Таким образом, когда Доминго Лиотта в декабре 1968 года спустился на цокольный этаж в кабинет Кули, он прекрасно понимал, что поступок его будет расценен не иначе как предательство. Он сообщил Кули, что сомневается, что Дебейки верен идее разработать искусственное сердце, и поэтому предлагает сотрудничество ему, Кули, с намерением имплантировать пациенту искусственное сердце уже в ближайшем будущем. Кули охотно согласился. Его упоение от первых операций по пересадке сердца сменилось разочарованием, потому что пациенты, один за другим, умирали в результате отторжения, так что в искусственном сердце он сразу увидел многообещающую альтернативу. Ни один, ни другой не видели необходимости сообщать об их договоренности Дебейки, и следующие несколько месяцев Лиотта держал договоренность с Кули в секрете от человека, на которого, по идее, все еще работал.
Вскоре стало ясно, что Лиотта поторопился. Уже в следующем месяце Дебейки разрешил тестировать искусственное сердце на животных — его заинтересованность в данной программе явно никуда не делась. Результаты были крайне невпечатляющими: четверо из семерых телят умерли на операционном столе, а ни один из трех оставшихся так и не пришел в себя, не прожив и двенадцати часов. Но это лишь еще больше убедило Дебейки в том, что на доработку аппарата уйдут месяцы или даже годы работы. Четвертого апреля 1969 года он приехал в Вашингтон, чтобы посетить собрание Национального института сердца. Накануне, как только он собирался лечь в кровать, ему позвонил кто-то из коллег из Хьюстона, чтобы сказать, что Кули провел первую операцию по установке искусственного сердца. Дебейки был ошарашен: насколько ему было известно, Кули никогда не пытался разработать такое устройство и даже не проявлял к этому интереса. На следующее утро Дебейки включил телевизор и увидел, как журналисты берут интервью у Лиотта и Кули, демонстрирующих механическое сердце, подозрительно похожее на одно из тех, что были в лаборатории у Дебейки. Когда он прибыл на собрание, его тут же обступили коллеги — им не терпелось узнать подробности проведенной операции. Но к глубочайшему стыду, Дебейки вынужден был признаться, что знает об этой операции не больше, чем они.
Дебейки вылетел обратно в Хьюстон, желая разобраться в случившемся. Он быстро понял, что Кули с самого начала планировал стать первым, кто установит искусственное сердце, и что Лиотта помог ему в этом, взяв без разрешения один из прототипов в лаборатории Дебейки. С его точки зрения, это была самая настоящая кража. Кули же утверждал, что имплантированное им устройство было новой моделью, тайно разработанной им вместе с Лиотта, и что операция не была спланирована заранее, а стала последней отчаянной попыткой спасти жизнь умирающему человеку.
А вот следующие события сомнений, пожалуй, не вызывали. Пятого марта 47-летнего печатника из Иллинойса по имени Хаскелл Карп доставили в больницу Кули с тяжелой формой ишемической болезни сердца. После двух обширных инфарктов от его сердечной мышцы почти ничего не осталось: ангиограммы показали, что левый желудочек раздувается с каждым ударом сердца, — это указывало на то, что стенки желудочка крайне ослаблены из-за массивного участка омертвевшей ткани. Кули рекомендовал провести пересадку, однако пациент был категорически против этой идеи. Вместо этого он согласился на менее радикальную операцию — рассечение миокарда с вентрикулопластикой. Она заключалась в удалении треугольного участка мертвой сердечной мышцы с последующим сшиванием оставшейся ткани в надежде, что этого будет достаточно для нормальной работы органа. Кули не стал скрывать риски: вероятность пережить операцию для Карпа составляла лишь 20 %. Но Кули обнадежил его, сказав, что в случае неудачи они могут имплантировать ему механическое сердце в надежде, что оно продержит его в живых достаточно долго, чтобы найти подходящего донора. Карп согласился: если единственная альтернатива — это смерть, то он не против получить новое сердце.
Операцию назначили на четвертое апреля — в Страстную пятницу. Когда анестезиолог Артур Китс в обеденный перерыв отправился навестить больного, то обнаружил, что он лежит весь синий и задыхается. Он был настолько встревожен его состоянием, что тут же отправил пациента в операционную. Вскоре появился и Кули, Карпа подсоединили к аппарату искусственного кровообращения, и операция началась. Как только Кули вскрыл перикард, чтобы обнажить сердце, сразу же стало понятно, что Карп на пороге смерти. Оно было огромным — обширный участок рубцовой ткани раздулся до размеров дыни. Он вырезал эту бесполезную ткань и сшил вместе то, что осталось от сердца. Попытки запустить сердце не увенчались успехом, тогда с помощью Лиотта Кули установил протез и запустил его. Впервые в истории жизнь человека начало поддерживать искусственное сердце.
Карп пришел в сознание вскоре после того, как закрыли разрез на груди, однако переводить его из операционной было нельзя, так как жизнь его зависела от громадного модуля, закачивающего сжатый воздух в искусственное сердце через торчащие у него из груди трубки. Никто не знал, как долго этот аппарат будет поддерживать в нем жизнь, так что теперь было необходимо как можно скорее найти настоящее сердце для пересадки. В тот вечер Кули и Лиотта поспешно провели пресс-конференцию, в ходе которой описали проведенную операцию и призвали помочь с поиском донора. Жена Карпа Ширли передала написанное от руки послание, растиражированное затем газетчиками:
«Кто-нибудь, где-нибудь, пожалуйста, услышьте мои мольбы. Мольбы о сердце для моего мужа. Я вижу, как он лежит и дышит, понимая, что внутри его груди вместо данного Богом сердца находится рукотворный аппарат. Остается только гадать, сколько он сможет с ним прожить… Может быть, моего мужа где-то ждет дар в виде чужого сердца. Пожалуйста…»
Подходящий донор был наконец найден в Массачусетсе, однако доставили его после заставившей всех поволноваться задержки. У самолета, перевозившего находящуюся в коме пациентку, посреди полета произошла поломка, и ему пришлось с вышедшими из строя тормозами совершить экстренную посадку на военной базе. Оттуда донора тут же отправили другим самолетом. В больницу Святого Луки она была доставлена следующим утром в пять часов, как раз, когда сердце уже начало отказывать. Пересадка — двадцатая на счету Кули — была проведена быстро и без каких-либо происшествий. Кули с осторожным оптимизмом высказывался по поводу шансов своего пациента, однако вскоре все его надежды рухнули. Несколько часов спустя рентгеновский снимок показал угрожающее затемнение в правом легком Карпа. Это была грибковая инфекция, и из-за иммунодепрессантов, которые давали Карпу, его организм был не в силах с ней справиться. День спустя сердце Карпа остановилось, и он умер.
Хотя попытка и закончилась неудачей, достижение Кули вызвало бурю восхищенных статей в прессе. Меж тем назревала буря. Дебейки был не единственным, кто хотел получить ответы. Национальный институт сердца, предоставивший для исследований Дебейки щедрую материальную поддержку, захотел узнать, не было ли использованное Кули устройство разработано на самом деле в лабораториях Бэйлорского медицинского колледжа. Если это было так, то перед тем как применять его на людях, необходимо было заручиться одобрением специальной комиссии по этике, но Кули даже не пытался его получить. В считаные часы по запросу Бэйлорского института было начато расследование случившегося — первое из предстоящей череды. Кули вел себя вызывающе и дерзко, даже если допустить, что он рассказывал правду. Он заявил журналистам: «Я провел больше операций на сердце, чем кто-либо во всем мире. Я полагаю, что имею полное право решать, что будет правильно и уместно сделать для моих пациентов. Все решения принимаю я сам, заручившись предварительно разрешением своих пациентов».
Кули утверждал, как публично, так и перед властями, что вместе с Лиотта они протестировали не менее 57 различных конфигураций «их» сердца, в том числе установили протезы девяти телятам, четверо из которых прожили достаточно долго. Вместе с тем он не смог предоставить документацию, которая подтверждала бы проведение подобных экспериментов. Окончательное разоблачение произошло, когда Лиотта признался, что создание и тестирование прибора проходило в лаборатории Бэйлорского института за счет государственного гранта. Кули было крайне неприятно узнать о расследованиях, начатых в отношении проведенной им операции, и значимость его достижения в свете этих событий значительно поблекла. Было постановлено, что Кули неправомерно присвоил себе устройство, разработанное на деньги правительства, а также не стал искать одобрения своего неудачного эксперимента на человеке у комиссии по этике. Его поведение осудило местное медицинское сообщество, а также Американская коллегия хирургов с последующей отставкой из Бэйлорского института. В дополнение ко всему на Кули и Лиотта подала в суд и вдова Хаскелла Карпа, утверждавшая, что хирурги не потрудились в точности объяснить ей все связанные с проведением операции риски. Дело против них в итоге было закрыто, однако этому предшествовала одна из самых затянутых судебных тяжб в истории медицины.
Отголоски громкого дела Карпа звучали еще не одно десятилетие, и вскоре Кули попытался пойти с Дебейки на мировую, однако старший хирург порвал со своим бывшим коллегой все связи и в разговорах с друзьями стал называть его просто «никто». В личной беседе со своим будущим биографом Дебейки был настроен еще более яростно: он обвинял Кули в мании величия, жадности и недобросовестности. Но самые резкие слова он приберег для Лиотта, назвав его тупым и неуравновешенным. Коллеги из Хьюстона стали называть небольшой участок улицы, разделявший кабинеты Дебейки и Кули, «демилитаризованной зоной», а их ссора даже стала темой одного из номеров журнала Life. Несмотря на то, что главным злодеем власти называли именно Кули, мнение общественности разделилось. Влиятельный обозреватель из New York Post Макс Лернер дал проницательную оценку этой паре, которая демонстрировала, что он прекрасно понимал мир кардиохирургии, во многом движимый самолюбием населяющих его персонажей: