Сегодня вечер хорош как никогда. Тихий, с прелым запахом осени и каким-то едва уловимым следом лета, будто оно забралось последними лучами солнца в эти дни и осветило их, обдав августовским теплом. К ночи, конечно, станет холоднее, и Кристина хочет успеть застать часы перед закатом – сегодня лекции закончились в три дня, их отпустили на практику. А вечер оказался свободным. Ада звала в рок-н-ролл бар, Лиза – в караоке, но Кристина мечтала побыть в одиночестве. Ведь можно назвать одиночеством то, когда твои мысли почти все заняты одним… мужчиной?
Кристина пристраивает рюкзачок в корнях сосны, похожих на домик лесной ведьмы, и первым делом снимает ботинки и шерстяные носки – они пригодятся потом, когда она вынырнет из холодной воды. А пока – заколоть волосы крабиком, подвернуть вельветовые брюки и отправиться к воде, чтобы коснуться её пальцами. Вечерний песок холодит ступни, но в рюкзаке припасён термос с чаем. Отчего-то сейчас даже нет тревоги, будто солнце, сосны и сам лес оберегают от любого зла, хотя Ада тревожилась и советовала остаться в Академии, под защитой печатей. Вода, конечно, прохладная – по ощущениям Кристины, кто-то бы и вовсе сказал, что ледяная. Любуясь на отражение солнца в зеркальной глади, она думает, не врут ли легенды, которые говорят, что раньше весь мир был населён духами стихий. Те жили в воде, в кронах деревьев, в камнях и приносили на своих крыльях ветер. А существовали ли тогда тени?
Она бы спросила у Кирилла Романовича… если бы не робела так.
Особенно после утренних прогулок. Каждое утро Кристина выезжала на велосипеде, одновременно надеясь на встречи и в то же время страшась их, а потом страшно смущалась, когда всё-таки видела сухощавую фигуру в чёрной толстовке и шортах. Часто Кирилл Романович бегал рядом, и Кристина каждый раз опасалась врезаться в дерево, если засмотрится на эти ловкие движения и рывки.
Но то утром. В лесу, где они оказывались наедине и редко говорили о тенях. Ей казалось, Кирилл Романович будто отдыхает на этих встречах, а ей не хотелось его беспокоить неуместными расспросами.
Когда ступни привыкают к воде, Кристина возвращается на берег и быстро стаскивает свитер и брюки, аккуратно развешивая их на корнях, выпирающих из земли. Пальцы касаются шероховатой коры, а хотелось бы коснуться тыльной стороны кисти Кирилла Романовича, но Кристина тут же гонит эти образы – ну что за глупость! Он ведь взрослый мужчина, преподаватель! И плевать, как сильно заходится её сердце, стоит услышать его голос, или как тянет задержаться в аудитории после лекций. Вряд ли ему интересна юная студентка, да ещё и далёкая от его жизни: от теней и сражений. Может, у него вообще уже появилась женщина, с которой он и проводит вечер.
Почему-то эта мысль жутко разозлила. Лиза, конечно, твердит, что сестра и вовсе не умеет злиться, но это не так. Если сестра выплёскивает эмоции сразу или обращает в движение, Кристина их смывает. Водой, ветром, купанием в озере.
Вздохнув поглубже, Кристина быстро-быстро идёт к воде – и дальше, не давая себе времени понять, как холодно телу, как оно покрывается гусиной кожей. Летят во все стороны брызги, и Кристина ныряет – по плечи – и плывёт, распугивая отражение солнца. Скрипят сосны в жёлто-оранжевом закатном небе. Кристина переворачивается на спину и на секунду раскидывает руки – и кажется, что она падает в этот вихрь красок, а от пальцев по воде расходятся маленькие волны, и магия трепещет на самых кончиках, мягкая, податливая, будто ластится.
Кристина закрывает глаза.
И на мгновение ей кажется, что вот-вот раздастся голос мамы, которая напомнит, что осенью вода холодная, а чай стынет.
Надо шевелиться, чтобы не замёрзнуть. Кристина переворачивается и не может удержаться от того, чтобы не взрезать воду брызгами и маленьким фонтанчиком – и озеро плещется и отзывается. Так кажется. Вода игрива, податлива, она очищает и омывает уставших путников, уносит дурные сны. Приходит в голову, что нужно сделать такую коллекцию кристаллов, которые будут скрывать её тайны, помогать снять усталость и беспокойство и переливаться на солнце.
Задумавшись, Кристина не сразу плывёт к берегу, а когда разворачивается в сторону сосны с корнями-домиком, то едва не вскрикивает от неожиданности: там высится тёмная фигура, и она не сразу узнаёт Кирилла Романовича – только когда он вскидывает руку в том же жесте, которым показывал, как можно поставить простой щит против теней. У Кристины тогда получилось, а он похвалил.
– Я не хотел пугать, – его голос чётко разносится над озером. – Ты в порядке?
Конечно, нет! Кристина даже не знает, кивнуть или что-то ответить? Как Кирилл Романович вообще здесь оказался? Что-то случилось? Тревога путает и сбивает окончательно, поэтому Кристина в молчании доплывает до места, где может коснуться илистого дна, и выпрямляется, прячась от пристального синего взгляда за толщей воды.
А Кирилл Романович подходит так близко к кромке, что носки ботинок почти касаются её.
– Ага, значит, в порядке. Ты что здесь делаешь?
– Купаюсь, – губы едва размыкаются, а ответ тут же кажется глупым. Может, от холода не будет видно, как щёки краснеют?
– Ага. Вода наверняка ледяная. Не мёрзнешь?
– Я привыкла. Я с детства люблю воду и плаваю до первого льда. Так повелось в нашей семье, мы часто так делали. Пикник у реки, даже в сентябре. – Кристина удивляется, почему так разговорилась, а ведь не стоило! Ну какое ему дело?
Но Кирилл Романович смотрит внимательно, а потом задумчиво обводит пустой берег взглядом, делает взмах рукой. С пальцев срываются искры, и вдруг приходит волна тепла – будто закутали в жар костра. Исчезает гусиная кожа, и пальцы перестают неметь. Хотя Кристина даже не думала, что те вообще немели.
– Так лучше? Если ты простудишься, то пропустишь мои лекции, а мне бы этого не хотелось.
Кристина не знает, куда себя девать от стыда; он садится на песок и достаёт из кармана пачку сигарет. Она не удивилась бы, достань он флягу с виски. Хотя сама предпочитает травяной сбор и шиповник. Но теперь, когда так тепло в воде, выходить совсем не хочется, но и стоять столбом как-то странно.
– А вы не хотите искупаться? – осторожно предлагает она.
– Я маг огня и земли. И не люблю воду.
– А плавать умеете?
– Да. – Кирилл Романович чуть щурится против солнца. – К тому же я ненадолго. Обхожу территорию Академии и проверяю печати. Ну, и теней ловлю. Их пока не попалось, зато нашёл озёрную деву.
– Где?
Он тычет сигаретой перед собой, и в голосе слышится веселье:
– Я о тебе.
Вот теперь она точно краснеет! Хочется нырнуть под воду и спрятаться на глубине, и, возможно, озёрные девы так и делали, высовывая только руку с мечом, но Кристина вместо этого подходит ближе к берегу, чтобы на самом деле оказаться чуть ближе – к нему. Глупо, да, но устоять невозможно.
И только когда вода опускается до бёдер, понимает, что на ней довольно откровенный купальник-бикини, а Кирилл Романович не сводит пристального взгляда.
– Впрочем, – он вдруг поднимается, – говорят, закаляться – полезно для здоровья.
Не выпуская сигарету из зубов, Кирилл быстро расшнуровывает ботинки, стягивает штаны и расстёгивает мундир с косым рядом пуговиц, за ним – рубашку. Наверное, нужно отвести взгляд и не пялиться вот так, но его движения завораживают. Высокий, худощавый, он невольно притягивает взгляд, а синие нити вен на руках словно подсвечены изнутри. Под правой ключицей виднеется шрам, на рёбрах слева, где бьётся сердце, чернеет след, будто от сажи. По плечам вьются вихри тьмы.
Кристина упускает тот момент, когда Кирилл Романович тушит сигарету об пачку и заходит в воду по щиколотку, но тут же морщится и хмурится, будто кот, которого заставляют мыться.
– Она и правда холодная. – Кристина сочувственно кивает.
– Это да. Но ещё и мокрая.
– Вы же в озере.
Хочется рассмеяться, и она отчаянно кусает губы, чтобы не смутить. Если это вообще возможно. Но смех застревает, когда Кирилл Романович переводит взгляд на неё и, кажется, видит её насквозь. Или что смотрит, а точнее, изучает её саму. И становится ещё более неловко от того, какой тонкий и непрочный на ней купальник.
Но тут Кирилл Романович поводит плечами и, выдохнув, с разбега ныряет, подняв фонтан брызг. Выныривает, фыркая, проводит рукой по тёмным волосам и широкими гребками плывёт вдоль берега, недалеко от неё. Искры вспыхивают и гаснут над поверхностью озера, и тепла становится больше – в самом воздухе, в воде.
Солнце медленно садится, и синие сумерки опускаются на лес и озеро.
Кристина отступает и медленно погружается в воду. Ей не угнаться и не успеть, но хочется тоже плыть и ощущать себя… водой.
– А тени могут быть в озере? – с любопытством спрашивает она.
– Редко. Кстати, водоёмы охраняют стражи-милины. Жаль, их так мало.
Кристина знает из его лекций, что в Службе больше сухри. Мол, им проще даётся мир теней, но Кирилл Романович никогда не говорил прямо, а почему так. Может быть, однажды она узнает. А сейчас вечер слишком прекрасен, и особо на расспросы не тянет.
Кирилл замирает в воде и переворачивается на спину, а она подплывает ближе. Сейчас, когда его руки раскинуты, можно рассмотреть ту самую татуировку на правом запястье: треугольник с двумя ромбами, вокруг них – круг пунктиром. А через них проходит прямая линия. Будто росчерк от удара кинжала. Кристина невольно смотрит на ладони Кирилла и вздрагивает: на них тонкие белёсые полосы, как от порезов ножом. Похожие и на левом запястье. Шрамы? И все на руках? Спрашивать боязно, да и неудобно.
– Я сделал татуировку, когда ушёл из дома. – Интересно, это вечер так вдохновляет на откровения? А Кристина спрашивает:
– Почему ушли?
– На самом деле отец выгнал. Всё было сложно, когда я заканчивал школу. Потом вернулся, чтобы забрать вещи, а мама уговорила остаться.
Кристина хочет как-то… посочувствовать? Но сомневается, что это уместно. Она никогда не хотела уйти из дома, а вот Лиза пару раз хлопала дверью, но потом возвращалась. Кристине грустно, когда с близкими разлад, да такой, что родной дом, чьи стены защищают и оберегают, оборачивается местом, откуда гонят.