– Неужели так сложно поверить, что мир теней не так однообразен, как кажется тебе? – с какой-то горечью бросает Саша в сторону мечущегося Кирилла. В темноте вечера непонятно, чего вокруг больше – тени или искр.
– Чушь собачья! Там только хаос. Стражи с трудом каталог теней составили в своё время. И то его приходится постоянно обновлять. – Кирилл курит коротко и с каким-то остервенением. Свет фонарей бросает жёсткие тени на его лицо, заостряя скулы. – Но там нет того, о чём вы твердите. Какой свет звёзд? Какие исследования Архива? Ты вцепился в какую-то деталь и теперь носишься с ней!
– Матерь стихий! – Всегда спокойный Саша явно на грани взрыва, вокруг него едва не пляшет огонь, угасая под дождём. Николай пока остаётся в стороне, не совсем понимая предмет спора, но два стража на взводе – это тревожно. – Да хоть себе признайся, что ты просто-напросто переживаешь.
– О чём?
– Да о самой Кристине!
Кирилл замирает как током пронзённый, ошарашенно глядя на Сашу.
– С чего ты взял?
– Ты чуть не каждый день твердишь мне, что я загоняю твою студентку.
– Она едва не засыпает на моих лекциях! – Кирилл тычет в него сигаретой, тут же гаснущей в струях дождя. – Да чёрт!
Он резким движением выкидывает её в мусорку и достаёт следующую. Продолжает:
– Такого раньше не было.
– Да признайся уже, что она уже не просто твоя студентка.
– Серьёзно? – вмешивается Николай, медленно спускаясь по лестнице к обоим. Пальто тут же тяжелеет под ливнем. – Вам больше заняться нечем, кроме как обсуждать личную жизнь?
Николай ощущает, что Кирилл сейчас с трудом сдерживает свой огонь. Он – начало песчаной бури пополам с испепеляющим огнём, который стеной вздымается за его спиной, приковывая внимание. Саша тут же отступает, успокаиваясь.
Николай ощущает, как его магия сталкивается с клубящимся хаосом. Зрачки Кирилла заволакивает бездна, из которой вышли все тени.
– Не лезь, – почти рычит он.
Стоит сжать руку в кулак, и крошащее всё вокруг заклинание сорвётся с ладоней и вонзится жалящими песчинками и камушками в Кирилла. Предплечья Кирилла обволакивает тёмное и густое, как патока, пламя.
Один может погрузить весь мир в пучину пламени и хаоса. Второй поднимет саму землю на дыбы, чтобы не дать этому случиться. Разделённые, они падут, но их соприкосновение может быть ещё разрушительнее.
Их магия трещит, от неё летят не искры – росчерки молний, наполняя воздух озоном и привкусом металла.
– Кирилл! – Николай пытается докричаться до него. Сжимает кулаки, кожа перчаток натягивается. Огонь Кирилла горяч – не только в магии, его эмоции шпарят по нему самому, растекаясь пламенем внутри. Тень хитра, проникшая в них и разрушающая заклинания изнутри. – Борись!
Кирилл падает на колено, касаясь рукой земли и сгибаясь под тяжестью своей магии, которая сильнее него. Тень скребётся сквозь его плоть, искажая само пространство. Воздух вокруг Кирилла как скрученные спирали, и сама земля начинает подрагивать.
– Не суйся! – предостерегает Николай Сашу и бросается вперёд, хватая Кирилла за плечи и заглядывая в глаза, полные тьмы. Только не это, только не сейчас! Внутри поднимается настоящая паника, которую он заталкивает поглубже.
– Обрушь свой ад на меня! Держись!
– Я… не могу…
Рубашка вспыхивает. За спиной Кирилла мельтешат тени как отголоски той, что вздымается внутри.
– Просто держись за меня, – его слова едва слышны в рёве стихий, но Кирилл вдруг вздрагивает. Время замедляется, и можно увидеть каждый камешек и язычок пламени, застывший в воздухе.
Миг – и всё ускоряется, догоняя привычный ход вещей. За спиной Кирилла вспыхивают огненные крылья и тут же опадают. Он резко поднимается, запрокидывая голову и судорожно глотая воздух пополам с дождём.
– Что это было? – К ним подходит Саша. У него рассечена бровь, и кровь заливает лицо, но рана не страшная.
– Тень попыталась овладеть изнутри, – голос Кирилла безжизненный и тусклый.
Николай чувствует себя уставшим и раздавленным, когда сам поднимается с земли, отряхивая брюки от грязи. Подпалённым с одной стороны души – там, где когда-то была их связь. Возможно, Кирилл ошибся, разорвав её?
– Спасибо. – Кирилл явно ещё не отошёл от тени, но это уже снова он. В глазах больше нет бездны и её тьмы. – Я был на грани.
– Я всегда рядом, – напоминает Николай. На мгновение их взгляды встречаются, говоря куда больше слов. – Помни об этом, когда в следующий раз решишь поддаться эмоциям. Порой они опасны для тебя.
Он поднимает с земли скинутое в какой-то момент пальто, теперь мокрое и грязное. Жаль. Значит, впереди холодная ночь и долгий путь до дома. Впрочем…
– Ты куда? – окликает Кирилл.
– Отдыхать. – Николай дружески хлопает того по спине. – Иногда полезно, но не в твоём вкусе.
Ему просто надо смириться с тем, что однажды магии Николая может оказаться слишком мало, чтобы удержать Кирилла.
Пар бьёт из стен, обдавая ледяным ментолом.
Николай откидывается на горячий камень, глубоко вдыхая влажный воздух хаммама. Порой ему слишком много яркой Москвы и шума мегаполиса. Здесь же – покой и мягкий сумрак, не режущий глаза. Небольшая пещера, которую пару лет назад облагородили стражи-милины для отдыха на краю мира теней. Вход сюда – только через особые печати, вокруг пещеры плотные щиты от теней, а рядом всегда дежурит пара стражей.
Камень греет спину – до самых позвонков, изгоняя холод осени. И наконец отпускают тянущие жгуты усталости и напряжение последних недель. Давно не накатывало такое одиночество, от которого болит и ломит сердце.
Николай рос без отца, бросившего мать незадолго до его рождения. Их было трое вместе со старшей сестрёнкой, которая тайком таскала ему по ночам печенье с кухни и обнимала, если снились кошмары.
И так глупо погибла. Кира связалась с мутной компанией, которую мать не одобряла, но встречаться не запрещала. И как-то им вздумалось залезть в мир теней.
Никто не вернулся, а тел так и не нашли.
Мать сгорела от горя следом, оставив Николая наедине с двумя могилами и жаждой мести. Вот только мстить было некому.
Шорохов заменил ему отца. Кирилл стал братом, которого у него никогда не было. Теперь один болтается неизвестно где, игнорируя все звонки и оповещения, а второй танцует с тенью внутри себя.
Пора на выход, так и уснуть можно.
Рядом с хаммамом – холодный фонтан вместо душа. Николай зачерпывает горсть колотого льда и растирает по груди и спине. Капельки текут по шее вниз между лопаток, по рёбрам и животу, впитываясь в мягкую ткань полотенца вокруг бёдер. Приятно! Пар и лёд – то, что недоступно как магия для сухри. А Николаю бывает любопытно – каково их ощущать вместо огня и земли.
Закончив обтирание льдом, Николай направляется в раздевалку: аккуратные ниши, вырубленные в стенах.
В зоне отдыха, освещённой пламенем в чашах, никого нет. Николай, переодевшись в чистые футболку и штаны, усаживается на один из плоских камней, скрестив ноги.
– Чай? – К нему подходит девушка в полупрозрачных шелестящих одеждах и с забранными в высокую причёску волосами. Она несёт маленький поднос с фарфоровым чайником и пиалой.
– Да, спасибо. Поставьте здесь. – Он кивает на камень.
– Ещё что-нибудь? – осторожно уточняет она. Николай смотрит на неё снизу вверх, прикасается магией теней, которая для каждого может ощущаться по-разному. Девушка краснеет, опуская взгляд. Не его тип.
– Нет, спасибо.
Николай прикрывает глаза, едва не засыпая, но тут же собирается. Нет, надо домой. Допив чай, он выходит из хаммама в маленький сквер и уже готов выйти в Москву…
В его сознание словно запускают ледяные щупальца, от которых голова взрывается болью. Холод охватывает с ног до головы и отсекает внутренний огонь. Николай слепнет и шарит по сумке в поисках кинжала. Бесполезно: рывок чужого заклинания поднимает его в воздух, ледяные оковы охватывают запястья, щиколотки, бёдра. Николай дёргается, но ничего не может сделать. Его держат крепко. Он слышит голоса, но не разбирает ни слов, ни интонаций. Треск одежды, её то ли режут, то ли рвут.
И приходит боль. Острое лезвие режет кожу, от запястий до локтей.
Кровь – отличная приманка для теней.
И они приходят, вонзаясь в плоть, кусая и запуская свои когти в саму душу. Николай хочет вызвать пламя, разрушить лёд, но не выходит – внутри будто пустой глубокий колодец.
Он не сдастся.
Надо открыть глаза. Преодолеть пустоту внутри, ведь не зря он просиживал столько часов в камере без силы. Пальцы ломит от боли. И медленно оковы поддаются, но магия не отзывается.
Николай не знает, сколько проходит времени. Его вышвыривает на улицу города, резко возвращается зрение и слух. Москва накатывает как гигантская визжаще-рычащая волна. С трудом разлепив веки, Николай сквозь марево боли оглядывается. Чья-то фигура приближается, носок тяжёлого ботинка врезается в челюсть. Николай теряет сознание.
Он приходит в себя от жуткого озноба, неспособный пошевелиться. Вокруг всё плывёт, он различает пустой проулок с тусклыми фонарями. Ни холода, ни теней. Магия бьётся внутри свободным огнём и жизнью земли, но сил не хватит даже на искры. Одежда порвана и вся в крови, руки чертовски болят. Разглядев тёмную сумку, Николай ползёт к ней, чтобы найти телефон. Замирает, когда слышит рядом хрип и стон.
– З-за что?
– Т-т-т-ише. – Зуб на зуб не попадает. Он ещё не различает, кто рядом, но хочет дотянуться кончиками пальцев до существа. Острая боль при каждом движении никак не даёт добраться до сумки.
– Н-не н-надо больше, – скулит существо.
Сумка. Доползти. Телефон. Вызвать Службу.
Николай справляется с руками и стирает нечто липкое с глаз тыльной стороной ладони, чтобы взглянуть на того, кто рядом.
К горлу подкатывает тошнота.
На него смотрит третья пропавшая студентка. Вот только её лицо обезображено и искалечено. Его правая часть сдвинута немного вверх, создавая полную асимметрию.