– Держи, ты просила чай. – Кирилл передаёт кружку Кристине.
– Спасибо.
Саша хлопает Кирилла по спине, ставит на его стол тарелку с несколькими печенюшками и присаживается на край стола.
– Мы не нашли никаких следов тех, кто сломал печати. Что у тебя?
– Пока ни черта.
Кирилл исподтишка наблюдает за Кристиной, которая сидит боком, совершенно потерянная – или уставшая? Ей бы отдохнуть хоть немного. Не придумав ничего лучше, он предлагает:
– Кхгм… хочешь, я отведу тебя в комнату отдыха? Говорят, там удобные диваны.
Он всё-таки закуривает сигарету и еле сдерживается, чтобы не расстегнуть тугой воротник рубашки и закатать рукава. Видит, как у Кристины краснеют кончики ушей, и это так мило!
– Я лучше здесь побуду, если не помешаю. – Кристина откашливается и опускает взгляд ниже, очерчивает пальцем ободок чашки. – Мне есть чем заняться.
– Попробуй печенье. – Саша придвигает тарелку к Кристине.
– Спасибо. – Она вскидывается и улыбается. – Вы очень добры.
Кирилл закашливается от дыма, чего давно не случалось. Саша покровительственно хлопает его по спине.
– Я тебе говорю, однажды ты себя погубишь этими сигаретами. Всё, я ушёл работать до обеда. Удачи с Николаем, слышал, он сегодня не в духе.
Как раз в этот момент на телефоне высвечивается короткое: «Жду».
– Пойдём. – Кирилл поднимается. – Николай освободился.
Глава 11
В кабинете Николая тепло и тускло от закрытых ставен и язычков пламени в стеклянных плафонах. Тянет горьким табаком и пряной резкостью бадьяна. Тёмные узоры на бордовых обоях складываются в контуры теней, о которых Кристина читала ночью.
Здесь не место для октаэдров с миниатюрными растениями. Ничего лишнего или личного. На рабочем столе ровные стопки бумаг, стакан с заточенными карандашами и тонкий ультрабук, сейчас закрытый и отодвинутый в сторону. Абсолютный порядок минимализма.
Николай – это власть над мрачной и хаотичной стороной магии, и Кристине он с первого взгляда внушает давящий страх. Она тут же собирается, заталкивая поглубже внутреннее смятение и боязливость.
Не время и не место быть трепетной ланью. Меньше всего на свете Кристина хочет показаться слабой, и она находит смелость в магии, которая течёт внутри. Прохлада воды, рокот ручьёв, летний дождь. Она осмеливается слегка распустить эти ощущения, и воздух в кабинете наполняется свежестью. Кажется, Николай не обращает внимания.
Допрос длится уже час. И чем дальше, тем больше Кристина чувствует себя в чём-то виноватой. Возможно, дело в пресловутой ответственности, впитавшейся в кости с детства. Кристина будто нарушила какие-то правила, о которых ей не сказали.
В какой-то момент Варя приносит поднос с пузатым чайником, большой медной туркой и веточкой мелких белых цветов. Такая маленькая деталь на удивление разбавляет мрачность кабинета Николая. Кофе пахнет смесью пряностей и растопленным шоколадом. Три чашки аккуратно разлетаются по кабинету, повинуясь изящным взмахам рук Вари.
Кристина, вопреки давним привычкам, выбирает кофе, которого как раз хватает на три порции. Горячая чашка в руках помогает развеять усталость и напряжённость.
Отвечая на сухие и формальные вопросы Николая, Кристина занимает мысли, сравнивая двух стражей.
Если Кирилл высок и худ, и словно сплетён из жил, которые говорят скорее о выносливости, чем о силе, то Николай плотнее, тяжелее и шире в плечах. Он монументален, твёрд и выглядит куда старше Кирилла. И куда опрятнее, с некоторым любопытством отмечает Кристина.
Кирилл уже закатал рукава рубашки, выкурил с разрешения обоих две сигареты и три раза прошёлся по кабинету, расточая запах табака. То и дело хватал со стола какую-то бумажку и начинал её мять и складывать самолётик, чтобы в следующее мгновение откинуть его в сторону.
Николай ни разу не шевельнулся в старом кожаном кресле.
Поверх отглаженной рубашки на нём – идеально сидящая жилетка, руки обтянуты тонкой кожей полуперчаток. На лбу залегла морщинка, будто он постоянно ищет решение сложной головоломки.
Кристину пугает такая аккуратность. В ней не остаётся места для улыбок. И под тяжёлым взглядом Николая она чувствует себя вылетевшим кусочком пазла, который не вставить в его выверенный мир.
Песчинкой перед лицом земляного урагана.
Хаос Кирилла куда интереснее. Яростнее. Словно может зажечь огонь в душах людей без всякой магии. Кристине нравится его энергия, которая не даёт сидеть на месте: эти движения и чуть рваную и быструю походку она наблюдала все лекции. Кто-то из студентов кривился на мельтешение перед глазами, а она считала, что с таким огнём внутри невозможно быть спокойным.
Скрипит кресло, когда Николай подаётся вперёд, вцепляясь в Кристину взглядом. В её шероховатые от работ в оранжерее руки, в наверняка помявшийся по его меркам блёклый свитер и выбившиеся пряди волос. Кристина ёжится и натягивает грубые края рукавов до середины пальцев, как броню.
Возможно, колкость шерсти придаст больше уверенности, чем магия.
– Что необычного вы замечали в Академии до этого? Какие-либо странности? – голос Николая сух и словно царапает кожу.
– Ничего. – Она качает головой и прячет руки под стол, чтобы скрыть дрожь. Никогда не показывать слабость. Тем более перед тем, кто сильнее.
– Интересно. А… Кирилл, сядь, пожалуйста, – вдруг громче и резче призывает Николай, морщась на очередной круг почёта по кабинету.
Кирилл – само послушание. Он садится напротив неё, сцепляя руки в замок, и внимательно наблюдает за Николаем.
Она сама уже десять раз сменила позу, едва сдерживаясь, чтобы не подтянуть одну ногу к подбородку. И нашла удобство в том, чтобы откинуться на спинку стула.
Палец рисует на отполированном столе абстрактные узоры. Кофе выпит, чай остыл. Хочется выйти на воздух: ей, как всегда, становится тесно в таких закрытых комнатах, откуда не деться никуда. Мысли двоятся, во рту пересохло. Сам воздух ощущается густым и тягучим, как смола.
Николай стучит карандашом по столу и продолжает:
– Итак… На вас без причины нападают тени? – Голос затихает, шелестит, становится почти осязаемым. – Почему? Может, в вас есть какая-то особенность, которая значима для них?
Она лишь пожимает плечами:
– Я не знаю. Во мне нет ничего необычного.
Так она себя ощущает. Сестра твердит, что в ней с лихвой упрямства пополам с упорством, но Кристина всего лишь хочет вырваться из границ дома и познать свои возможности. Стать сильнее, чем её привыкли видеть близкие.
– Вы часто гуляете по Академии в одиночестве?
– Нередко.
– И до этого никаких происшествий не было?
– Нет.
Кристина смотрит на сцепленные руки Кирилла. По ним вьются узоры вен, как тонкие сосуды для его ласкового огня. Она могла бы очертить каждую из них указательным пальцем, ощущая приятное покалывание искр. Изучить подушечками контур татуировки.
Ей до физической боли хочется прикоснуться к нему. Залезть ладонями под закатанные рукава рубашки, ощущать его самого прикосновениями к своей коже.
От одной мысли об этом перехватывает дыхание, и стихия воды в ней скручивается в водоворот. На ладонях выступают прохладные капли.
Пусть её наполнит хаос теней. Она ответит солёным штормом.
Кристина поднимает голову, наталкиваясь на пристальный взгляд синих глаз с отблеском костров в глубине. В них застыл невысказанный вопрос: всё ли в порядке? «Конечно, нет».
Но она коротко кивает.
– Вы слышали мой вопрос? – Голос Николая возвращает мысли к их разговору.
– Простите, что…
– Я спросил, – терпеливо, как ребёнку, говорит Николай, – можно ли взглянуть на ваше плечо?
– А, да, конечно.
Кристина выпрямляется и снимает свитер, оставшись в одной футболке с широким воротом. След уже не такой почерневший, но кожа выглядит нездоровой и болезненной. Будто под неё ввели жидкий уголь. Николай встаёт и наклоняется через стол, пристально приглядываясь. Его сила сейчас так близко, что волосы встают дыбом, и Кристина сдерживается, чтобы не отдёрнуться и не вжаться в спинку стула.
– Нужно показать лекарям. Нашим, кто разбирается в повреждениях от теней, – в голосе Николая звучит что-то похожее на сочувствие. – Кристина, я не лекарь, но повидал всякого разного, связанного с тенями. Что вы чувствуете?
– Мне больно. – Кристина, к собственному удивлению, признаётся в этом, хотя не любит показывать слабость перед малознакомыми людьми.
– Что ещё? Опишите как можно подробнее. Произошли какие-то изменения в самочувствии?
Кристина старательно подбирает слова. Невольно смотрит на Кирилла, и тот кивает, подбадривая, – так же он делает, когда она отвечает на семинарах. И становится проще – может, от такого искреннего беспокойства или из-за того, что при всей сложной магии Николая от него в том числе веет спокойствием, пусть это и спокойствие какой-то непробиваемой скалы.
– Нет, никаких изменений.
– А в заклинаниях? Никаких проявлений?
– Всё как обычно.
Николай барабанит пальцами по столу. Поправляет и так идеально лежащие стопки бумаг, словно ища в простых действиях какие-то ответы. Кристина теряется: она что-то не так сказала? Может, нужно постараться больше? Почему-то ей не хочется его разочаровать. Или дело в её природной робости перед тем, кто наделён властью, будь то глава кафедры или начальник Службы стражей. Она выискивает в Николае признаки недовольства или разочарования: ей важно знать, что если он и огорчился, то не из-за её невнятных ответов.
Николай откидывается на спинку кресла.
– Покажитесь лекарям. На этом всё. Кристина, – он вдруг окликает, когда она уже поднялась, – вы ведь ничего не скрываете? Нам правда важно знать. Мы не хотим никому навредить.
– Я так и не считаю, – удивляется она. – Но… я плохо помню, что со мной было в коридоре. Честно!
– Да верю я. Кирилл, задержись, пожалуйста.
Но Кристине всё-таки неуютно. От того, что мало чем смогла помочь, от того, что Николай смотрит весьма мрачно на эти обои в узор, от того, что Кирилл выглядит уставшим. Набравшись духу, она сбивчиво говорит: