Этот прибор был назван так в честь Чарльза Стента — жившего в девятнадцатом веке стоматолога, который изобрел новый материал для изготовления искусственных зубов: в основе его была гуттаперча, гибкая резина, применявшаяся при производстве мячей для гольфа. Это слово вошло в обиход у хирургов, когда немецкие врачи стали использовать придуманное Стентом соединение во время операций по реконструкции лица в период Первой мировой войны. Пятьдесят лет спустя так стали называть изготовленную из металла или пластика трубку, применявшуюся для устранения преград в различных внутренних каналах вроде мочевых путей. Чарльз Доттер, хоть он и не пользовался термином «стент», стал первым, кто понял, что этот же подход может быть применен и для кровеносных сосудов. В своей первой статье по транслюминальной ангиопластике, опубликованной в 1964 году, он выдвинул идею установки внутри артерии пластиковой «шины», которая поддерживала бы ее раскрытой. В последующих экспериментах, однако, было обнаружено, что из-за взаимодействия крови с пластиком возникают тромбы, так что вместо этого он разработал металлическую пружину, которую можно было бы вдоль по катетеру доставить к месту закупорки. Когда катетер убирали, пружина должна была остаться на месте и не дать сосуду закрыться. Эта методика показала обнадеживающие результаты на собаках, однако на ее подготовку к использованию на людях ушло еще десять лет. К началу 1980-х металлические стенты наконец стали широко применяться для раскрытия крупных периферических артерий, таких как большие сосуды ног.
Немецкий кардиолог Ульрих Зигварт ничего не знал об этих событиях, когда додумался сделать с коронарными артериями нечто похожее. Будучи современником и приятелем Андреаса Грантзига, он работал в Лозанне, в нескольких часах езды, и был одним из первых, кто в конце 1970-х годов научился у него методике проведения ЧТКА. Его первый баллон-катетер был подарком от самого Грантзига, который тот вручил ему однажды за ужином. Сейчас такие катетеры делаются одноразовыми, однако в то время они были таким большим дефицитом, что Зигварту приходилось стерилизовать их и использовать повторно. Впервые он почувствовал недостатки ангиопластики в 1981 году, когда одного из его пациентов в срочном порядке доставили в операционную для проведения экстренного коронарного шунтирования. По иронии судьбы, ранее в тот же день Зигварт предоставил конспект своей научной работы для публикации — там он хвалился, что никто из его пациентов не сталкивался с подобными проблемами. Когда такая ситуация повторилась еще несколько раз, он понял, что методику необходимо усовершенствовать.
Проблема, с которой сталкивался он и многие другие, называлась рестенозом — повторным сужением просвета артерии, прежде раскрытой с помощью баллонной ангиопластики. Надувной зонд травмировал стенки сосуда, из-за чего его внутренний слой начинал отслаиваться, как наклеенные обои. Зигварту пришла идея обеспечить физическую поддержку — своего рода внутренний каркас для сосуда. С помощью местного инженера Ганса Уолстена он разработал прототип устройства. Их первые модели напоминали использовавшуюся Доттером пружину, однако от такой конструкции вскоре отказались в пользу другой, на создание которой их вдохновила детская игрушка под названием «китайская ловушка для пальцев». Устройство представляло собой тоненькую трубку из стальной сетки, которая — что самое важное — была подпружинена и самостоятельно раскрывалась. Закрепленная на катетере, она была вытянутой и тонкой, однако как только ее отпускали, она расширялась до своего обычного диаметра. Когда Зигварт начал тестировать новое устройство на животных, администрация больницы отнеслась к этой затее без особого энтузиазма, и в итоге Зигварт был вынужден проводить свои опыты в деревянном сарае на парковке. Тогда он еще не знал, что две группы ученых из США уже вовсю работали над похожей идеей, причем одна из них делала это в сотрудничестве с Андреасом Грантзигом. Тем не менее его, Зигварта, прототип был готов к клиническому применению самым первым.
Ждать своего первого пациента Зигварту пришлось несколько недель, однако окончательные доказательства эффективности этой методики были получены 12 июня 1986 года, причем при довольно драматичных обстоятельствах[29]. Больница Лозанны была переполнена выдающимися кардиологами, собравшимися для обучения баллонной ангиопластики. Утром они увлеченно наблюдали за тем, как американский специалист Барри Резерфорд проводит эту сложную процедуру на женщине пятидесяти шести лет с тяжелой формой стенокардии. Какое-то время спустя Зигварт с ней мирно болтал и вдруг увидел, что ее лицо перекосилось от боли. Он сразу же понял, что с ней случилось: тот самый рестеноз, которого все так боялись. Одна из коронарных артерий, раскрытых баллоном-катетером, вскоре после этого снова схлопнулась, и миокард был лишен существенной части, если не всего, кровоснабжения. Если у нее еще не начался сердечный приступ, то скоро определенно начнется. Зигварт поспешил вернуть ее в лабораторию катетеризации, где обнаружил, что ее левая коронарная артерия, как и ожидалось, была полностью закупорена. Очевидным решением проблемы была установка стента.
Металлическая трубка, которую намеревался использовать Зигварт, была меньше двух сантиметров длиной и диаметром всего три с половиной миллиметра. Ее необходимо было разместить в сосуде с ювелирной точностью, при этом видеть сосуд он сможет только на экране. Сначала через бедренную артерию в аорту, а затем и в коронарную артерию был вставлен проволочный направитель. Стент закрепили на баллоне-катетере и по проволочному направителю доставили в нужное место — все это время Зигварт сосредоточенно следил на рентгеновском экране за его продвижением. Убедившись, что катетер в нужном месте, Зигварт надул зонд баллона-катетера, чтобы стент раскрылся. Настал короткий напряженный момент, пока хирург с волнением изучал изображение на экране, чтобы убедиться, что стент жестко закреплен. С облегчением он увидел, что тот не двигается. Эффект от его установки был моментальным: кровоток восстановился, и у женщины сразу же прошли беспокоящие ее симптомы. Она стала первым пациентом в столь бедственном положении, которому удалось избежать экстренного коронарного шунтирования.
Именитые гости Зигварта не подозревали, что случившееся у них под боком событие окажется историческим: досмотрев показательную процедуру до конца, они отправились в столовую обедать. Несколько месяцев спустя та женщина была вынуждена вернуться в больницу для стентирования второй коронарной артерии, но ее здоровье полностью восстановилось. Они с Зигвартом поддерживали контакт вплоть до ее смерти, которая случилась двадцать восемь лет спустя. Результаты первых девятнадцати проведенных Зигвартом процедур были опубликованы в 1987 году, однако многие отнеслись к этому с недоверием. Британский кардиолог Тони Гершлик поведал о том, как удивился, когда один из его коллег вернулся с конференции и сообщил, что «они используют часовые пружины, чтобы раскрыть артерии». Вскоре стало очевидно, что стентирование было гораздо более надежным методом, чем баллонная ангиопластика. Каждому десятому пациенту, прошедшему через процедуру по устаревшей методике, впоследствии требовалось экстренное коронарное шунтирование, в то время как стенты свели этот показатель практически к нулю. В конце 1980-х стентирование было еще больше усовершенствовано: теперь перед установкой стента в коронарную артерию с помощью насаживаемого на катетер миниатюрного сверла с алмазным напылением измельчалась атеросклеротическая бляшка.
Как всегда, первые модели стентов были далеки от совершенства. Один кардиолог сравнивал их использование с «прыжком на тарзанке с моста без предварительной проверки креплений»: стенты соскакивали с катетеров, попадали в кровоток, и хирургам приходилось, раздражаясь и нервничая, вылавливать их по всему телу. В новых моделях эта проблема была устранена, однако оставалась другая, более серьезная: значительное количество установленных стентов быстро закупоривалось. Исследователи обнаружили, что металл приводит к формированию рубцовой ткани внутри сосуда, провоцируя воспалительную реакцию.
Медикаменты были очевидным способом предотвратить появление рубцовой ткани — процесса, известного под названием «гиперплазия интимы», — однако как их доставить в коронарные артерии? Рассматривались разные варианты, однако в начале 1990-х годов ряд ученых остановились на одном и том же решении: просто разместить эти медикаменты на самом стенте. Первым препаратом, использованным для этой цели, был сиролимус — его получили из бактерии, обнаруженной в образце почвы с острова Пасхи, который взяли еще за 20 лет до описываемых событий. Покрытые этим веществом стенты медленно высвобождали его в кровоток в течение нескольких месяцев после операции — этого времени было достаточно, чтобы не допустить рестеноза. После разочарований предыдущих двух десятилетий врачи хотели наверняка убедиться, что стенты с лекарственным покрытием действительно были совершеннее уже использовавшихся устройств, поэтому их подвергли многочисленным клиническим испытаниям. Они показали поразительно хорошие результаты — так, в ходе одного исследования было обнаружено, что количество случаев рестеноза с клиническими проявлениями было снижено до нуля.
Изобретение стентов с лекарственным покрытием было названо третьей революцией в интервенционной кардиологии — первыми двумя было появление баллонной ангиопластики и, собственно, самих стентов. Успех стентов привел к затянувшемуся спору по поводу того, что коронарное шунтирование дает все же лучший долгосрочный результат. Но спор этот так и не был завершен. Как бы то ни было, стентирование — это быстрая и безболезненная процедура, спасающая пациентам жизнь, и провести ее можно даже во время сердечного приступа. В последние годы кардиологи начали тестировать новые типы стентов, изготовленных из магния и специальных растворимых полимеров. Эти устройства со временем рассасываются, не оставляя после себя ни малейшего следа, — лишь чистые, полностью раскрытые сосуды.