнику.