фотография жены, и один взмах его руки отправил ее в полет через весь кабинет. Он был так взбудоражен, что даже не извинился, но вот он взял себя в руки и сбавил тон. – Славно, славно, решил я. Я мог понаблюдать. Я мог выжидать. Я мог прикинуться этим злокозненным востоковедом. Как бы ни захлестывали меня эмоции, я мог забросать главаря хитроумными вопросами, пока не вытянул бы из него все подробности плана, прямо как ваш сотрудник из Скотленд-Ярда в «Кинжале судьбы», и тем временем я бы изловчился и разработал план того, как расстроить их гнусные замыслы. Хоть я и уделил столько времени описанию состояния своего ума в тот момент, все это было делом секунды. Главарь расхаживал по кабинету, дьявольски посмеиваясь (гладко выбритый подбородок при таких длинных усах придавал ему еще более злодейский вид), готовясь прикрепить к моему лицу накладные бакенбарды. Хоть я и противился этому всеми фибрами своей души, я не дрогнул и не выказал неудовольствия. Это чудовище, которое ехидно советовало мне не улыбаться, когда свершится убийство, это чудовище должно было поверить мне! Я опустился даже до того, чтобы похвалить свою новую внешность, глядя в зеркало, которое он принес из уборной и поставил на стол. Затем, мысленно готовя себя к этому нелегкому испытанию, я понизил голос до скрипучего шепота.
– Так и кого мы собираемся замочить, босс? – к своему вечному стыду, спросил пастор Эдинбургской пресвитерианской церкви, основанной Джоном Ноксом.
Глава одиннадцатаяУжасный мистер Гейбл: как доктор Иллингворт Уильяма Уоллеса играл
Ну, друзья мои, посреди этого чокнутого бенефиса мне таки пришлось напоить старика Иллингворта во второй раз. Он явно в этом нуждался. И боже ты мой, я был от него в восторге! Казалось, даже стенографист едва сдерживался, чтоб не захлопать ему. Джерри Уэйд со своей компашкой, естественно, задумали очередной дурацкий розыгрыш. Но Иллингворт и понятия об этом не имел. Он-то решил, что оказался по меньшей мере в гнезде чикагской мафии. Ну так и что же? Из всех проповедников, когда-либо стоявших у церковной кафедры, этот старик был самым несуразным и путаным, однако же, когда дело запахло жареным, он вдруг проявил невиданные мужество и чутье истинного шотландского вождя при обороне заставы Как-бишь-ее-там. Немного погодя, переведя дух и ощупав свое лицо так, будто на нем все еще были пресловутые бакенбарды, Иллингворт продолжил:
– Сказав те слова, я заметил прелюбопытную перемену в выражении лица главаря, как будто он и сам обратил внимание на то, как преобразились мои манеры. И действительно, сидя перед зеркалом и наблюдая в нем свою бородатую физиономию, я выдал некое подобие коварной ухмылочки; выйди я с такой к прихожанам церкви, первые три скамьи обезумели бы от страха.
– Э, да вы малый с прибабахом, как я погляжу, – сказал он, глядя на меня с каким-то странным и даже жутким выражением лица. – Ну смотрите, у нас осталось минут пять. Остальные уже будут внизу, у гроба, и тогда мы в последний раз пройдемся по плану. Мистер… Кстати, а как вас зовут-то в самом деле?
– Уоллес Бири, – ответил я, наугад выбрав себе псевдоним.
Сэр Герберт, это вызвало в нем такой ужасающий гнев вперемешку с безнадежностью. Я понял, что, выражаясь языком того детективного журнала, он ожидал, что я, так сказать, «вскроюсь» или же выдам ему свое настоящее имя, и он понял, что я этого не сделал. На его лице отобразились все оттенки злобы, он замолотил кулаком по столу.
– Да конечно! – рявкнул он. – А я тогда Кларк Гейбл![12] Послушай-ка, а у вас в театральном агентстве у всех такое извращенное чувство юмора? Даже не знаю, что с тобой делать. У тебя ж рожа как у церковного старосты… как будто ты и в самом деле этот доктор Иллингворт…
Сами понимаете, у меня ум за разум зашел, когда он произнес мое имя, но, переборов это отупляющее чувство, я как можно увереннее ответил:
– О чем это вы?
– О том, что ты прямо вылитый доктор Уильям Августус Иллингворт, которого и должен изображать сегодня, – ответил доктор Гейбл. Его, кажется, поразила ужасная догадка. – Боже правый, только не говори, что Ринки Батлер… или Рональд Холмс? Ринки же должен был встретиться с тобой днем? Только не говори, что он не объяснил тебе, что надо делать.
Можете представить себе мое состояние в тот момент, даже если не брать в расчет вопиющую наглость, с которой они вмешали мое доброе имя в эти сатанинские происки; ибо теперь оказалось, что от меня требовалось изображать себя же. Однако это знание сообщило мне хладнокровие и силу для того коварного плана, который мне предстояло претворить в жизнь.
– Я знаю свою роль до запятой, братуха, – сообщил я ему. В той книге преступники часто использовали слово «братуха», и я решил, что оно прибавит моей речи правдоподобия. – Но для большей ясности, братуха, давай пройдемся по списку. Это самое… Скажем, кто будет жертвой?
Доктор Гейбл склонил голову, будто стараясь остыть.
– Ладно, это они тебя порекомендовали, – равнодушно заключил он, – полагаю, они свое дело знают. В любом случае, мне сказали, ты и сам наполовину перс, так что должен быть в курсе про все эти древние памятники, манускрипты и всякое такое. Смотри, ты будешь на переднем плане и вся говорильня на тебе; потому-то ни один из нас не мог бы за это взяться… а еще роль Сэма Бакстера, угрозы и поножовщина и далее по списку – его роль очень короткая. А теперь слушай внимательно. Жертвой будет человек по имени Грегори Маннеринг, и мы собираемся устроить ему небольшую проверку на смелость, о которой он так вопит на каждом углу.
– Он тоже из вашей шайки?
– Бьюсь об заклад, долго он в ней не задержится, – ответил доктор Гейбл с очередной дьявольской гримасой. – Я ничего против него не имею, но Сэм Бакстер, Ринки Батлер и Рон Холмс просто в бешенстве: он назвал Сэма обезьяной и сказал, что обезьяна по-арабски изъясняется грамотнее, а что он про остальных наговорил, я даже тебе повторять не хочу, и это притом, что он ни с кем из нас не успел познакомиться, кроме Рона. Потому-то они и я можем сыграть свои роли и он нас не узнает. Вот и поглядим, не оставит ли его отвага (с которой, по его словам, он похитил рубин со статуи богини Кали и оторвался от погони роя взбешенных жрецов), когда Сэм в образе персидского ассасина приставит к его печени ножик с ручкой из слоновой кости.
– Так у вас двойной мотив: ненависть и жажда наживы. И рубин вы, конечно, тоже получите? – сказал я с улыбочкой, от воспоминания о которой меня самого в дрожь бросает.
Он содрогнулся от хохота.
– О, несомненно, – заявил этот злодей и подмигнул мне. – Разумеется, а рубин мы найдем у него под шляпой, в пришитом к подкладке замшевом мешочке… Но то, чем мы заманили его сюда, к рубину не имеет никакого отношения. С рубином бы не сработало, он бы что-нибудь заподозрил.
– Ах да, – сказал я, поняв его хитроумный план. – Разумеется.
– Мы ему сказали, что старик Джефф (это я) тайно выкрал из иракского мавзолея саркофаг Зубейды, любимой жены Гарун аль-Рашида…
– Но доктор Гейбл! – запротестовал я. – Братуха, очевидно же, что…
– Погоди-ка. И вот Мириам не хотела заманивать его сюда (Мириам – это моя сестра), потому что она с ним помолвлена, а Сэм с Ринки так на нее насели, что она согласилась… поставить его в это положение, чтобы посмотреть, из какого он теста. – (Сэр Герберт, если б я не читал «Кинжал судьбы», такое вероломство женщины по отношению к возлюбленному было бы за гранью моего понимания, однако прекрасная полукровка Вонна Сен в пыточной поступила точь-в-точь так с доктором Кьянти. Но подумать только!) – План таков, – продолжал доктор Гейбл. – Он придет сюда в одиннадцать или чуть позже… совсем скоро. И он знает, что сюда должен явиться доктор Иллингворт (а это вы), чтобы встретиться со стариком, потому что и в газетах про это писали, и все выглядит правдоподобно. Рон Холмс сыграет моего партнера, и это тоже будет правдоподобно. Мириам будет играть себя, как и Харриет Кирктон. Сэм Бакстер (в роли Абу Обеида из Таифа, принца из дома Михранов, мы стащили ему костюм из Персидского зала) и Ринки Батлер (в роли полицейского) притаятся в засаде до нужного момента. В качестве саркофага Зубейды мы используем арабский сундук для серебра, бог с ней, с точностью, это все, что нам удалось найти. Все серебро, разумеется, из него заранее вынули…
– Разумеется, – насмешливо произнес я, чувствуя, как во мне вскипает ярость.
– Ну и куда же без истории о том, что на саркофаге лежит проклятье… Вообще-то, старик с этим чудаком Иллингвортом собирались изучать какой-то дурацкий манускрипт, но Маннеринг-то об этом не знает… Так вот, на саркофаге проклятье. Об этом-то, друг мой, вы и должны прочесть свою лекцию. Мол, кто до этого саркофага дотронется и потревожит священные кости, покоящиеся в нем, – говорил доктор Гейбл раскатистым замогильным голосом, устремив застывший взгляд куда-то в пространство, в этот момент я понял, что имею дело с безумцем, – тот лишится рук и ног своих. Затем лицо его будет обезображено девяноста четырьмя казнями… Это план Ринки Батлера, мы с ним тщательно выверили каждую мелочь в закрепленных за нами ролях. Ну что, сможешь вписаться в него?
– Ей-богу, впишусь как умею!
– Тогда ладненько. Кто же откроет саркофаг? Я не решаюсь. Ты тоже. Атмосфера накалена до предела. И тут отважный мистер Маннеринг вызывается потягаться с проклятием. Музыка, мягкий свет, – декламировал главарь как заведенный, нарезая круги у стола и размахивая руками. – И вот в Зале восьми райских садов раздается стук молотка по долоту. Саркофаг открыт, крышка сдвигается и – ва-а-а! Вдруг ты, и тут твой актерский талант должен раскрыться в полную мощь, ты резко меняешь образ. Отскакиваешь от собравшихся. И выхватываешь из кармана пистолет. Вот этот пистолет.
Он достал из собственного кармана автоматический пистолет, черный и весьма опасный на вид, и вложил мне его в руку.