Кстати, судья Замашнюк позволил прокурору ознакомить присяжных с самооговором; но не позволил адвокатам ознакомить их с отказом от него. Как и следовало ожидать.
В завершение сюжета — еще одно краткое интервью. О том, с каким мастерством Краснов использует давление на подследственных непосредственно и через их родственников рассказала в Рунете мать одного из таких «назначенных преступников» в деле Квачкова, Ивана Миронова, — Татьяна Леонидовна. Поэтому при первой же возможности я подошел с диктофоном к самому Ивану, за здорово живешь просидевшему полтора года в тюрьме и отпущенному в зале суда на волю. Ведь первым, кто занимался Мироновым по линии следствия и упрятал его за решетку, был тот же самый Игорь Краснов. Я задал Ивану Борисовичу прямой вопрос:
— Скажите пожалуйста, вам известно что-нибудь о методах Игоря Владимировича Краснова, как он работает с подследственными, использует ли он давление на родственников, на самих подследственных?
— Лично, при допросах в Генпрокуратуре, в стенах, я не слышал, чтобы там пытали. Это слишком топорная работа, слишком прямая, лобовая, и, как правило, результат она должный не приносит. У Краснова более интеллигентные, изощренные методы, причем он работает именно по свидетелям обвинения… Здесь еще интересный момент, как Краснов работает с адвокатами. Мой адвокат, который был у меня по соглашению, когда я находился в розыске, к которому я обратился по ордеру из кабинета Краснова, — я не знаю кто, ФСБэшник или сам Краснов, но они его очень быстро сломали на свою сторону, и Выскребцев в тот же день умудрился сдать еще моего отца ФСБэшникам.
— То есть, они владеют секретом давления на адвокатов?
— Ну, тут никаких секретов особых нету. Если адвокат не всегда чистоплотен, то эту нечистоплотность очень сложно скрыть. И в дальнейшем она используется как фактор для давления на них с целью сотрудничества, ну и всяких разных подлых дел.
— Сегодня мы услышали из уст Никиты, что первоначально у него было некое соглашение со следствием, согласно которому он принимал вину на себя, в обмен на то, что будет отпущена не причастная к делу ни с какого боку его гражданская жена Евгения Хасис. Как вы считаете, вот такой прием, такое соглашение, является ли это обиходным явлением? Применяется ли такой прием нашим современным сегодняшним следствием?
— Ну, естественно, схема классическая, причем вариантов не так много. У меня была примерно та же схема разводки, когда по сценарию должны были взять меня и должны были взять сразу после так называемого покушения на Чубайса мою хорошую знакомую Катю Пажетных. Следствие посчитало, те, кто инсценировал это покушение, что это моя гражданская жена, и расчет был абсолютно такой же: то есть, берут двоих, меня ломают на показания за ее свободу. И все…
— То есть к вам этот прием, эта схема конкретно применялись?
— Эта схема сломалась, потому что меня не сумели взять сразу после этих событий
— Но пытались применять?
— Конечно. А к ней пришли сразу, сказали, что она участвовала, у нее в доме была засада и, наверное, то, что она ушла в розыск, это ее спасло.
Итак, перед нами стандартный приемчик работы следствия, успешно примененный следователем Игорем Красновым в деле Тихонова/Хасис. Явился ли при этом адвокат Скрипилев объектом одноразового или многоразового использования и на чем его завербовал Краснов, я тут не сужу.
Что тут добавить? Такие вот «герои» нашего поганого времени.
Но возникает вопрос. Иван Миронов прямо говорит об инсценировке покушения на Чубайса как о приеме, позволившим развернуть открытый показательный политический процесс над русскими национал-патриотами. Процесс был подготовлен топорно — и сорвался. Не было ли подобной — повторной — попыткой убийство Маркелова с последующим судом? Признаем, если так, что попытка отменно удалась.
Миронов не называет авторов инсценировки, лишь намекая на их связь со следствием. Оставлю и я этот вопрос открытым. Но попытаюсь показать еще некоторые детали подготовительной работы, чтобы помочь читателю найти ответ.
Оговор как метод следствия
Перейдем с этой целью к показаниям Ильи Горячева.
Илья Горячев, аспирант Института славяноведения РАН, — человек в судьбе Никиты Тихонова не случайный и не рядовой. Никита до последнего считал его едва ли не единственным своим настоящим другом.
Из открытого письма Евгении Хасис: «Я по-разному относилась к тебе, Илья. Ты знаешь, мне никогда не был симпатичен твой цинизм, расчетливость, макиавеллизм, часто обусловленный даже не высокими идеями, а тупо баблом. Но при всем при этом ты был мне очень дорог, потому что ты был дорог Никите. Он гордился вашей дружбой. Гордился, что у него есть такой брат. Я думала, что это взаимно. В настоящей мужской дружбе есть какая-то святость. Она дается Богом…
Когда я впервые от оперов услышала, что ты сделал, я рассмеялась им в лицо. И с понтами, пафосом послала их с такими разговорами в места причинные. Такого просто не может быть, потому что “не может быть никогда” — повторяла я им и себе. Продолжала передавать тебе приветы в письмах Миксеру, а ты продолжал в ответ желать нам сил и мужества. Передавал, чтобы мы держались, что ты с нами… Продолжал тогда, когда уже убил вашу с Никитой дружбу и расписался в протоколе. Разрушил то, что было, как мне казалось, даровано вам Богом»[18].
Друзья Никита и Илья со студенческой скамьи делились мыслями о Русском движении, обсуждали пути борьбы за русские права и интересы, за Русское национальное государство, пытались осмыслить в русском контексте дуальную концепцию ирландских борцов за национальное освобождение. Как известно, Ирландская республиканская армия (ИРА) была подпольным, нелегальным крылом легальной партии «Шинн Фейн» («Мы сами»). ИРА осуществляла террористические акты, по результатам которых Шинн Фейн вела политические торги, формально будучи к этим актам непричастна. Именно это гибкое и эффективное сочетание форм и способов борьбы обеспечило ирландцам успех.
Друзья не сидели, сложа руки. Они основали журнал «Русский Образ», сотрудничали в иных СМИ. Разница характеров определила и специфику увлечений каждого. В своих показаниях Горячев так характеризует Никиту: «Тихонов очень волевой, целеустремленный человек, хорошо разбирающийся в истории, общественно-политической жизни, спортивный, всегда был лидером. Могу добавить, так как мы вместе с ним много работали, он был (и есть) хорошим журналистом, с достаточно ярким слогом, и историком…. Ему была ближе та тематика, что была связана с русским народом, с его историей, с его будущими перспективами» (т. 15, л.д. 17).
Горячев — человек амбициозный, он мечтал о Большой Политике, пытался заводить связи в высоких политических кругах, имел свои ходы в Администрацию президента, строил широкие планы. Себе он отводил, конечно же, роль совершенно легального лидера: «Осенью 2007 появилась организация одноименная — “Русский Образ”, который выступает за легальный путь развития. Мы видим свои перспективы в политике. Хотим развиваться в легальном политическом поле… Наше движение является молодежным. В основном мы направляем развитие своей деятельности на развитие каких-то позитивных перспектив — это спорт, здоровье, также в общественно-политической жизни выступаем против террора, против насилия. Это тупиковые методы, они не могут привести политическую организацию к успеху. В политическом же плане мы определяемся как традиционалистская, антилиберальная, антитолерантная организация. Вот такие кондовые термины», — пояснил он в своих показаниях (т.15, л.д. 18). «Русский образ» набирал очки, авторитет в среде русских националистов, будучи наиболее успешной попыткой выхода на уровень некоей респектабельности, о чем тщетно мечтали до них в том же ДПНИ у Александра Белова (Поткина). Активисты «РО» были преисполнены радужных надежд и воодушевляющих планов.
Вместе с тем, связь «РО» с радикальными кругами также не была тайной за семью печатями. Тот же Горячев уделял внимание физической подготовке кадров, наняв бывшего (?) сотрудника спецслужб Егора Горшкова для обучения молодежи ножевому, рукопашному бою и т. п. Как стало известно из материалов дела, Илья регулярно поставлял Тихонову оружие, располагая такой возможностью. О том, что Тихонов силою обстоятельств оказался на нелегальном положении, он знал, но «стремный» статус друга его отнюдь не отпугивал. Напротив, такое сочетание возможностей друзей казалось принципиально единственно верным, открывало большие перспективы. Горячев посильно участвовал в конспирации Никиты, представляя его как «Романа» при знакомстве с тем же Горшковым (Никита занимался у него ножевым боем, конспектировал лекции по партизанской борьбе), с лидером калужского отделения «РО» К.П. Сапожниковым и др.
Все рухнуло в один день 5 ноября 2009 года. По рассказу Ильи Горячева, опубликованному в «The New Time», через два дня после ареста Никиты и Жени в его квартиру ворвалась группа захвата. «Меня отвезли на Петровку, там со мной разговаривал сотрудник ФСБ, который знал всю мою жизнь за последние два года в мельчайших подробностях. Еще два допроса состоялись через пять дней и в апреле. Все это время за мной велась слежка, все мои разговоры прослушивались. 20 апреля меня взяли прямо в кафе на Чистых прудах в присутствии огромного количества свидетелей. Отвезли в следственный комитет, допрашивали всю ночь. Это было не утром, как указано в протоколе и видно на видеозаписи — перед допросом часы перевел следователь Краснов. Допросу предшествовали 8 часов беседы обо всех аспектах моей жизни, тем более что при обыске в ноябре у меня из дома был изъят личный компьютер, там было предостаточно всякой разной информации… Никакого адского компромата там не было, но к каждому человеку можно подобрать ключик».
«Трамбовали» Илью, готовя к даче показаний, не следователь Краснов, а двое сотрудников ФСБ: «Мне были четко обрисованы две возможные перспективы: дать показания и выйти из кабинета, или отправится в Лефортово, где их даст кто-нибудь на меня. Первоначально по делу Маркелова я проходил как обвиняемый. Также мне предлагался „вариант“ Максима Базылева, который „покончил c собой“ на Петровке в СИЗО. Уже после показаний, которые я дал, меня попросили подписать бумагу о том, что на суд я не приеду, ибо опасаюсь расправы, что Никита Тихонов угрожал мне по телефону, и все свои слова я подтверждаю удаленно. Это они делали, понимая, что я могу отказаться от оговора Тихонова. Я заявляю: все что я сказал и подписал — не правда. Никита мне никогда не угрожал, никогда не говорил, что убил Маркелова, даже фамилию адвоката мы не обсуждали, хотя действительно встречались регулярно. Угрозы Хасис тоже полная ерунда. Ее фамилию я узнал из новостей после ее задержания. Хочу подчеркнуть, что показания я дал не потому, что меня