Так и началась карьера двух величайших хирургов-трансплантологов: от скуки. Оказалось, что собаки чувствовали себя после операции достаточно хорошо, чтобы бегать, и тогда Шамвэй и Лоуэр превратили свое развлечение в крупный исследовательский проект. Они стали пользоваться имевшимся у них в больнице аппаратом искусственного кровообращения и подключали к нему собак с удаленным сердцем, пока пересаживали им новое, а заодно разработали упрощенный вариант процедуры, который избавил их от необходимости разрезать, а потом сшивать все восемь кровеносных сосудов сердца. Четыре из них были легочными венами — сосудами, возвращавшими обогащенную кислородом кровь из легких в левое предсердие. Шамвэй догадался, что можно вырезать сердце не целиком, а оставлять небольшие участки предсердий вместе с прикрепленными к ним легочными венами, а также обоими полыми венами, входящими в правое предсердие. Вместо того чтобы сшивать шесть отдельных кровеносных сосудов, нужно было сделать один шов на сердце, а затем прикрепить к нему аорту и легочную артерию. К такому же заключению пришли еще несколько ученых, в том числе Рассел Брок из Лондона, начавший свои собственные опыты на животных в 1959 году.
Первые результаты Шамвэя и Лоуэра оказались на удивление хорошими. Даже без каких-либо усилий для предотвращения отторжения их собаки с пересаженным сердцем жили до трех недель. Единственной серьезной проблемой оставалось отторжение, и тогда они сделали вывод, что если удастся помешать иммунной системе атаковать пересаженный орган, то животное сможет прожить с ним до самой старости. Не менее оптимистичный настрой был и у Брока, заметившего, что сердце, в конце концов, — это всего лишь насос. Вскоре хирурги, один за другим, стали повторять эту фразу, пытаясь убедить общественность, что никто не потеряет своей души или способности любить, если ему пересадят донорское сердце.
Исследователи проблемы трансплантации сердца тоже находились в неведении и о прогрессе в этой области в других уголках мира ничего не знали. Стали частыми попытки трансплантации почек, и в 1951 году французские хирурги провели серию операций с использованием почек, взятых у казненных на гильотине преступников. Но и эти операции не увенчались успехом, однако три года спустя в Бостоне пластический хирург Джозеф Мюррей, страстно увлеченный темой пересадки человеческих органов, провел первую в истории успешную трансплантацию почки. К счастью, ему не пришлось беспокоиться по поводу ее отторжения: у его пациента, Ричарда Херрика, был однояйцевый близнец по имени Рональд, который согласился отдать брату свою почку. Так как ДНК близнецов полностью совпадают, то иммунная система Ричарда не стала воспринимать новую почку как чужеродную ткань, и он без каких-либо происшествий поправился. И хотя отторжение так и оставалось непреодолимой проблемой, все равно операция Мюррея была огромнейшим достижением: удалось преодолеть множество трудностей технического характера, которые ставили в тупик его предшественников. Ричард Херрик стал первым человеком, прожившим больше чем несколько месяцев после пересадки донорского органа, — он умер восемь лет спустя. Это событие было предано широкой огласке, причем совершенно справедливо: оно стало доказательством того, что пересадка нового органа может существенно помочь пациенту[25].
К 1964 году Шамвэй решил, что хирургическая сторона операции была доведена до совершенства: с технической точки зрения было довольно просто вырезать больное сердце и пришить на его место новое. Обнадеживал еще и тот факт, что новые препараты и лучевая терапия помогли значительно уменьшить частоту случаев отторжения пересаженных почек — Шамвэй даже предположил, что и успешная трансплантация сердца не за горами. И действительно, группа врачей из Университета Миссисипи под руководством Джеймса Харди уже вовсю готовилась к этому знаменательному событию. Предыдущим летом Харди сделал первую в мире пересадку легкого Джону Ричарду Расселу, отбывающему срок за убийство пятидесятивосьмилетнему заключенному, болеющему раком. Новое легкое (которое было взято у пациента «Скорой», умершего в тот же день от сердечного приступа) прекрасно функционировало. Однако восемнадцать дней спустя Рассел умер от уже существовавших проблем с почками. Харди работал над пересадкой сердца с 1956 года, и мало у кого из хирургов был такой обширный опыт, как у него. В декабре 1963 года он вместе с коллегами стал подыскивать подходящего пациента: кого-нибудь с терминальной сердечной недостаточностью, кому традиционное лечение помочь уже не могло, а вот новое сердце могло бы спасти жизнь.
Четвертого января 1964 года газеты по всему миру напечатали сенсационную историю под заголовком: «Пересажено человеческое сердце»:
«Отважная попытка дать человеку второе сердце была предпринята хирургами из Миссисипи в эту пятницу. Трансплантат проработал час. Это была первая известная успешная пересадка сердца в мире… Сердце было взято у мертвого человека. Его оживили и трансплантировали в грудь умирающего от сердечной недостаточности пациента».
Но это была абсолютная выдумка. Кто-то из персонала больницы дал журналистам наводку, когда узнал, что у Харди есть пациент и донорское сердце и что для операции все подготовлено. На самом деле пересадка так и не состоялась: когда Харди вскрыл пациенту грудную клетку, то понял: чтобы помочь пациенту, будет достаточно простого хирургического вмешательства. И тем не менее это был полезный опыт, так как команда Харди в общем-то прошлась по всем пунктам протокола трансплантации, за исключением самой процедуры.
Всего через несколько недель после этой «репетиции» Харди смог провести долгожданную операцию по-настоящему. 17 января мужчину шестидесяти восьми лет по имени Бойд Раш поместили в больницу в весьма плачевном состоянии. После многих лет безуспешной борьбы с повышенным давлением у него было настолько плохое кровообращение, что развилась гангрена обеих ног и их пришлось ампутировать. Кардиолог заключил, что без пересадки шансов у него нет, и вечером 23 января его сердце начало отказывать. У Харди на примете было три потенциальных донора — это были молодые пациенты, умиравшие от необратимых повреждений мозга и все еще живущие только благодаря искусственной вентиляции легких. Он понимал, что если отключит один из аппаратов, чтобы заполучить орган, то его могут обвинить в убийстве, так что решил брать сердце только у того донора, который умрет естественной смертью. Шансы на то, что это случится в нужный момент, были крайне малы, и он прекрасно отдавал себе в этом отчет, так что составил запасной план действий.
За несколько недель до этого Харди нанес визит Киту Римтсме, хирургу из Нового Орлеана, специализирующемуся на пересадке почек. Он мог оперировать только тех пациентов, кому кто-то из близких родственников согласился пожертвовать свою почку, так что операции по пересадке проводились крайне редко.
Римтсма решил использовать почки, взятые у приматов, чтобы операция могла помочь большему количеству людей — это было довольно легко, так как в начале 1960-х торговля обезьянами, в том числе шимпанзе, и даже крупными кошачьими все еще не подлежала какому-нибудь контролю. Это была довольно спорная операция, однако ее результаты удивили всех. Один из пациентов, портовый рабочий по имени Джефферсон Дэвис, прожил два месяца с почками шимпанзе, работавшей в цирке, а другим, например, пересаживали органы павианов и мартышек. Харди был крайне впечатлен увиденным и вдруг понял, что в крайнем случае можно взять обезьянье сердце, если человеческий донор не будет вовремя найден. Он приобрел четыре взрослых шимпанзе, чтобы проверить свою идею, и измерил сердечный выброс у самой большой особи, весом больше сорока пяти килограммов. Четыре литра в минуту для человека было маловато, однако он заключил, что в случае крайней необходимости для невысокого взрослого этого должно хватить.
Сердце Бойда Раша окончательно отказало, а кровяное давление резко упало — теперь дышать он мог только с помощью аппарата искусственной вентиляции легких. Харди пошел проверить состояние предполагаемого донора сердца — вероятность того, что он умрет в ближайшее время, была крайне мала, так что в ту ночь использовать его сердце возможности не было. Тогда Харди накачал самого большого шимпанзе успокоительным и подготовил животное к операции. Он сделал вывод, что потеря обеих ног привела к уменьшению объема циркулирующей в организме пациента крови, так что сердца шимпанзе может оказаться вполне достаточно, чтобы не дать ему умереть. Когда Раша доставили в операционную, его пульс был нерегулярным, а кровяное давление почти на нуле. Он был в коме и, по большому счету, в анестезии не нуждался. Его сердце остановилось, когда Харди вскрывал грудную клетку — в запасе не было ни минуты, и врачи поспешили подключить его к аппарату искусственного кровообращения.
Когда пациенту, подключенному к АИК, больше ничто не угрожало, Харди вызвал персонал в операционную, чтобы принять решение о том, что делать дальше. Они могли либо выключить АИК и дать пациенту умереть, либо все-таки пересадить ему сердце шимпанзе. После непродолжительной дискуссии пятеро старших врачей провели голосование: четверо высказались за использование обезьяньего сердца и один воздержался. Пока другая операционная бригада вскрывала в соседней комнате грудную клетку шимпанзе, Харди вырезал отказавшее и ставшее теперь совершенно бесполезным сердце своего пациента. Он с трепетом смотрел на то, что было у него перед глазами и чего никому не доводилось видеть прежде: перед ним лежал живой пациент с дырой вместо сердца. Харди протянули металлическую миску с сердцем шимпанзе. Его промыли охлаждающим раствором и начали вводить в сосуды человеческую кровь. Харди понадобилось сорок пять минут, чтобы пришить его на место. Разогревшись до нормальной температуры, новое сердце начало трепыхаться. Харди дал один-единственный разряд дефибриллятором, и после непродолжительной паузы сердце забилось регулярным и сильным ритмом. Изначально показатели жизнедеятельности были вполне обнадеживающими, однако вскоре Харди понял, что обезьянье сердце все же не в состоянии справиться с поставленной перед ним задачей. Понаблюдав в течение часа за тем, как оно с трудом выполняет свои обязанности, Харди уже потерял надежду на то, что пациент когда-нибудь снова придет в сознание. Сердце шимпанзе угасало, а вместе с ним и жизнь Бойда Раша, первого человека, получившего новое сердце.