у предстоит иметь дело и как ее исправить.
В июне 1963 года Чарльза Доттера пригласили выступить с лекцией на собрании радиологов в курортном чешском городе Карловы Вары. Его попросили поговорить о будущем ангиографии — этой новой дисциплины, чья роль в современной медицине была уже очень важной. Собравшиеся на лекцию радиологи представляли, что их задача заключалась в получении рентгеновских снимков сердца и его магистральных сосудов, чтобы можно было поставить точный диагноз, на основе которого уже хирурги с врачами решали, какое лечение будет для пациента оптимальным. Но то, что они услышали в лекционном зале, буквально шокировало их — у Доттера были весьма далекоидущие планы. Он сообщил своим коллегам, что вскоре он с помощью ангиографии будет не только проводить своим пациентам диагностику, но и лечить их: «Ангиографический катетер может быть использован не только для диагностики — если проявить немного воображения, то его можно превратить в полезнейший хирургический инструмент». Это было очень смелое заявление, радикально меняющее общее мировоззрение: большинству присутствующих даже в голову не приходило, что катетер может стать альтернативой скальпелю. Заключительные слова Доттера аудитория встретила бурными овациями. Один из присутствовавших позже вспоминал, что «эффект был как от разорвавшейся бомбы».
Такой прогноз будущего основывался не на каком-то слепом оптимизме, а на собственном опыте Доттера. Несколькими месяцами ранее он проводил аортограмму — стандартную процедуру для получения рентгеновских снимков аорты пациента. Для этого в брюшную аорту через бедренную артерию в области паха вводился катетер, через который подавался контрастный раствор. Все было как обычно, за исключением одного — на этот раз бедренная артерия была закупорена холестериновой бляшкой — жировыми отложениями, сформировавшимися в результате атеросклероза. Доттеру не потребовалось больших усилий, чтобы протолкнуть катетер через это препятствие. Тем самым он, сам того не желая, расчистил новый канал для прохождения крови. Процедура оказалась настолько простой, что у него не было никаких сомнений: катетеры могут быть повсеместно использованы именно для прочистки закупоренных артерий.
Пятью годами ранее Томасу Фогарти, студенту-медику из Цинциннати, в голову пришла очень похожая идея. Ему было всего двадцать с небольшим, когда он придумал новый инструмент для удаления тромбов внутри артерий. Он видел, как хирурги пытались сделать это, разрезая кожу и сам кровеносный сосуд, а затем выковыривая тромб щипцами, — однако эта процедура редко давала хорошие результаты, и многим пациентам впоследствии приходилось ампутировать конечности. Фогарти сконструировал полый катетер с крошечным латексным воздушным шариком на конце — в первых экспериментальных экземплярах использовался кончик пальца хирургической перчатки. Другой конец катетера подсоединялся к бутылке со сжатым газом, чтобы миниатюрный воздушный шарик можно было при необходимости надувать. Это устройство (получившее с тех пор название «катетер Фогарти») вставлялось через разрез на коже в кровеносный сосуд и подводилось к тромбу. Потом воздушный шарик надували и убирали, а вместе с ним вытягивалась и запекшаяся кровь. Впервые использованный в 1961 году, катетер Фогарти стал значительным шагом вперед по сравнению с прежде используемыми методами удаления тромбов. Он не только привел к резкому снижению смертности, но и практически полностью исключил экстренные ампутации конечностей. До его появления пятая часть всех пациентов в результате неудачной попытки удалить тромб теряла руки и ноги, а благодаря новой процедуре этот показатель упал до трех процентов. Несмотря на явный успех, Фогарти оказалось очень непросто убедить всех отнестись к его работе серьезно. Когда он попытался опубликовать свои исследования, первые три журнала, в которые он обратился, отказались печатать его статью. В 1962 году он перебрался в Орегонский университет для продолжения стажировки, где познакомился с Чарльзом Доттером — наконец-то ему повстречался хирург, чьи взгляды совпадали с его собственными.
У Доттера даже среди друзей была репутация неугомонного выскочки. Этот худощавый, спортивного телосложения мужчина, в свободное время занимавшийся горным альпинизмом, на работе кипел энергией. Один его коллега из Орегона, хирург Альберт Старр, сказал про него: «Я никогда не видел его нормальным — он всегда пребывал в гипоманиакальном состоянии». Несмотря на бесспорную гениальность Доттера — в тридцать два года он стал самым молодым в США профессором радиологии, — его, за странные манеры и дикие идеи, называли «безумным Чарли». К своей работе он относился с фанатизмом и энтузиазмом, доводившими его до крайностей. Однажды утром 1961 года во время обхода больничных палат он провел со своими студентами, казалось бы, рядовую импровизированную беседу на тему использования катетера, но в конце вдруг объявил, что полчаса назад ему самому ввели точно такой катетер прямо в сердце. Слушатели ахнули от изумления, а он закатал рукав и показал торчащий из вены конец катетера. Потом он подключил его к монитору, чтобы наглядно объяснить, каким должно быть давление внутри нормального здорового сердца.
Новая медицинская эра, предсказанная Чарльзом Доттером, наконец наступила 16 января 1964 года. За десять дней до этого Доттер познакомился с Лорой Шоу восьмидесяти двух лет. Ее положили в больницу с серьезными проблемами в левой ноге. На трех пальцах ноги уже развилась гангрена, а в голени не нащупывался пульс, нога была холодной, что говорило о серьезном нарушении кровоснабжения. Ангиограмма выявила обширную закупорку бедренной артерии вследствие атеросклероза. Хирурги настоятельно рекомендовали ампутацию ступни, однако Лора отказалась, заявив, что предпочтет умереть, нежели остаться без ноги. Так как других вариантов не было, Доттеру предоставили возможность опробовать свою новую методику. Он назвал ее транслюминальной ангиопластикой — «ангиопластика» подразумевала прочистку кровеносного сосуда, а слово «транслюминальная» указывало на то, что операция проводилась внутри полости сосуда.
Процедура Доттера проходила в три этапа. Первым делом протыкалась бедренная артерия, и в нее вставлялся проволочный направитель, который пропускался вдоль кровеносного сосуда через его закупоренный участок. Затем вдоль направителя пропускался тоненький катетер, который тоже проходил через бляшку, формируя новый канал для доступа крови. Наконец, на этот катетер нанизывался второй, потолще, который еще больше расширял канал. На все про все уходило несколько минут. Когда Доттер убрал катетер, состояние его пациентки стало улучшаться на глазах: теперь в ступне прощупывался пульс, и она снова стала теплой. Боль начала проходить, и за следующую неделю гангрена отступила, а язва на ноге зажила, что указывало на значительное улучшение кровоснабжения. Три недели спустя ангиограмма показала, что в прежде закупоренной артерии теперь не было и следа бляшек. Лора Шоу прожила еще три года и умерла от болезни сердца, никак не связанной с проведенной процедурой. До тех пор она (как это частенько замечал Доттер) крепко стояла на ногах — на обеих.
В своей первой статье, посвященной транслюминальной ангиопластике, Доттер сравнил закупоренный кровеносный сосуд на ноге со старой ржавой трубой. Это полностью согласовывалось с его подходом к лечению: его девиз «если сантехник может сделать что-то с водопроводом, то и мы сможем повторить это с кровеносными сосудами» доктора часто любили цитировать. Он даже выразил эту идею в карандашном наброске, который поместил в рамку и повесил над своим письменным столом, — это был своеобразный герб, на котором изображались, скрещенные словно два меча, разводной гаечный ключ и кусок трубы. С детства помешанный на всевозможных механизмах, Доттер определенно получал огромное удовольствие, чувствуя себя медиком-механиком: большинство катетеров он изготовил самостоятельно из подручных материалов — гитарных струн, проводов от спидометра или пластиковой изоляции, снятой с электрического кабеля.
Одной из самых больших упущенных возможностей в истории медицины можно назвать тот факт, что Томасу Фогарти и Чарльзу Доттеру, обоим врачам, мечтавшим лечить с помощью катетеров, так никогда и не было дозволено поработать рука об руку. Фогарти был хирургом, его начальство было наслышано о работе эксцентричного радиолога и явно недолюбливало его, потому что Доттер любил поддразнивать их разговорами о том, что скоро профессия хирурга останется в прошлом. Несмотря на рекомендации не контактировать с Доттером, Фогарти в 1965 году все-таки довелось поработать с ним. Пытаясь усовершенствовать методику ангиопластики, Доттер попробовал заменить свое привычное оборудование баллоном-катетером, который сделал для него Фогарти. Он решил, что раз этот катетер помогает с тромбами, то и с атеросклеротическими бляшками он тоже должен справиться. Попытка оказалась удачной, однако Доттер решил, что воздушный шарик из латекса для его целей был слишком непрочным, и больше никогда его не использовал. И хотя эта процедура была единичным случаем, нельзя не оценить ее историческое значение: это была первая баллонная ангиопластика. Всего через десять лет эта методика стала самым мощным оружием в арсенале кардиолога.
К 1968 году Доттер опубликовал семнадцать статьей по транслюминальной ангиопластике и провел сотни успешных процедур. Он также заслужил мировую известность, однако по какому-то странному стечению обстоятельств был более знаменит в крупных медицинских центрах Европы, чем у себя на родине в Портленде. Американские радиологи не придавали его работе особого значения, по-прежнему считая катетер диагностическим инструментом, а не терапевтическим. Между тем в Германии, Швейцарии и Нидерландах врачи с таким энтузиазмом взялись за транслюминальную ангиопластику, что стали называли ее «доттерингом».
Летом 1969 года у Андреаса Грантзига, 30-летнего научного сотрудника клиники Ратшоу в Дармштадте, состоялся разговор с пациентом, вследствие которого его карьера пошла совершенно по новому пути. Родившись в Дрездене за два месяца до начала войны, Грантзиг рано остался без отца — считалось, что его убили нацисты — и потом два года прожил у дяди в Аргентине. Среднее образование он получил в Лейпциге, однако местные коммунистические власти постановили, что он должен после получения диплома пойти в подмастерья каменщика, а не в университет. Решивший во что бы то ни стало быть врачом, Грантзиг в 1959 году сбежал в Западную Германию и начал изучать медицину в Гейдельберге. Теперь, десять лет спустя, он особенно интересовался болезнями периферических артерий, потому и завел разговор с пациентом, у которого был обширный атеросклероз. Мужчина переживал по поводу перспективы серьезного хирургического вмешательства и побочных эффектов медикаментозного лечения и спросил у молодого врача, нет ли для него каких-либо альтернативных вариантов: нельзя ли просто вычистить все лишнее из его артерий, подобно тому, как сантехник прочищает засорившийся слив? Грантзиг был впечатлен столь оригинальной идеей, которая помогла ему взглянуть на болез