Муромцев потер лицо ладонями, стараясь понять причину такой бурной встречи, но быстро вспомнил об отправленной телеграмме, списке фамилий и близости разгадки. Барабанов, сияя как медный таз, помог товарищу выбраться из брички и выгрузить папки с делами.
— Я вижу, вы получили мою телеграмму, — заметил Муромцев, поморщившись от боли — ноги после долгого путешествия были словно чужие, и каждый шаг сопровождался уколами сотни невидимых иголок.
— Получили! — на всю улицу крикнул Барабанов. — И уже нашли зацепку! Лилия нашла! Вернее, госпожа Ансельм нашла. Она впала в транс, держа в руках вашу телеграмму со списком фамилий, побледнела, словно скатерть, а потом вдруг — бах! И сразу указала, что это были…
— Ну полноте кричать на весь город, — осадил его сыщик, заходя внутрь управления. — Давайте-ка лучше найдем место потише и с мягкими креслами. Да и господин полицмейстер наверняка тоже захочет послушать…
Но Барабанов был неумолим, как извергающийся вулкан:
— Сироты! Сироты Душненко и Каргалаки! Им устанавливали опекуна на сиротском суде!
Муромцев с трудом удержался, чтобы не стукнуть себя ладонью по лбу. Конечно же! Как он сам сразу не вспомнил эти фамилии. Это же дети тех самых заносчивых негодяев, инженеров-горнопроходчиков, которых убил и сожрал Людожор! Вернее, это по его словам они были негодяями… «Что-то больно легко я доверился словам психопата. Так недолго было начать его оправдывать, еще чего не хватало. Значит, их дети остались сиротами, никто их даже не приютил из богатой родни… Странно. Как-то не сходится с рассказами Людожора про «белую кость» и «инженеров в третьем колене». Тогда о них точно нашлось бы кому позаботиться. Значит, они были такими же простыми людьми, как и он сам. Выходит, врал людоед! А где еще наврал? Может, и про все свои обиды он выдумал?»
Цеховский в нетерпении поджидал их в приемной в сопровождении архивариуса. Муромцев выудил из услужливо протянутой Барабановым пачки нужное дело и, развязав скреплявшую бумаги веревочку, принялся читать. Вся компания, окружив сыщика, слушала его затаив дыхание.
— Протокол собрания сиротского суда Д. 18 сентября 18** года. За председательствованием городского главы сего города, его высокородия Аркадия Тарасовича Непришейко. Также на собрании присутствовали многоуважаемые его члены, такие как: Радевич Евген, Нечитайло Егор, Колесников Дмитро и Харитон Цибуля. Вспоможение уважаемому собранию оказывали: вольнонаемный полицейский художник Роман Никольский, доктор медицины Евдоким Пилипей, представитель государственного закона, полицейский урядник Сергей Боровчих, представитель церкви, а именно, церкви Андрея Первозванного, которая стоит в Д., его святейшество отец Арсений (Мишутин), а также ваш скромный слуга, составитель оного документа Валентин Ничипоренко. Сим уважаемым собранием в указанный день и час было рассмотрено дело о передаче под опеку двух малых сирот, а именно: дело сироты Душненко Льва, одиннадцати лет от роду, а также дело сироты Каргалаки Иоанниса, десяти лет от роду. Заявитель и истребыватель опеки — многоуважаемый господин Ян Жумайло, помещик.
С трудом пробивавшийся через витиевато-корявый канцелярит Муромцев прокашлялся и перевернул страницу. К следующему листу были приложены портреты сирот, выполненные Никольским. Сыщик в очередной раз отметил определенный талант художника — скорый карандашный набросок потрясающе точно передавал характер обоих мальчишек: Лев — хмурый и набыченный, подстрижен на скорую руку под горшок. Курносый нос покрыт частыми конопушками, а брови застыли в упрямом изгибе. Иоаннис — почти что полная противоположность. Тонкий, кучерявый, он был изображен художником в профиль, и Никольский, возможно невольно, подчеркнул его сходство с юношами с греческих мозаик или рисунков на амфорах. В больших печальных глазах виделись недавние слезы. Муромцев невольно хмыкнул. По рассказу Людожора, один из детей кинулся на него с кулаками в зале суда, а второй все время плакал. Теперь нетрудно догадаться, кто из них кто.
Сыщик передал наброски нависавшему над его плечом Барабанову, прокашлялся и продолжил читать:
— Итак… Ян Жумайло, помещик, православный. Отроки сии, представленные нашему достойному собранию, являли собой кротость и благолепие. Словно в это чудное, погожее утро два ангелочка Господних в образе этих младенцев явились перед нами в светлых лучах света, наполнив наши души благодатью и благо… благодетельство… благо-де-тель-ство-ва-нием. Черт знает что это такое! — Муромцев отложил протокол и обвел собравшихся недоуменным взглядом, отступившая было головная боль снова закопошилась в правом виске. — Ничего не понимаю… Что это за странный штиль такой? И вообще, почему секретарь вел протокол не по уставу?
— Так это же наш Валька Ничипоренко писал, бывший секретарь и письмоносец, — пожал плечами старый архивариус. — Чего удивляться, он всегда с придурью был. То адвокатом мечтал стать, то вдруг роман написать хотел, то в журналисты податься. Из города Е. к нам перевелся, секретарствовал, а потом и на юридический поступил. Жаль, недоучился… — тут он вздохнул, вспомнив, какой финал ждал несчастного писаря. — На приличные процессы его, понятное дело, не пускали, вот он и совался везде, куда возьмут. На общественных началах в основном, без жалованья то есть. Ругались с ним поначалу, да где другого такого найдешь, который бесплатно работать будет? Да к тому же так вроде повеселее читать выходит…
— Да уж, — хмуро согласился Муромцев. — Веселее некуда. Что же, продолжим. Так… Ангелочки, благодать… Вот! Обездоленные дитятки остались круглыми сиротами. Мать Льва Душненко умерла родами, даже не успев прижать к груди родное чадо, что же касается Иоанниса Каргалаки, то его несчастная родительница умерла от чахотки тремя годами ранее. Отцы же их оба трагически погибли, будучи убиты способом зверским и чудовищным во время небезызвестных событий, произошедших на пасху оного года в Л. О, как же потрясены были все добрые православные христиане этим ужасающим и леденящим душу убийством! Таким образом, оба отрока, не имея никаких доходов и средств к существованию, лишенные ближайших родственников и не могущие надеяться на вспоможение родственников дальних, со слезами надежды уповали лишь на милосердие добрых людей. Несчастных доставили из Л. в монастырь, где они ждали решения своей судьбы на заседании сиротского суда. Засим уважаемым собранием на основании предложения г. Жумайло Яна, помещика Г. уезда, была подвергнута рассмотрению возможность немедленного взятия обоих сирот под опеку тем же помещиком г. Жумайло Яном. В свете оного предложения нельзя не заметить, что г. Жумайло известен всем добрым людям как православный христианин, исправно посещает церковные службы, с большим рвением причащается и исповедуется в надлежащий срок. В порочащих его связях данный достойный гражданин замечен или заподозрен ни разу не был. Безутешный вдовец и большой филантроп, г. Жумайло на собственные средства организовал домашний театр, в котором принимает большое участие вместе со своими приемными сыновьями, уже находящимися на его попечении, коих у него уже трое…
— Театр, значит, — задумчиво произнес полицмейстер, подкручивая ус. — Трое сирот на попечении, и хотел взять еще двоих. Труппу он собирает, что ли? Подозрительный тип этот г. Жумайло.
Муромцев согласно покачал головой и продемонстрировал карандашный портрет Жумайло, выполненный судебным художником. Судя по наброску, Жумайло был полным добродушным мужчиной с жидкими бакенбардами и пенсне на толстом носу.
— Итак. Жумайло выказал желание взять под свое широкое крыло сразу обоих несчастных сироток, чем вызвал искренние слезы умиления у всех членов собрания, вдохновленных добродетелью этого истинно христианского поступка. Это ясно показало, насколько велика сила православного милосердия и решимость помогать сирым и убогим в наших гражданах. Истинно верные сыны Отечества готовы положить все силы и даже живот свой, чтобы дать защиту сиротам и вдовам, нищим, калекам и неразумным, свернувшим на скользкую тропинку греха, и г. Жумайло явил нам пример подобной добродетели, подобно соловьиной трели его голос… Хм. Ладно, это мы, пожалуй, пропустим… А вот это уже интереснее. Зачитан доклад уездного исправника, вот он прилагается. Проверен доход, получаемый с поместья Жумайло, и в результате проверки было выявлено, что прибыльность его владений сильно снизилась в последние годы. Причиной тому стала продажа ряда доходных угодий, леса, а почти половина оставшегося находится в залоге. К тому же, по показаниям свидетелей, из соседей Жумайло, следует, что сироты, ранее усыновленные помещиком, не посещают гимназию, не пользуются услугами наемных учителей, довольствуясь уроками самого Жумайло. Следовательно, надлежащего образования не получают и вообще ведут затворническую жизнь, редко покидая поместье. На основании этого и в соответствии с буквой закона исправник настоятельно рекомендует отказать Жумайло в попечении… Дальше снова Ничипоренко. О непреклонный закон! При всей своей гуманности иногда он способен повернуться к обездоленным своим суровым ликом! Неужели все потеряно и заседание на этом придется закончить? Но господин Жумайло предлагает не горячиться и сделать перерыв, чтобы выслушать несколько поучительных историй из его жизни и спокойно все обсудить. Многоуважаемое собрание постановило провести совещание тут, в банкетной зале особняка Пантелеймона Груши, и сейчас же удалиться на совещание…
— Хорошенькое совещание, в банкетной зале! Небось еще и не за пустым столом! — возмутился Барабанов, которому срочные следственные мероприятия не оставили времени на завтрак.
— Боюсь, что, помимо накрытого стола и «поучительных историй» от Жумайло, их также ждала некоторая взятка, — скептически заметил Муромцев. — Все участники «многоуважаемого собрания» люди небогатые, думаю, помещику не составило большого труда соблазнить их — все же вспоможение от меценатского совета по делам сирот вещь не лишняя для поддержания хозяйства. Вот и последний лист…