Джефферсон гулко и с нескрываемой злобой рассмеялся.
– Хотел бы я надавать им по шарам… чтоб звенело. Я был еще мальчишкой, когда отсюда увезли первую партию гоблинов, и молодой Ржав, черт его дери, тоже был тут, а то, он всех подбадривал и смеялся над бедолагами. А когда я выбежал на дорогу и попытался их остановить, его дружки мне здорово наваляли. Это случилось вскоре после того, как умер мой папаша. Я в те дни был еще наивный, думал, что они лучше меня, ломал перед ними шапку и все такое, зато потом я начал работать в кузне, а это уж такая штука – если она тебя не убьет, то сделает сильнее.
Он подмигнул, и Ваймс подумал: «Ты справишься. Скорее всего, справишься. В тебе горит огонь».
Ваймс похлопал по карману рубашки и услышал приятное шуршание бумаги. Он гордился припиской в конце клик-сообщения – приписка была личного свойства, от щеботанского коменданта. Она гласила: «Когда они узнали, что этим делом занимаешься ты, Сэм, то разговорились так, что нам двух карандашей не хватило».
Потом Сэм Ваймс пошел в паб, как раз когда начала собираться обычная публика, и уселся в уголке с кружкой свекольного пива, чтобы запить закуску, состоявшую из маринованного яйца, маринованной луковицы и пакетика жареного картофеля. Ваймс не разбирался в кулинарии, но точно знал, что́ ему по нраву. Сидя за столом, он видел, как люди переговаривались и смотрели на него, а потом один из сельчан медленно подошел, держа шляпу обеими руками перед грудью, словно в знак покаяния.
– Меня звать Гасти, сэр. Вильям Гасти. Кровельщик я, сэр.
Ваймс подвинулся и сказал:
– Приятно познакомиться, мистер Гасти. Чем могу помочь?
Мистер Гасти поглядел на своих приятелей, получив в ответ ассортимент одобрительных жестов и хриплого шепота на тему «Давай, парень, не трусь». Он неохотно повернулся к Ваймсу, кашлянул и произнес:
– Э… сэр… мы, конечно, знали про гоблинов, и никому это особо не нравилось. Конечно, от них одни неприятности, если забудешь запереть курятник и все такое, но нам не понравилось то, что с ними сделали, потому как… ну, это неправильно и так нельзя, и одни тут говорили, что мы еще пожалеем, ведь если они так обходятся с гоблинами, то, значит, могут и с обычными людьми, а другие говорили – неважно, с кем, но так просто нельзя! Мы самые обыкновенные люди, сэр, арендаторы и все такое, у нас ни сил, ни власти, и никто не стал бы нас слушать. Ей-богу, ну что мы могли поделать?
Остальные стояли затаив дыхание и вытянув шеи. Ваймс прожевал последний кусочек картофеля, пропитанный уксусом. А потом сказал, глядя в потолок:
– У вас у всех есть оружие. У каждого. Большое, опасное, смертельное оружие. Вы могли сделать хоть что-нибудь. Вы могли сделать что угодно. Могли сделать всё. Но вы ничего не сделали. Не поручусь, но, возможно, на вашем месте я бы поступил точно так же. Что?
Гасти поднял руку.
– Честное слово, нам очень жаль, сэр… но у нас нет оружия.
– Ох, боги, да посмотрите вокруг. Как минимум вы могли бы задуматься. У меня был долгий день, господа, и долгая неделя. Просто помните об этом, вот и все. В следующий раз не забудьте.
В молчании Ваймс подошел к стоявшему за стойкой Джимини, заметив у него над головой пятно свежей краски на стене. На мгновение память услужливо заполнила эту брешь головой гоблина. Еще одна маленькая победа.
– Джимини, до закрытия эти господа пьют за мой счет. Присмотри, чтоб они добрались до дома целыми и невредимыми, даже если придется развозить их на тачке. Я пришлю Вилликинса рассчитаться с тобой утром.
Только звук его шагов нарушал тишину, когда Ваймс подошел к двери и осторожно прикрыл ее за собой. Прошагав пятьдесят метров по дороге, Ваймс улыбнулся: в трактире раздались радостные вопли.
«Роберта Бисквит», в отличие от «Чудо-Сисси», двигалась неторопливо и важно. Она походила на украшение к Страшдеству, и маленький оркестр на палубе пытался играть как большой. У сходней, впрочем, стоял человек в шляпе, которая сделала бы честь капитану любого флота.
– Добро пожаловать на борт, ваша светлость. Я капитан О’Фарелл, хозяин «Роберты». – Он взглянул на Юного Сэма и сказал: – Хочешь подержать штурвал, парнишка? Это можно устроить. Держу пари, твой папа тоже не откажется.
Капитан энергично потряс руку Ваймса.
– Капитан Силлитоу отзывается о вас исключительно с похвалой, сэр, то есть исключительно, сэр. И надеется однажды увидеться вновь. А тем временем, сэр, моя обязанность провозгласить вас Королем.
Мысли Сэма Ваймса затолкались, поскольку каждая пыталась прийти к финишу первой. Слово «король» встало у них на пути.
Продолжая улыбаться, капитан продолжал:
– Я имею в виду, Королем реки, сэр. Честь, которой мы удостаиваем героев, одержавших верх над Старой Изменницей. Позвольте пожаловать вам эту позолоченную медаль, сэр. Покажите этот маленький сувенир любому здешнему капитану – и вас провезут бесплатно от гор до самого моря, если пожелаете.
Толпа, впав в неистовый восторг, разразилась громкими аплодисментами, оркестр заиграл старую песенку под названием «Ты удивлен, мой друг?», в воздух взмыли букеты – и их тут же аккуратно подобрали, потому что, сами понимаете, мотовство до добра не доведет. Оркестр заиграл, колеса закрутились, за кормой забурлила пена, и семейство Ваймсов отправилось вниз по реке в приятный вояж.
Юному Сэму позволили остаться на верхней палубе и посмотреть на танцовщиц, хоть он и не понял, в чем суть. Зато Ваймс понял. Еще там был фокусник и прочие развлечения, которым люди покоряются во имя веселья, хотя Ваймс действительно посмеялся, когда фокусник полез к нему в карман, чтобы подложить туда пиковый туз, и обнаружил нож, который Сэм взял с собой на всякий случай. Неприятностей следует ожидать именно в ту минуту, когда ты их точно не ожидаешь.
Фокусник точно не ожидал ножа и, вытаращив глаза, уставился на Ваймса, а потом сказал:
– Ох, боги, это же вы! Командор Ваймс собственной персоной, – и, к ужасу Ваймса, он повернулся к толпе и воскликнул: – Ура, дамы и господа, в честь спасителя «Чудо-Сисси»!
Ваймсу пришлось выйти и раскланяться, и Юный Сэм, разумеется, вышел и раскланялся вместе с отцом, заставив не одну пару женских глаз увлажниться от умиления. Затем бармен, который явно был не в теме, не сходя с места придумал коктейль «Сэм Ваймс», и впоследствии, когда этот коктейль вошел в меню всех питейных заведений на Равнинах, разумеется, кроме тех, где клиенты открывали бутылки зубами[32], Сэм делал вид, что изрядно смущен. На самом деле он был так польщен этой честью, что даже выпил одну порцию, а потом вторую, поскольку Сибилла, учитывая обстоятельства, не возражала. А потом Ваймс сидел, подписывая подставки для кружек и клочки бумаги и болтая громче обычного, пока даже бармен не решил, что пора закрывать лавочку, и тогда Сибилла увела захмелевшего мужа в постель.
И по пути в номер он отчетливо услышал, как в коридоре одна дама спросила у другой:
– А кто этот новый бармен? Никогда его не видела на этом рейсе.
«Роберта Бисквит» плыла в ночи, оставляя за обширной кормой белый след. Одного быка отвели в стойло, а второй обеспечивал неторопливое движение вперед. Приятное путешествие продолжалось. Все, кроме лоцмана и впередсмотрящего, спали, были пьяны, ну или просто лежали. Бармена никто не видел; бармены приходят и уходят, в конце концов. Кто обращает на них внимание? В темном коридоре, в который выходили двери кают, ждала какая-то фигура. Она прислушивалась к шепотам, поскрипываниям и похрапываниям.
В каюте храпели, о да. Тень двинулась по неосвещенному коридору, и предательские скрипы терялись в симфонии звуков, издаваемых деревянным судном на ходу. Вот дверь. Вот замок. Последовало аккуратное изучение, которое скорее символизирует хитрость и силу, нежели действительно говорит об их наличии. Появилась отмычка, осторожно повернулись петли – и еще раз, когда дверь тихонько прикрыли изнутри. Тень улыбнулась так хищно, что эту улыбку вполне можно было разглядеть во мраке, особенно глазами, которым помогала тьма, и послышался крик, который внезапно оборвался…
– А теперь я тебе скажу, что будет дальше, – сказал Сэм Ваймс, когда коридор внезапно наполнился шумом, и нагнулся над распростертым на полу телом. – Тебя гуманно закуют в наручники до конца путешествия, и за тобой будет внимательно присматривать мой камердинер Вилликинс, который не только умеет готовить хорошие коктейли, но еще и не обременен обязанностями полисмена. – Он надавил чуть сильнее и добродушно продолжал: – То и дело мне приходится увольнять приличных парней за чрезмерную жестокость, и я их увольняю, можешь не сомневаться, – увольняю, когда они делают то, что сделает всякий среднестатистический член общества, если увидит умирающего ребенка или останки старухи и если ему хватит смелости. Он это сделает, чтобы восстановить нарушенный баланс ужаса в своей голове, – Ваймс надавил еще раз. – Закон зачастую обходится с ними мягко, если вообще обращает внимание, но стражник – слуга закона, особенно если работает у меня, а значит, его обязанности завершаются в момент ареста, мистер Стратфорд. Так что же мешает мне вышибить дух из убийцы, который, вооружившись уймой острых ножичков, ох боги, вломился в каюту, где, как он думал, спит мой маленький сын? Почему я всего лишь вырублю тебя, хоть и презираю себя за каждый глоток воздуха, который я тебе оставляю? Я отвечу, мистер. Между тобой и внезапной смертью сейчас стоит закон, которого ты не признаешь. И сейчас я разожму руки, исключительно чтоб ты не сдох, ведь я не могу этого допустить. В любом случае, советую даже не пытаться сбежать, потому что Вилликинс не ограничен никакими условностями, а еще он безжалостен и очень привязан к Юному Сэму, который, как я рад отметить, спит в каюте с матерью. Понимаешь? Ты вломился в одноместную каюту, где должен был спать маленький мальчик. К счастью для тебя, я тот еще хитрец, мистер Стратфорд, потому, что если бы ты влез в каюту к моей жене, которая храпит как мужчина, хоть я никогда не посмею ей об этом сказать, ты обнаружил бы, что в ее распоряжении внушительный запас оружия. Учитывая темперамент Овнецов, она, вероятно, сделала бы с тобой что-нибудь такое, что даже Вилликинс сказал бы: «Ого, мэм, вы немного перестарались». Что они имеют, то хранят, мистер Стратфорд.