Она выходит из гостиной. Как же это неуютно: ощущать себя третьей лишней, будто сорняк, который мешает расцветать хрупким чувствам.
Уже поздно, и по дороге она никого не встречает: ни дежурных стражей, ни студентов, ни преподавателей. Те наверняка давно разбрелись по комнатам жилого корпуса или вовсе разъехались по домам, и Кристине нравится тишина и уютное спокойствие, которые царят в Академии. Сейчас, когда близится Хеллоуин, невероятно популярный среди студентов, в эркерах мерцают свечи-тыквы, под потолком подрагивает искусственная паутина, а стены украшены гирляндами из кленовых листьев.
Академию основала княгиня Наталия Демидова в конце девятнадцатого века. Будучи свободной в том, чтобы тратить средства супруга, она распорядилась о постройке мастерских, в которых вели дневные и вечерние курсы, и Кристине кажется, что в этих стенах сохранился дух той эпохи. С тех пор и факультетов прибавилось: если когда-то их было четыре, по одному для каждой стихии, то теперь их расширили до естественных наук, медицины, боевой магии, а ещё планировали открыть кафедру технологий.
Кристина выходит в галерею, которая ведёт в жилую часть и кухню для студентов, где всегда можно раздобыть чай и кофе, а в шкафчиках хранится печенье. Может, спуститься к Сташеку – тот открывает двери даже поздней ночью? Но она откровенно стесняется беспокоить в такое время. Да и кухня ближе к комнате.
Кристина доходит до середины галереи, когда чувствует: что-то не так.
Чужеродный холодок скользит по спине, кажется, что кто-то шепчет за спиной. Кристина застывает и оглядывается: никого. Ускоряет шаг, вскоре выходит в коридор, который ведёт в жилой корпус, и замирает в растерянности. Впереди одна за другой резко вспыхивают, а потом гаснут лампы, и тьма залепляет двери и окна. Кристина отступает и резко разворачивается к галерее, но и там уже лишь глубокий мрак без всякого просвета и искр.
Накатывает паника. Шепотки усиливаются. Что-то кружит рядом, и будто костлявые пальцы прикасаются к рёбрам. Глухой, как из-под земли, голос заползает в ухо и свивает гнездо, но слов не разобрать, сплошь шипение и клёкот.
Кристина призывает ветер, но в ладонях пусто, магия будто соскальзывает и никак не даётся. В коридоре становится холодно. Можно бежать, но в этом мраке Кристина откровенно боится во что-то врезаться или не разобрать, кто перед ней. Она резко оборачивается на зелёную вспышку, но та гаснет почти сразу, и всё же в её свете Кристина успевает разглядеть несколько силуэтов. Полузвери-полулюди, пасти с клыками, неестественно вытянутые конечности. Что-то скребётся и царапает лопатки. Кристина вскрикивает и отшатывается, но поздно: прикосновения жалят плечо.
Чьё-то ледяное дыхание касается шеи, а по ногам будто ползут змеи.
Кристина хочет сбросить эти прикосновения. Вырвать змеиный голос из мыслей. И чтобы перестала кружиться голова; а мрак наползает и становится гуще. Ей кажется, её тела касается сотня рук, лап, когтей. Ей чудится: горят сами стены Академии. И если не сладить прямо сейчас, то её уволокут – во мрак. Она чувствует: твари жаждут этого. Мрак коридора. Тишина, наполненная шипением и клёкотом. И нет ни огня, ни искры, чтобы…
Выжечь всё это. Вот чего ей хочется!
И сквозь этот скрежет и тьму пробивается совсем иной голос, хрипловатый и резкий:
– Иногда они приходят тьмой. Звучат голосами. Уводят за собой. Проникают в вас. И сопротивляться почти невозможно.
Тьма не позволяет сосредоточиться. Держит, тянет назад, в своё хищное нутро. Нечто втягивает воздух прямо рядом с Кристиной, обдаёт ледяным дыханием.
– Призывайте бури, ветер, водопады, заставляйте катиться камни. Потому что если они вас схватят, то отравят и выпьют.
Она пытается! В ней ведь так много штормов и бурь! Весенних ливней и летнего ветра!
– Они гасят магию. Но вы можете их снести.
Пальцы дрожат, когда Кристина шепчет заклинание, когда собирает волю, чтобы призвать ветер, штормовой, которым можно сломать корабль в щепки, но порывы такие слабые. Кажется, она падает на пол, и её прижимают к жёстким доскам. Она пробует сделать хоть что-то… с кончиков пальцев срываются ледяные иглы, мерцая во мраке.
Какая-то сущность цепляется за Кристину, царапает руки, пытается проникнуть внутрь, что-то вворачивается в районе пупка, рвёт блузку, и боль пронизывает тело. Нет-нет-нет, она не сдастся! Она не хочет!
Собрав всю волю в кулак, Кристина сжимает ладони и шепчет. Снова и снова. Она хочет их сжечь. Сжечь дотла, но у неё нет ни единой искры, а холод обжигает, вымораживает внутренности, в нём ещё попробуй выживи. Ей кажется, пол становится скользким и ледяным, а змеи выскальзывают из ушей, ноздрей, отпускают тело. Мрак наваливается тишиной. В нём нет больше звуков.
Опять мерцает зелёный свет. Кристина пытается ползти в его сторону, но получается с трудом. Тело болит так, будто его били и сжимали до синяков. Возможно, так и есть.
Видимо, она потеряла сознание, потому что приходит в себя, дрожа, когда снова мерцают лампы, пусть тускло и с неохотой.
Как же холодно… тени… тени? Как же кружится голова…
Она с трудом переворачивается на бок – тело слушается плохо – и ищет на полу телефон. Когда находит, подносит его совсем близко к глазам и набирает дрожащими пальцами сообщение:
«Помогите. Тени…»
Кристина нажимает «отправить». Закрыв глаза, она позволяет тьме увести себя, но та уже спокойная и утихшая.
Глава 6
В мире теней всегда сумрачно.
Изгибаются серо-чёрные деревья с глубокими дуплами на равнине, покрытой антрацитовыми цветами, будто нарисованными грифельными карандашами. Серебрится трава, и если провести по ней пальцами, на кончиках останется пыль, как с крыльев мотыльков.
Если идти дальше, пейзаж изменится: появятся холмы и лес, некоторые следопыты – стражи-исследователи мира теней – видели и горы, чьи верхушки укрыты белоснежными шапками, и реку, что течёт вспять. С тёмными водами, глубоководную, с тенями рыб и серым камышом. Но полностью этот мир не исследован ни одними стражами.
Пока не встретишь теней, их мир даже успокаивает тишиной, приятным ветерком и нетронутой прогрессом природой.
Но если зайти ещё дальше… наверное, так выглядел бы библейский ад. Пекло, в котором ревёт пламя, огненная и песчаная бури, а чёрный ветер разносит хлопья пепла, и пыль забивает нос и горло. И тени, готовые вонзиться в плоть любого, кто туда попадёт, везде, за каждым камнем и скалой, в пропасти и за деревьями, горящими от вечного пожара.
Кирилл открывает проход из Академии на первый слой и, проверив, что место безопасно, для надёжности закрывает разрыв двойным узором печати, чтобы тени не воспользовались им и не проникли в Академию опять.
При проверке коридоров и защитных заклинаний стражи обнаружили одну расшатанную печать: узор светился слабо и нечетко, будто его наложили недавно и не очень умело. Печать открыли. Следы вели в мир теней и дальше, во мрак, куда сейчас и направился Кирилл.
Сейчас ему нужна помощь.
Стянув с левой руки перчатку зубами, Кирилл достаёт кинжал и быстро надрезает ладонь – свежие царапины ложатся поверх уже заживших, и на коже проступают тёмно-серые линии. Кровь здесь не алая, а будто разлитая тушь.
Заклинание, удерживающее тень, ослабевает, позволяя той вытечь из тела и вырасти чёрной фигурой. У неё нет ни черт, ни рук, ни ног, а во все стороны от неё растекаются дымчатые ленты.
Кирилл смотрит, как темнеют его собственные руки, будто измазанные золой. Чувствует, как подстраивается зрение и теперь различает десятки оттенков серого и чёрного, а кровь становится горячей – будто резко поднялась температура. И этот внутренний огонь ведёт вперёд. Тень стекает к земле и вьётся среди трав, ища следы.
Кирилл, держа руку на рукояти кинжала, идёт вслед за ней по тропкам. Кто их проложил? Стражи или сами обитатели?
Маги всех стихий давно задаются вопросом: что же ищут тени? Чего хотят? И что они такое на самом деле?
Кирилл не раз заглядывал в Архив, чтобы найти ответы, понять, что ими движет, и – кто знает? – может, придумать, как лучше защитить город. К сожалению, после падения Ведомства стражей, процветающего вплоть до революции, многие знания оказались уничтожены, случайно или по злому умыслу, а что осталось, едва сохранили в двадцатом веке. Кирилл нашёл только теоретические рассуждения, ничем не подкреплённые. Ему понравился прагматичный взгляд одного из практиков середины двадцатого века: тени – всего лишь голодные твари хаоса. Они подпитываются магией и жизнью, как звери, что ищут добычу. Они бессмертны, пока их не уничтожить, а от голода они только становятся злее. Но их можно подчинить и призвать, а некоторые обладают каким-то звериным сознанием.
Кирилл выходит на каменистое плато, на котором высятся острые валуны из какой-то особой разновидности стекла, напоминающего обсидиан. Именно из этого материала мастерят кинжалы стражей – и один такой у Кирилла в ножнах.
Тень шепчет – точнее, нет, Кирилл понимает образы, что вспыхивают в сознании, – они на месте. Здесь след обрывается. Он осматривается и решает, что проведёт ритуал у валуна.
Ещё один разрез на ладони, и на землю каплет кровь.
Кирилл пальцем чертит символы и зажигает пламя в каждом из них, а потом прижимает порезанную руку к валуну. Призыв готов. Остаётся только ждать, когда какая-нибудь местная тень ощутит и придёт на запах и пламя.
Кирилл устраивается у одного из валунов, вытянув ноги. Достаёт флягу с настойкой от Николая и делает большой глоток. Вязкая, с привкусом трав, она придаёт сил и не даёт уснуть. Тень вьётся вдалеке, но Кирилл чувствует их связь – не как якорь, который не давал потеряться, а как поводок, удерживающий монстра. Под сердцем тянет.
Но не зря Кирилл разрушил звенья якоря. Он слишком связан с тенью, та влияет на него, расшатывает магию, провоцирует, уводит в свой мир. Она могла бы навредить Николаю, оставь Кирилл якорь. Если бы это случилось, он бы себя не простил.