Вместе с тем, считаю своим долгом указать на то, что в моей материальной помощи крайне нуждается моя семья, в частности и особенно престарелые отец и мать. Мой отец в течении 40 лет был фабрично-заводским рабочим и стал инвалидом, т. к. у него ампутирована нога. До прошлого года отец и мать вели небольшое крестьянское хозяйство, но теперь в силу старости и болезненного состояния прекратили обработку земли. Поэтому они и нуждаются в моей помощи больше, чем когда-либо.
Между тем, я был арестован 19 июня 1930 г. и уже 3 года 2 месяца нахожусь в заключении. Согласно приговора Коллегии ОГПУ от 25 янв. 1931 г. на № 102735 срок моего заключения определен в 8 лет со дня ареста.
Возбуждая перед Вами настоящее ходатайство, позволю себе надеяться, что Вы не оставите мою просьбу без Вашего внимания»[425].
17 июня 1932 г. Алла Юльевна Макарова обратилась к председателю Совнаркома СССР В.М. Молотову с просьбой о пересмотре дела ее мужа – Н.П. Макарова. Она писала, что совершенно уверена в полной его невиновности. К письму приложила копию своего заявления Акулову о пересмотре дела и копии писем мужа к ней, где была выражена его преданность делу социалистического строительства[426].
В приложенном заявлении на имя заместителя председателя ОГПУ И.А. Акулова она пишет, что муж подал заявление в Коллегию ОГПУ, в котором отказался от ранее данных им показаний, которые были даны под угрозой ареста жены, со всеми вытекающими последствиями для двух малолетних сыновей, оставить которых было не на кого. Отметила, что муж интенсивно работал всю свою жизнь и в тюрьме написал насколько книг: о силосах, о пастбищах, об организации кормления сельскохозяйственных животных по сельскохозяйственным районам СССР. Большой труд по организации крупного сельскохозяйственного производства в СССР (по 26-ти районам) находился в процессе работы. Все эти работы могли быть использованы при разработке сельскохозяйственного плана 2-й пятилетки. Учитывая все эти обстоятельства, Макарова просила пересмотреть дело мужа и вернуть его семье и к участию в жизни[427].
20 октября 1932 г. А.Ю. Макарова направляет просьбу об освобождении мужа М.И. Калинину. И в этом письме она категорически отрицала его участие в какой бы то ни было вредительской организации. Сообщала о научной деятельности мужа. Ввиду предстоящей большой правительственной амнистии в ознаменование 15-летия Октября просила рассмотреть вопрос об освобождении мужа[428].
16 августа 1933 г. Николай Павлович Макаров пишет письмо М.И. Калинину с просьбой об освобождении, аналогичное письмо он направляет на имя ставшим уже Верховным прокурором СССР И.А. Акулова. В письме благодарит за то, что постановлением Президиума ЦИК СССР от 6 июня 1933 г. срок заключения ему был сокращен на 3 года – с 8 до 5 лет. Сообщает о своей научной и педагогической работе, которая всегда ориентировалась на позиции генеральной линии партии, и о том, что несмотря на внимательное и предупредительное отношение к нему органов ОГПУ, его физические силы постепенно убывают. «Все вышеизложенное заставляет меня еще раз настойчиво просить ЦИК СССР об освобождении и возвращении меня на работу. Работе по социалистическому строительству я отдал бы все свои силы, чтобы снова стать его активным участником и этим возместить свои прежние грехи в его отношении»[429].
В это же время 19–20 августа 1933 г. А.Ю. Макарова также обращается к М.И. Калинину с заявлением об освобождении своего мужа. Она пишет, что оставшиеся «два года тяжелого тюремного заключения сломят его подорванные за последние 3 года силы и вместо талантливого работника полного энтузиазма и жизненной энергии выйдет инвалид, уже неспособный к работе большего размаха. А нашему молодому строительству, в героические моменты его смелой творческой работы, я знаю, такие люди нужны.
Доказательством искренней настроенности моего мужа общему делу строительства нашей страны может служить то, что за 3 года тюрьмы он не поддался упадническим настроениям, а отдался большой творческой научно работе по вопросам экономики и организации крупного социалистического сельского хозяйства. Руками, отмороженными до язв результат систематического недоедания и холодной камеры, он пишет уже вторую тысячу страниц своего большого труда»[430].
16 февраля 1934 г. Н.П. Макаров с просьбой об освобождении обращается к И.В. Сталину. В письме он перечисляет работы, написанные им в тюрьме, сообщает, что может и хочет работать дальше для развития и укрепления социалистического животноводства. Пишет, что его прежние позиции, вытекавшие из неверия в возможность построения социализма, были пересмотрены. Он вполне сознательно перешел на позиции марксистско-ленинского научного социализма. Успехи первой пятилетки показали историческую правильность генеральной линии партии в деле построения социалистического общества.
Макаров обращался с просьбой помочь ему «вернуться к активной и напряженной работе по укреплению и развитию социалистического животноводства. Оторванность свыше 3 ½ от практической жизни и необходимость соответствующей переквалификации могут быть выполнены мною в самом процессе работы. Мои силы, опыт и знания могут быть полезны в организационно-хозяйственной работе, в подготовке кадров, в научно-исследовательской и организационно-плановой (особенно горских республик). Всюду, где я буду поставлен на работу, я отдам все свои силы работе и сделаю все, что только вынесут мои силы»[431].
Сталин обратился за советом к Молотову. «Как быть с Макаровым?» Тот ответил: «Нельзя ему верить. Жулик он большой. Пока пусть посидит». Сталин согласился. Макаров не был освобожден[432].
6 мая 1934 г. А.Ю. Макарова с просьбой об освобождении мужа обращается к А.С. Енукидзе. Стандартно описывает его научные достижения. Сообщает, что пропала одна из наиболее ценных и крупных его работ по вопросам экономики и организации социалистического хозяйства крупного рогатого скота, которая два года тому назад была направлена из Ярославского изолятора на ее имя, в которую он вложил 1 ½ года ежедневной интенсивнейшей работы. Также она не получила направленную ей больше месяца тому назад записку: «Основные мероприятия по животноводству в связи с 17-м съездом», которую муж просил ее передать срочно в НКЗ, в Комиссию советского контроля и в сельскохозяйственное ЦК.
Спрашивает: «Почему его просьбы остаются без ответа. Почему его порывы быть полезным общему делу строительства нашей страны остаются никем незамеченными? Почему на его долю выпали танталовы муки – работать с напряжением всех своих сил, работать интенсивнейшим образом с искренним желанием быть полезным и знать, что все, что ты не делаешь напрасно – работа не замечена или затеряна, или же никому не нужна – как же жить дальше? Как находить в себе силы работать? А если не работать значит погибнуть. Ведь за труды участников в строительстве Беломорского канала было отпущено должное. Почему же крупный ученый (какую бы вину ему ни приписывали), написавший в заключении ряд капитальных и ценнейших работ в искреннем желании быть полезным, должен растрачивать остаток своих сил в тюрьме и медленно там погибать, тогда как он нужен стране, а он сам так страстно рвется в живое дело нашего строительства. Простите за этот вырвавшийся стон и помогите если сможете»[433].
Енукидзе на документе написал: «На комиссию. Нужно досрочно освободить». Однако предыдущее решение Сталина и Молотова, по-видимому, не позволило разрешить это дело положительным образом.
23 сентября 1934 г. А.Ю. Макарова вновь обращается к А.С. Енукидзе, пишет о том, как два года добивается освобождения мужа. В письме сообщает и о себе: «Что же касается меня, то за 4 года такой одинокой борьбы за существование семьи я окончательно выбилась из сил и с ужасом жду приближающейся зимы, когда эта борьба становится во много раз труднее. Достаточно указать, что за 11 м-цев 1933/34 г. меня 4 раза выбрасывали с работы как жену Н.П. Макарова, несмотря на то что я квалифицированный работник, имею диплом I степени Ленинградского Университета и степень магистра Колумбийского Университета в Нью-Йорке (это же обстоятельство послужило для меня препятствием войти в члены секции научн. работников и заняться научной работой, а я вынуждена служить, чтобы иметь продовольственную карточку). В периоды сокращений мы с детьми, оставаясь без продовольственных карточек, буквально влачили голодное существование. В период паспортизации мне было отказано в паспорте, и мы были под угрозой остаться без крова, т. к. ехать нам было не к кому. В течение первых двух лет я выдерживала систематические атаки на нашу жилплощадь. И несмотря на это тяжелое существование с детьми, перебиваясь через силу на сдельной случайной работе, я не переставала оказывать материальную поддержку мужу деньгами, посылками для усиления его питания и материалами для его научной работы, как-то книги, журналы, бумага и т. д. В результате этой непосильной борьбы, в которой я не была раздавлена только благодаря чуткости советских контролирующих органов, к которым я обращалась за справедливостью в катастрофические минуты, я совершенно подорвала здоровье и по признанию врачей ин-та профилактики нервных и душевных заболеваний у меня обнаружено полное истощение нервной системы, и я стою на грани потери трудоспособности, что неизбежно повлечет за собой гибель всей нашей семьи.
Все это вынуждает меня еще раз обратиться с ходатайством о досрочном освобождении моего мужа, которое я прошу не оставить без внимания»