Дверь на замке выломали тараном со второго удара. На меня чуть было не накинули фольгированное одеяло, но я увернулась.
– Семен Михайлович, – начала я с главного, – проверьте этот стакан. Он… странный.
Рядом с ним привычным тоном буркнул Смирнов:
– Странно, когда заложники танцуют. Вы нормальные?
Выдернув из кобуры армейский нож, Камиль срезал стяжки с моей правой руки, даже не предупредив.
Левую я успела отдернуть.
Они были моими! Сама решу, что с ними делать!
– Мы? Нет, – прошел мимо Смирнова Максим, толкнув его в плечо. – Не можете обеспечить защиту. Кира делает за половину штата всю работу!
– И вся оставшаяся половина разыскивала вас, Максим Сергеевич, – ответил Воеводин. – Но вы правы. У Киры Игоревны непозволительно много свободы действия для… – задумался он, – сразу и не сосчитать, по какому количеству дел и в каком она статусе. Я назначу человека для постоянного наблюдения ради безопасности.
– Ну спасибо… – промямлила я в адрес Воеводина и Максима. – Телефон можно? Я должна позвонить бабушке.
– Держи, – протянул Воеводин свой, – могу разблокировать универсальным ключом.
– Его что, развешивали в метро с отрывными бумажками? Чего мне никто не оторвал? Позвони отцу, – сказала я, глядя на Максима, – позвони.
На улице свежий ветер наполнил мои легкие еловым влажным ароматом.
– Где мы? – спросила я сотрудника «Скорой», второй раз отодвигая протянутое мне одеяло и отклоняясь от попытки провести осмотр. – Далеко до Коурково?
Над верхушками сосен прожужжал вертолет, потом еще один, и еще один, и еще.
– Вы нас искали с вертолетами? Сразу с пятью! Ничего себе…
– На «Скорой» час от Коурково добирались. Повезло, что дорогу в этом году не размыло. А вертолеты – частные. Богача какого-то. Выкупил коммерческие борта в Сормово. Иль еще где. Держите, – сунул медбрат мне в руки упаковку пластыря и пластиковую бутылку с перекисью. – Обработайте, пока заражение не началось.
Частные борта вертолетов? Хм, а много ли я знаю богачей, способных на такое?
– У меня прививка от столбняка, – обрадовала я медбрата, – ничего не начнется.
– Начнется, если не срезать, – смотрел он на оставшиеся кольца стяжек вокруг щиколоток и одного запястья.
– Их срежут криминалисты, – бросила я и удалилась за деревянную избу, нужную кому-то ради подвальной комнаты.
Верхний этаж выглядел еще менее жилым, чем наш подвал. Вдоль окна без стекол стоял дачный пластиковый стол, в пятнах, разводах и плесени. На полу пустые пивные бутылки и такие же коричневые стаканчики из кафе, в которых в подвал доставили банановое латте с апельсиновым сиропом.
К счастью, разговор с бабушкой прошел без истерики. К еще большему счастью, она ничего не сказала о случившемся родителям. Помочь бы они не смогли, а мамины приступы бы только усилились. Я поэтому и звонила им редко, и почти ничего не рассказывала. Не потому, что врала, а потому, что оберегала своим молчанием их расшатанную психику.
Пока сидела на еловых сухих иголках, прислонившись спиной к халупе, и заканчивала разговор, из-за угла показался Камиль. Увидев меня, он резко развернулся, желая поскорее смыться.
– Камиль! – позвала его я.
– Не хочу мешать.
– Я уже поговорила. Моя бабушка… это – я. Только сорок лет спустя.
Черная балаклава Камиля была поднята на макушку, из-за чего его волосы топорщились, как у ежа.
– Как вы нашли нас?
– Дунаев ехал в лабораторию Воронцова и обнаружил брошенный на обочине джип. Сообщил его отцу. К твоему дому направили наряд, но тебя уже не было. Белый микроавтобус объявили в розыск, скорее всего, ты на поезде и Максим в багажнике прибыли в Нижний Новгород одновременно. Один из вертолетов Воронцова засек белый минивэн, сворачивающий в лес. Доложили нам в бюро.
– Банановый латте с апельсиновым сиропом, Камиль. Такой кофе пью только я, и они принесли его в подвал. Кто-то знает меня… очень хорошо. Выкуп просили?
– Требований не выдвигалось.
Я ковыряла стяжки вокруг лодыжек, но Камиль не пробовал больше срезать их, не спросив.
– Оставишь как сувенир?
Еловыми иголками я ковыряла пластиковый браслет, въевшийся красной бороздой в кожу руки.
– У меня токсин в башке. Мне можно все.
– Ты пила тот кофе?
– Да. И Макс тоже.
– У вас снова возьмут кровь на проверку.
– Этот кофе, – ударялась я головой о деревянные брусья халупы, – это важно, Камиль. Это подсказка! Дашь ножик?
Он протянул мне охотничий из чехла на ремне. Подковырнув стяжки, я срезала их все по очереди.
– Ну вот, сразу болячки задергало. Лучше б не трогала.
Камиль убрал обрезки в пакет для улик, не снимая перчаток с рук.
Вернувшись к «Скорым», полицейским машинам и сотрудникам, проводившим штурм, я заметила Максима возле трех черных джипов. Рядом с ним стоял Сергей Воронцов. Попятившись, я врезалась в грудь Камиля.
– Двух убийц своей дочери ему лучше не видеть.
– Ты спасла этого, его жену, сына, всех остальных. Неудачная генетика, Журавлева, – это твои спортивные ножи, но цель, куда метнуть лезвие, выбирает не геном.
– Понятно. Выбираю я, – сделал я поспешный легкий вывод.
Но ничего легко быть не могло, когда речь шла о Камиле и когда между нами случались вот такие диалоги.
– Выбираешь не ты, а травма внутри тебя. Которую пытаешься излечить.
Содрав перчатки, Камиль применил свою волшебную акупунктуру, и мои болячки на запястьях перестали беспокоить и ныть.
– На катере, Кира, – оставил он пальцы недалеко от раны так, чтобы считывать пульс, – десятки телефонов снимали, как ты пробивала ножами бензобак «Инфинити». Там был парень. Голый, бухой, – надавил он на точку пульса сильнее, – скажи, ты хотела метнуть нож в него?
– Что?..
– Антон Коровин выложил целую библиотеку видеозаписей. Гул ветра, скорость, гвалт. Тебя никто не слышал. Твои слова уносило, но я прочитал реплики по губам.
И он процитировал:
– «Нет, я не хочу попасть в него. Только в бак. Нет. Мы никого не убьем». Два последних предложения произносятся с паузой. Как будто ты кому-то отвечаешь. Кому-то, кто говорит о нанесении травм тому парню.
– Ты препарируешь сказки или трупы? Что за бред?! Я успокаивала себя… что я и все мы на катере никого не убьем, приблизившись к «Инфинити».
Камиль не дал мне выдернуть руку, хоть я и попыталась.
– Твой пульс говорит правду, но не ты.
– А ты не врешь? – перестала я выдирать руку, наоборот, приблизившись к нему вплотную, сорвала черную вязаную балаклаву с его головы и посмотрела в острые серые глаза – в два лезвия его скальпелей, что вскрывали мою душу, мои тайны… и да… мою ложь. – Разве не ты мечтаешь убить?
Разжав мое запястье, он отступил:
– Еще не время.
Развернувшись, Камиль рванул через бурелом и до отправления машин так и не вернулся. Только нити вязаной балаклавы развевались по ветру черным флагом, что на воде сигнализирует о начале шторма.
Приблизившись к Максиму со спины, я поздоровалась с Воронцовым-старшим. Тот посмотрел на меня хотя бы без ненависти. Пусть и тепла в его взгляде не было, и какой-то заботы, но… он ведь нанял пять вертолетов. Он был сейчас здесь, в деловом костюме и начищенных ботинках, смотрел на своего потрепанного похищением сына. Любить деньгами не хуже, чем не любить вообще ничем. Воронцов никогда не жалел своих средств на детей. Он выстроил для липовой свадьбы Аллы целый терем изо льда и построил отель в Оймяконе.
– Кира… Цела?
– Все нормально.
– Вот и славно, славно. Обязательно в храм сходи. Поставь свечи о здравии и поблагодари Господа, что вы живы остались.
Рассказать ему, что обычно происходило в церкви, как только я оказывалась там (оба раза с мамой)? Но, к своему удивлению, после его слов в храм я все же зашла.
Воронцов перевел взгляд на сына, неловко касаясь его плеча:
– Я забронировал отель. Лучший, что был. Приведи себя в порядок. Подстригись. Переоденься, выспись, поешь и вылетай в Москву.
– Ты зря забронировал. Я провожу Киру домой, – воспротивился Максим.
– Поезжайте в отель вместе. На брони президентский люкс.
– Спасибо за отель… и за вертолеты, – поблагодарила я, – бабушка волнуется, мне нужно к ней.
Максим сдержанно кивнул и протянул отцу руку, надеясь на рукопожатие, но тот колебался, почти отворачивался и кряхтел что-то под нос. Как в тот момент он напоминал мне моего отца, не умеющего контактировать со взрослой дочерью. Я думала, это потому, что ему неловко, ведь я уже взрослая девушка. Оказывается, отцам с мальчиками точно так же неловко.
– Нужно не так, – подсказала я.
Обхватив Максима за талию, а Воронцова старшего за рукав пиджака, я притянула их друг к другу, чтобы обнялись уже, как нормальные люди, когда отец находит живым похищенного сына в халупе посреди дремучего леса.
Ну да, нормальности в поводе мало, но надо же с чего-то начинать.
Моя бабушка не стала долго думать, не стала ничего спрашивать, она сразу прижала к себе меня, а потом и Максима.
– Бабуль, все хорошо. Нас нашли очень быстро.
– Кирочка, ну как же так? Вас не обижали? Вы не голодали?
– Нет, бабуль. Мы ели гамбургеры, пили кофе, танцевали… и спали…
– …ну, это лишнее.
– Мы просто спали. Там были кровать, стол и стул… и форточка под потолком.
Максим озвучил свои впечатления:
– Курорт! Экстрим на выживание! За такой туризм олигархи миллионы платят.
– Но твои олигархи знают, что не умрут в приключении. А вы? – уперлась бабушка руками в бока. – Как вы двое всегда оказываетесь впутаны в такое? Вы же еще дети!
– Ба, мне девятнадцать. Ты уже замужем была в моем возрасте.
– А ты что, замуж собралась? – смерила она Максима взглядом, сканируя на мужпригодность.
– Нет! – отрезала я, оглушив Максима своим вскриком. – Конечно, нет…
– Ну, раз пока не замужем, ты, Максим, будешь спать на дедовой походной раскладушке, а мы с Кирой займем диван. Ступайте, ступайте умываться, да мыла не жалейте. И зубы, зубы три раза почистите. А я на стол соберу.