– Минуточку! Раз уж вы про него ничего не знали, с чего вам не понравилась его «свинская физиономия»? Теперь вы о нем что-нибудь знаете?
Батлер замер. Он обернулся к Джерри:
– Я так и знал, что надо было брать с собой того чертова адвоката.
– Это пустое, Ринк, – сказала Харриет, ее щеки просто пылали. – Он уже все знает. Дело в том, что он и про меня знает, и про то, что у Мириам с Пендерелом была интрижка.
Она слегка выделила голосом слово «интрижка». Теперь мы двигались в том неизбежном направлении, которое я наметил с самого начала. «Интрижка», к тому же таких масштабов, в этом деле была серьезным мотивом.
Ни к чему было упоминать ребенка, разве что возникла бы крайняя необходимость. Четко выговаривая слова, чтобы избежать недопонимания, я сказал следующее:
– Да, имела место интрижка. В ходе этой интрижки мисс Мириам стала любовницей Пендерела. И это все, что мне официально известно, и, если вы возьметесь за ум, все, что будет известно кому-либо еще.
В кабинете повисла тишина. Они были верными друзьями. У Харриет Кирктон на глаза навернулись слезы. Джерри Уэйд опустил голову, прижав ко рту губную гармошку.
– Это… – пробормотала Харриет. – Это… Ладно, – сдалась она на половине фразы. – Но что насчет вашего ужасного коронера?
– Найдете толкового человека, который подготовит показания и выступит от вашего лица в суде. Не теряйте головы и не сходите с ума. И все уладится. Но помните одно: мне не лгать. Спрошу вас в очередной раз. Кто-нибудь лгал о чем-то еще?
– Нет, – тихо отозвался Джерри Уэйд. Он поднял взгляд. Все его лицо налилось кровью, и он еще не успел поправить съехавшую с него маску дружелюбного цинизма. – И… спасибо. Никто вам не солжет, больше никто.
– Вы знали о том, что было у вашей сестры с Пендерелом, мистер Уэйд?
– Нет, не знал. Дело в том, что я не знал об этом до прошлого вечера. Она рассказала мне все. Мне знакома эта фамилия, Пендерел, правда, она была упомянута в письме. Когда-то давно Мириам писала, что встретила какого-то «жутко обаятельного» мужчину, которого так звали, но она постоянно встречала кого-то такого. Я запомнил его только потому, что оно звучит как имя кого-нибудь персонажа из рассказов Майкла Арлена[26], – сказал Уэйд и выдал пару насмешливых нот на своей губной гармошке. – И что мне прикажете делать? «О, сэр, я отстегаю вас кнутом прямо на пороге этого клуба!» Если бы я только знал. Тогда я смог бы доказать, что хоть на что-нибудь гожусь. На что-нибудь. А, глаза, мои глаза! Черт побери!
Его крик вылетел долгой трелью губной гармошки, и он зажмурился. Я вернулся к Батлеру:
– Так, теперь, похоже, с вами и с пятничным вечером все понятно. К слову, отчего вам так сильно хотелось выставить мистера Маннеринга дураком?
Этот вопрос, кажется, застал Батлера врасплох.
– Честно говоря, не знаю. Все из-за того, как о нем отзывались другие, наверно, или же обыкновенное желание организовать своего рода представление. Вообще, если поближе с ним познакомиться, не так уж он и плох. – При этом Батлер указал на дыру во рту на месте выбитого зуба. – Не думаю, что мы стали бы близкими друзьями, но все-таки… что ж, жить становится куда проще, если не обострять разные там противоречия. Не знаю, слышали вы об этом или нет, но у нас тут произошла небольшая перепалка. Прямо в ее пылу меня как гром среди ясного неба поразила одна мысль: два человека дубасят друг друга по всему этажу, другим на потеху, и это было настолько смешно, что я не смог удержаться от хохота. Какая-то мудрость снизошла на меня в тот момент. Словно бы меня окутало облако ядовитого газа, а он оказался веселящим. Интересно, стали бы люди и дальше воевать с такой охотой, если бы все додумались до этого. Но что до представления… что ж, как я всегда говорю, это дело нужно оставить театральным профессионалам.
Его показания были настолько схожи с теми, которые я уже выслушал до этого, что не стану их здесь приводить. Я остановил его лишь на одном моменте. Он тогда рассказывал ту пресловутую историю, как Мириам Уэйд пошла в подвал за гвоздями, пока Харриет была наверху в Арабском зале.
– Вы отправились наверх, – вмешался я. – А когда мисс Уэйд подобрала кинжал со ступеньки, что она сказала?
Батлер замер так, будто напоролся на что-то. И заглянул мне в лицо.
– Вот! – проревел он так, будто его пнули пониже пояса. – Вот оно, черт побери!..
– Простите, что влезаю, – проговорила Харриет. – Это уже не имеет ни малейшего значения, настаиваю в тысячный раз, но мы должны быть честны с мистером Хэдли, как и обещали. Ринк, я не знала, мог ли ты это видеть, но думала, что ты точно слышал. Мириам взяла с лестницы кинжал. И конечно, положила на место, это ей никак не повредит, ведь она определенно была с нами наверху все время… Не смотри на меня так!
– Да не смотрю я на тебя так, – обиженно произнес Батлер. Он достал платок и промокнул им лоб. – Если подумать, я определенно слышал, как она сказала что-то вроде: «От греха подальше отдам Сэму», – боже мой, да! Так и было! Но сейчас я впервые слышу, чтобы кто-нибудь упоминал об этом…
– Мы с Мириам это обсуждали, – сорвалась Харриет. – И раз уж мы согласились на откровенность… Что ж, вот она, откровенность.
– Ладно, и что, черт возьми, она с ним сделала? – спросил Батлер. – Отдала Сэму? Не видел, чтобы кинжал торчал у него из-под ремня. И не помню, когда я в последний раз видел эту проклятую штуку. Я только отчетливо помню, что кинжала определенно не было на ступеньке, когда мы с Сэмом тащили вниз гроб в одиннадцать часов, потому что я его искал. Ради всего святого, куда она его дела?
Тут я его прервал:
– Со слов мисс Кирктон, она его «положила» куда-то, и это все, что нам известно. Но да ладно, это может и подождать. У нее хорошее алиби, и это обстоятельство его не особенно портит. Перейдем к последнему акту представления… То, как вы обнаружили тело.
Все замолкли. Батлер впервые выглядел не просто слегка встревоженным, а так, словно не находил себе места.
– Ах да, – сказал он. – Это. Как вы уже знаете, мы с Сэмом вынесли гроб на лестницу ближе к одиннадцати. О чем они там трепались у дверей, я не слышал. Я мог думать только о том, что одиннадцать еще не пробило, Маннеринг еще не пришел и мы все еще могли бы провернуть этот фокус. И тут я вспомнил, что забыл дубинку наверху…
– Какую еще дубинку? Вы же постовым вырядились.
– Правда? – изумился он. – Ах да, она шла в комплекте с формой, и, кроме того, дубинка была совершенно необходима. Видите ли, я, как полицейский, был очень важным персонажем. Сами понимаете, наше представление нуждалось в какой-то концовке. И концовка предполагалась такая: представление не закончилось бы на том, как Сэм Бакстер навис бы над Маннерингом, угрожая ножом, это было бы слишком банально, независимо от того, напугали бы мы Маннеринга или нет. Нет, нет и еще раз нет. Если так, то это была бы скверная драматургия, а нам хотелось, чтобы этот розыгрыш запомнился на века. Как только Сэм налетел бы с ножом, Иллингворт наставил бы на остальных пистолет, а Харриет должна была с криками убежать сломя голову. Здесь уже мой выход. Иллингворт (чертов Пендерел в костюме) выстрелил бы в моем направлении. А я бы повалился на пол и раздавил капсулу с красными чернилами у себя под рубашкой, но меня просто так не возьмешь. Тогда он подошел бы ко мне, чтобы добить вторым выстрелом, а я треснул бы его дубинкой по запястью и выхватил бы оружие. Затем я взял бы на мушку и принца таифского Абу Обиада, и коварного Иллингворта. А они изрыгали бы проклятия, пока их вели в кабинет хранителя, где их впоследствии и заперли бы. Затем я, серьезно раненный, подначил бы Маннеринга взять у меня пистолет и сторожить этих отпетых злодеев. Тут он либо струсил бы, либо согласился. Если бы согласился, я бы сказал: «Хватит ли у вас отваги доставить их в Скотленд-Ярд?» А бесстрашный Маннеринг мне: «Да, пустите меня к ним!» И пока он, уверенный и безрассудный, держит пистолет наготове, я бы прохрипел: «Готовы?» – и распахнул дверь. С зубовным скрежетом он ввалился бы внутрь. А там – на одном краю стола лежат их парики да усы, на другом – вальяжно закинутые ноги, оба с удовольствием потягивают сигарный дым, а между Сэмом Бакстером и актером стоит початая бутылка виски. «Позвольте, – сказал бы я, поклонившись до земли, – представить вам доктора Уильяма Августуса Иллингворта и Абу Обидада, принца таифского».
– Я, конечно, весьма рад, – сказал я, – услышать конец этой истории. Однако же…
Бакстер лихо взмахнул рукой.
– О, понимаю, здесь и сейчас это звучит чертовски глупо, – оборвал он меня. – Тут что угодно звучало бы по-дурацки. Но нам всем эта идея показалась просто бомбой, взять бы крупным планом мину Маннеринга в тот момент. Так вот, иметь при себе ту дубинку для меня было критически важно. Понимаете? По-настоящему убедительную сцену драки на кулаках не поставишь, а вот ударить по руке – это пожалуйста! Так вот, обнаружив, что время уже поджимает, а дубинки нигде нет, я с ревом помчался на ее поиски. Затем я вспомнил, что, войдя в музей, сунул ее в какую-то повозку, чтоб не мешалась.
Пока все столпились в передней части зала с одной стороны, я открыл дверь повозки, которая была обращена в другую сторону. Не знаю, почему выбрал именно эту повозку. Может, из-за того, что у нее был самый внушительный вид… А там эта чертовщина, лежит лицом в пол чуть ли не на уровне глаз.
Первым делом я подумал, что это меня как-то по-идиотски разыгрывают. Так что я не стал ругаться, вообще ничего не сказал. Я просто влез в повозку и приподнял эту штуковину, чтобы получше рассмотреть.
– Вы узнали его?
Батлер вновь принялся растирать лицо платком.
– Конечно узнал. Бакенбарды у него почти отлепились от лица, и я в момент понял, что это он. Мне пришлось поднять его почти вертикально, а потом спрыгнуть и захлопнуть дверцу прямо у него перед носом… Хуже всего помню именно те две минуты после того, как это произошло. Если не сказать, что не помню вовсе. Похоже, все орали на меня, но у меня перед глазами все поплыло, как в тумане. В себя я пришел лишь тогда, когда взглядом выхватил на противоположном конце зала слабый силуэт головы в вентиляционном отверстии лифта. В этой голове не было ничего особенно страшного, однако я пришел в ужас.