– Я просто хочу побыть один. По крайней мере, сейчас.
– Не надо так. Пожалуйста.
– А как? Давай, расскажи, поведай все тайны выживания.
– Мне порой кажется, что тебя испортила Школа стражей. И сама Служба…
– Пойду к сцене.
Кирилл быстро затерялся в толпе. Разговоры по душам – не то, что ему было нужно. Николай хотя бы не жалел и не укорял. Просто давал поручения – особенно теперь, когда Шорохов поставил его во главе Службы. И так… проще. Что-то делать, рваться в прорывы, сражаться – и насыщать тень. Теперь она всегда просит огня, чужих стихий или своего мира.
Сара нашла его среди танцоров и повела за собой, к краю, где меньше зрителей. Она крепко обняла его, уткнувшись ему в грудь, будто извинялась за свои слова. Кирилл хотел сказать, что всё в порядке… но тут тень прорвала печать заклинания. И он успел лишь оттолкнуть от себя Сару как можно дальше.
В воздухе витал привкус тлена и тёмная мгла. Тень крушила и громила всё вокруг, слизывала разлитую в воздухе магию. Кто-то закричал.
Кирилла швыряло под порывами тени. Дотянувшись до кинжала, он полоснул ладонь и привлёк тень к себе, подманив на огонь. И она потянулась к нему. Но прежде зависла перед замершими магами, а потом с шипением втекла в Кирилла.
Музыка стихла. Кирилл обвёл всех ошалевшим взглядом, выхватывая покорёженные столы, разбитые бокалы, замерших гостей. Многие жались друг к другу.
Сара шагнула к нему и тут же остановилась. Кирилл вернулся к барной стойке, чтобы забрать бутылку виски. Напьётся дома.
Он чувствовал спиной десятки взглядов. Но один резал хуже всего: взгляд Сары, в котором застыл ужас.
Прохладные кончики пальцев Лизы пахнут дубовой корой и мхом.
Так же, как и густая тёмно-коричневая мазь, оставленная Марком, чтобы обработать следы теней. Те то и дело покрываются ледяными корками, и Николай их аккуратно счищает, и после этого остаются глубокие ссадины, саднящие и болезненные.
– Мог бы сразу сказать, что надо помочь. – Лиза в накинутой на голое тело рубашке осторожно касается одной из корок на плече.
Он не привык к тому, что о нём заботятся. А ещё – к спорам.
Когда Лиза отправилась в душ, Николай занялся тёмными пузырьками с аккуратными бирками. Перед глазами вспыхивали яркие круги, а голова нещадно кружилась. И Лиза едва не охнула, увидев, как он, наверняка побледневший, тихонько садился на диван, нащупывая мягкий край рукой.
– Я сам, – прошептал тогда Николай, крепко сжимая пузырёк из тёмного стекла.
– Да ты сдурел! Давай сюда.
– Лиза, спасибо, со мной всё в порядке.
Он почувствовал её тёплые ладони на своих плечах, а чуть влажные кончики волос у самого лица. Сквозь расходящиеся пятна перед глазами он увидел её взгляд.
– Я рядом, Ник. И вполне могу помочь. Просто расскажи, что делать.
И теперь, сидя позади него на диване среди раскинутых подушек, Лиза бережно обрабатывает каждый след на его теле. Её касания невесомы и приятны.
– Вот и всё. – Она целует его между лопатками. – Говоришь, тебе ещё отвар нужен?
– Я сделаю.
– Ну что за упрямство! Лежи и отдыхай.
Она подбирает с пола разбросанные вещи и, бормоча что-то про упёртых представителей мужского пола, которые впереди планеты всей, пока не падают замертво, удаляется в сторону кухни.
Николай едва не улыбается, терпеливо дожидаясь, когда подсохнет мазь и можно будет упасть обратно. Интересно, часто ли Лизе приходится вот так возиться с едва знакомым мужчиной, с которым только что страстно занималась любовью?
Лиза, уже застегнув рубашку на пару пуговиц, возвращается и решительно ставит перед ним кружку, над которой вьются белые клубы пара. Ему надо бы пить отвар, а он не может оторвать взгляда: от растрепавшегося хвоста, от рубашки, под которой угадываются линии тела, от этих ног. Да что с ним? Лиза усаживается рядом и закусывает губу, изучая его самого.
Николай всё-таки тянется за кружкой и принюхивается: да, мерзкий запах лекарства, к которому он никак не привыкнет, а на вкус ещё хуже. Первый глоток самый сложный, но Николай даже не морщится:
– Спасибо.
– Да не за что.
Бойкая мелодия с пронзительным «а-а-а-а-а» от Led Zeppelin в тишине квартиры заставляет обоих вздрогнуть. Лиза, чертыхаясь, срывается из гостиной на кухню, откуда и раздаётся, видимо, звонок телефона. Что ж, вкусы в музыке Николаю нравятся.
Но стоит Лизе появиться на пороге комнаты, Николай понимает – случилась беда. Он тут же поднимается:
– Что такое?
– Кристина звонила. Сказала, они с Кириллом проверяли печать, где пропал какой-то Саша. И там… чёрт, я в этом ничего не понимаю! Какой-то коридор, какое-то межмирье… и тени…
Она говорит сбивчиво, смотрит куда-то за спину Николаю, явно просто повторяя слова Кристины, главное – донести информацию.
– Кирилл её оттуда выгнал, а сам уже полчаса не вылезает. Только откуда, я так и не поняла, а её голос… что делать?
Николай быстро допивает отвар и твёрдо забирает из рук Лизы телефон, сдерживая царапнувшее изнутри беспокойство.
– Адрес. – Он сейчас сосредоточен.
– Что? – Она смотрит на него в полной растерянности. В одной руке скомканная футболка, в другой безвольно повисший рюкзак.
– Лиза, адрес, – спокойно повторяет Николай. – Точка на карте, что угодно. Мы едем к ним.
– А, да, она назвала переулок и дом.
«Машина прибудет через пять минут».
Николай бросает короткое «одевайся» и набирает ещё один номер. Левое запястье даже не тянет – возможно, всё в порядке, но интуиции сейчас он верит даже больше, чем молчанию якоря.
Теней слишком много.
Кирилл крутится, раскидывает руки, пускает столбы огня в разные стороны.
У них когти, хвосты и шипы, ледяные и болезненные прикосновения, отдающие в каждую косточку и клеточку, и текучие тела.
У него – всполохи тёмного и густого пламени на руках, росчерки огненных колёс в воздухе и быстрые удары заговорённого кинжала, разрывающие тени на мелкие кусочки.
За ним след из искр и дымчатых мазков.
Его тень спиралями закручивается вокруг и молниеносно срывается в атаку, рвёт, кромсает, разрывает на клочки, поглощает, насыщая вечный голод.
Вокруг вой и стоны, треск ломающихся щитов, порой рассыпающихся от мелких и быстрых атак юрких теней, колючих и противных, как комары жарким летом.
Кирилл чертовски устал.
Хлещет огненный кнут, выщёлкивает прорехи среди жирных чёрных теней, рвущихся к его душе и сладкому огню.
Кирилл знает, что не справится – даже со всем своим огнём.
Но мысль, что сейчас вся эта свора вырвется в мир людей, вливает новые яростные силы.
Он врезается с рыком, рассыпая искры под вой и стоны теней, крошащихся одна за другой. Его собственная тень распахнута пологом тьмы. Её мощь отдаётся вибрацией по земле и в позвоночник. Пламя тише, сил меньше.
Кирилл падает на колени, прикасаясь горящими ладонями к земле, обращаясь ко второй стороне стихии. Земля вздрагивает, тени замирают.
Чья-то рука крепко сжимает плечо.
Протерев от пота и крови подпалённой рукой лицо, Кирилл с трудом фокусируется на фигуре Николая рядом. И тут же за ним через прорыв один за другим появляются стражи.
Короткий кивок друг другу, и Кирилл тяжело поднимается с земли, вставая спина к спине с Николаем. Им не нужны слова. Их движения вторят друг другу, быстрые, точные, единые.
Искры летят во все стороны, оставляя за собой огненные мазки. Николай перетекает из одного движения в другое. Сжатый кулак – и одна из теней с визгом растворяется от царапающей мелкой крошки пополам с огненной волной.
Ещё немного – и теней нет.
Кирилл не успевает сказать ни слова, когда в него стекает его собственная. Он захлёбывается её мощью, ноги сводит судорога, тень заставляет его опуститься на четвереньки. И давит, давит, заполняет его всего, как сосуд без души и мыслей.
Кирилл сжимает кулаки, направляя едва теплящийся огонь внутри себя и загоняя её под самые рёбра, под рваный ритм в самом сердце. Если она одержит верх… если хоть на мгновение он ослабит заклинание или свою волю…
– Даже не смей!
Хлёсткий голос отрезвляет и вытягивает из омута бездны, что натужно бьётся в рёбрах. Тень утихомиривается.
– Не дождёшься, – ухмыляется Кирилл и хватается за крепкую руку Николая, бледного и вымотанного. Оба едва держатся на ногах и с трудом опираются друг о друга.
– Ты на кой чёрт сюда полез?
– Проход в мир теней был тщательно запечатан, хотел проверить, что там. Надеялся найти Сашу, – хрипит он, впуская в себя воздух. Стягивает устало перчатки, хмурясь на волдыри ожогов на руках. Заживать будет долго.
Все руки подпалены и вымазаны в саже.
Николай едва не с укором осматривает его. Сам он выглядит так, будто не дрался только что с десятком теней, от которых оседает один пепел.
Кирилл размазывает кровь по лицу в бесполезных попытках её вытереть, с некоторой жалостью оглядывает свою пострадавшую в огне рубашку. Надо же, он всё ещё жив. Благодаря Николаю – и стражам, которые успели вовремя.
– Спасибо.
– Мог позвать и через якорь.
– Нет. Я видел твоё состояние – опасался, что якорь вытянет твои последние силы. И как тебе удаётся даже после теней выглядеть прилично?
– Я не лезу во всякие злачные места в два часа ночи.
– Ой, да ладно тебе! Кстати, почему ты сражался огнём?
– Земля до сих пор плохо отзывается. Давай-ка лучше выйдем отсюда, ребята уже осматривают местность.
Покидая мир теней, Кирилл коротко оглядывается – вокруг пустошь и несколько покосившихся домов. Надо запомнить это место.
Выйдя в яркий и громкий город, Кирилл прислоняется к стене дома и дрожащими пальцами достаёт из сунутой Николаем пачки сигарету.
Огонёк по щелчку пальцев возникает с третьего раза. Кирилла начинает трясти – он мёрзнет. Кровь противно засохла на лице и одежде, от касания теней уже появляется ненавистная корка. Надо найти лекаря. Кирилл не сразу п