Митральный стеноз — тяжелое заболевание, вызывающее ужасную одышку, усталость и боль в груди. Лаудер Брантон чувствовал себя бессильным из-за невозможности облегчить страдания таких пациентов и мучился еще сильнее оттого, что знал, что во время вскрытия разрезать суженный клапан не представляло никакого труда. Тогда почему же нельзя проделать то же самое на живом пациенте? Он был очень осторожен, высказывая свое предположение, и отметил, что операцию следует предпринимать только после успешных экспериментов на животных. Тем не менее его слова вызвали негодование: в редакционной статье, опубликованной в The Lancet, презрительно заметили, что Лаудер Брантон «в своих исследованиях ограничился лишь моргом». Его от души распекали за предложение потенциально опасной операции без предварительного проведения собственных экспериментов с целью подтверждения возможности ее проведения. Не обошлось, однако, и без поддержки: Дэниэл Сэмвейс написал в защиту своего коллеги, заявив, что и он тоже думал в этом направлении.
Какое-то время мнения по этому вопросу были весьма разными. Великий Рудольф Матас, первопроходец в операциях на аневризмах, полагал, что подобная идея «не является такой уж несбыточной мечтой, как считают многие». Людвиг Рен отнесся к этой затее неодобрительно, написав в 1913 году, что с точки зрения хирургии сердце является «noli me tangere» — неприкосновенным (лат.). Вместе с тем его взгляды уже тогда были устаревшими — еще за год до этого два французских хирурга пробовали прооперировать человека. Теодор Тюфье попытался ослабить стеноз аорты с помощью хитрого неинвазивного метода: вместо того чтобы разрезать сердце, он надавил на стенку аорты мизинцем, чтобы протолкнуть основание сосуда внутрь аортального клапана с целью расширить его просвет. Состояние пациента улучшилось, однако лишь временно. Соотечественник Тюфье Юджин Дуайен попробовал более радикальный способ — оперируя маленькую девочку, он, пытаясь расширить суженный легочный клапан, вставил инструмент через стенку сердца, и пациентка вскоре после этого умерла.
Одна из проблем, с которой сталкивались хирурги, была в том, что они не видели, что делают: о вскрытии сердца до изобретения аппарата искусственного кровообращения не могло быть и речи, но это случилось только несколько десятилетий спустя. А в начале 1920-х годов, чтобы как-то решить проблему, два исследователя из Вашингтонского университета в Сент-Луисе Эвартс Грейам и Дафф Аллен разработали инструмент, с помощью которого можно было заглянуть внутрь сердца, — кардиоскоп. Он представлял собой металлическую трубку размером с авторучку, в которой были размещены линзы и маленькая лампочка. Предполагалось, что хирург сделает надрез между двумя ребрами, чтобы обнажить сердце, после чего вставит через небольшое отверстие в сердечной стенке кардиоскоп. Склонившись над грудной клеткой пациента и приложив глаз к этой миниатюрной подзорной трубе, врач смог бы наблюдать за всем, что происходит в сердце. Картинка, однако, была довольно мутной, так как кровь непрозрачна, а линзы должны были непосредственно касаться того участка, который нужно было разглядеть. Инструмент был оснащен узким лезвием, с помощью которого можно было разрезать створки неисправного клапана. Результаты использования этого новшества были противоречивыми: с помощью кардиоскопа были сделаны надрезы митрального клапана у двадцати двух собак, что доказывало жизнеспособность методики, однако, когда в августе 1923 года Аллен прооперировал трех пациентов с митральным стенозом, все они в итоге умерли. Разочаровавшись, он забросил свои исследования.
Несколькими месяцами ранее хирург из Бостона Эллиот Катлер провел первую операцию на митральном клапане человека, потратив предыдущие несколько лет на тщательную подготовку к ней у себя в лаборатории. Катлер решил, что простого надреза в неисправном клапане недостаточно, потому что он со временем может зарасти. Вместо этого он предложил вырезать небольшой участок одной из створок. Чтобы сделать это, он попросил молодого научного сотрудника по имени Клод Бек разработать новый инструмент, который назвали «кардиовальвулотом». Он был оснащен режущим захватом, который должен был удержать отсеченный участок ткани, не дав ей попасть в кровоток. Весной 1923 года коллега Катлера Самюэль Левин сообщил, что нашел идеального кандидата для операции. Им оказалась 12-летняя девочка с сильнейшим митральным стенозом, ставшим следствием острой ревматической лихорадки, которой она переболела двумя годами ранее. Последние полгода она была прикована к постели, а ее сердце начало отказывать: через суженный клапан проходило так мало крови, что давление по одну сторону от него стало угрожающе высоким, и в результате сердце больше не могло перекачивать необходимое количество крови.
Двадцатого мая в 8.45 утра Катлер провел операцию. Кардиовальвулотом еще не был готов к использованию, так что вместо него Катлер использовал длинный тонкий нож со слегка загнутым лезвием. Предположив, что сердце лучше перенесет травму, если сначала его осторожно потрогать, Катлер поместил под него свою руку и перевернул, чтобы посмотреть на сердце с обратной стороны — пожалуй, он был первым хирургом, сделавшим это. Он капнул адреналин прямо на сердце, чтобы оно забилось более энергично, а затем погрузил нож в левый желудочек. Он аккуратно проталкивал инструмент, пока не наткнулся на препятствие, принятое им за митральный клапан, повернул лезвие и сделал два небольших надреза на створках клапана — по крайней мере, он на это надеялся. Проделав эту жутковатую процедуру абсолютно вслепую, он вынул нож и наложил швы на образовавшееся в стенке сердца отверстие. Операция заняла немногим более часа.
Поначалу девочка демонстрировала тревожные признаки осложнений, однако четыре дня спустя она, к всеобщему удивлению, пошла на поправку. Врачи были настолько довольны ее состоянием, что разрешили ей встать с кровати и удивить всех своим появлением на торжестве в честь десятилетия больницы, которое как раз шло полным ходом на первом этаже. Катлер был доволен состоянием девочки, однако не стал торопиться с выводами относительно успеха операции. Он не знал, что именно он сделал, а также помогло ли это на самом деле. Как бы то ни было, девочке не суждено было прожить долго — два года спустя она умерла от воспаления легких. Тем не менее операция доказала, что пациент может пережить хирургическое вмешательство прямо на камерах сердца. Для Катлера этого было достаточно, чтобы продолжать свои исследования, и с помощью кардиовальвулотома он прооперировал еще семь пациентов. Никто, однако, не прожил и недели после операции, и в 1929 году Катлер отказался от этой методики, сочтя ее слишком опасной.
Это было первое из многих подобных разочарований: за следующие несколько десятилетий тщательно продуманная идея не раз приводила к фиаско. Хирурги раз за разом заходили в тупик, прежде чем выйти на нужный путь, — они, бывало, увлекались собственной изобретательностью и рвались поскорее провести сложные операции задолго до развития анестезии и прочих технологий нужного уровня. Это, конечно, были неизбежные следствия прогресса. Правда, расплачиваться за них приходилось человеческими жизнями. Большинство пациентов, давая согласие на проведение экспериментальной операции, понимали, что медицина пока не может предложить им что-то еще и лучше хоть что-то, чем ничего, но все это было слабым утешением для их родных, которым ненадолго давали надежду на то, что их близкие могут все-таки поправиться, а в результате они умирали.
Через два года после первой операции Катлера лондонский хирург по имени Генри Суттар попробовал другую методику. Прежде чем заняться медициной, Суттар изучал математику и инженерное дело, и они, очевидно, оказали существенное влияние на его мышление. «Эта проблема, по большому счету, технического характера», — написал он и подошел к задаче восстановления работоспособности клапанов сердца, словно инженер, которому нужно было починить неисправный насос. В марте 1925 года его познакомили с Лили Хайн, больной девятилетней девочкой, выросшей в трущобах района Бетнал-Грин, где для процветания ревматической лихорадки были созданы идеальные антисанитарные условия. Болезнь не пощадила ее митральный клапан: он не мог полностью ни открыться, ни закрыться — стеноз и регургитация присутствовали одновременно.
Суттар думал, что может помочь ей хотя бы со стенозом, и 6 мая 1925 года он провел смелую операцию по разделению сросшихся створок клапана. Вскрыв Лили грудную клетку, он сделал небольшой разрез на левом ушке предсердия[18], складке сердечной мышцы, выступающей из левого предсердия. Быстрым движением он просунул в отверстие палец, чтобы изучить внутреннюю поверхность предсердия. Его сразу же поразило то, насколько богатую информацию можно получить, просто водя пальцем по внутренней поверхности сердца: ощупав створки митрального клапана, он мысленно представил себе их состояние, в то время как поступавшая в неправильном направлении кровь дала понять, что они не закрываются должным образом. Изначально он собирался разрезать сросшиеся створки скальпелем, однако теперь забеспокоился, что это может усугубить регургитацию. Тогда он стал импровизировать и вставил в просвет клапана, чтобы расширить его, палец. Когда он вынул палец из бьющегося сердца девочки, случилось нечто ужасное: наложенный шов соскочил и фонтан крови взметнулся вверх. Сохраняя полное хладнокровие, Суттар остановил кровь, зажав ушко предсердия большим и указательным пальцами, а его ассистент в этот момент плотно зашил отверстие шелковыми нитками.
Лили Хайн отправили выздоравливать за город, и шесть недель спустя она заявила, что чувствует себя гораздо лучше. Операция, однако, оказывает еще и сильное психологическое влияние, так что пациенты зачастую преувеличивают ее эффективность: Суттар отметил, что по объективным критериям общее состояние его пациентки сильно не улучшилось. И все же он был уверен в надежности этой процедуры. Правда, несмотря на это, Суттару больше не выпало возможности повторить операцию и тем самым окончательно доказать ее пользу. Большинство кардиологов той эп