– Так ты ж, старый черт, и купил этот ресто… – процедил сквозь зубы сэр Герберт.
– А вы докажите, – перебил его старик и оскалился шире прежнего. – Не лезь в это дело, Берт. Ты был мне очень полезен, и я не хочу спускать на тебя собак.
– Могу я поинтересоваться, а что еще вы купили вместе с рестораном? – не дрогнув ни единым мускулом, спросил прокурор.
– Попробуйте поинтересоваться, – еще сильнее подавшись вперед, сказал Уэйд и заглянул ему в лицо, склонив голову набок, – и получите на руки самый выверенный иск о клевете, какой вы только видели. Не станете, а что такое? Среди вас находится человек, которому я собираюсь предъявить обвинения. – С этими словами он ткнул пальцем в мою сторону, словно пронзая меня копьем. – Думаю, господин суперинтендант, как вас там, вы скоро поймете, что со мной шутки плохи.
– Так уж и плохи? – ответил я. – Давайте посмотрим, что нам расскажет мистер Маннеринг. Мистер Маннеринг, значит, вы утверждаете, что в пятницу были в ресторане с девяти часов вечера до десяти сорока?
Маннеринг кивнул, и в выражении его лица одновременно читались вежливость и небывалое самодовольство. Он улыбнулся:
– Именно так.
– И это несмотря на то, что и инспектора Каррутерса, и позднее меня вы уверяли, что без двадцати одиннадцать находились на Принц-Риджент-корт?
– Прошу прощения, – совершенно серьезно произнес Маннеринг, – возможно, вы неверно меня поняли. Естественно, когда я разговаривал с инспектором Каррутерсом в пятницу ночью я, сами понимаете, находился под влиянием захлестнувших меня эмоций, а потому не отвечал за свои слова. Плохо помню, что я тогда сказал, да и инспектор не сможет прояснить это, поскольку никакого протокола я не подписывал. На самом же деле я почти уверен, что сказал ему то же, что и вам в понедельник, а именно что я действительно был тем вечером на Принц-Риджент-корт, но вот когда именно, этого я не говорил. Я объяснил лишь то, что вошел с черного хода, и совершенно справедливо отказался отвечать на дальнейшие вопросы. Мм… Станете отрицать?
– Нет, именно это вы мне и сообщили.
Он великодушно махнул рукой.
– Однако, – торжествующе продолжил Маннеринг, – теперь я готов предоставить вам информацию о том, чем занимался вечером в пятницу, исключительно во избежание того, что вы совершите очередную идиотскую ошибку. Я ничего не говорил на этот счет лишь из-за того, что не хотел смущать мистера Уэйда. Видите ли, так случилось, что я повстречал мистера Уэйда, когда он возвращался со станции Ватерлоо со своими… мм… друзьями-рестораторами, и в девять часов принял его приглашение на ужин. После мы собирались пойти в музей – такая была договоренность. Мистер Уэйд сообщил мне, что он отправил телеграмму доктору Иллингворту, в которой просил его встретиться с ним там в десять тридцать. К несчастью, мистер Уэйд так увлекся беседами о Персии с мистером Шатту, что решил… давайте называть вещи своими именами, господа… он решил пренебречь встречей с доктором Иллингвортом. Однако он не хотел ранить чувств доктора. Так что он попросил меня отправиться в музей, где, должно быть, его уже дожидался доктор Иллингворт, и придумать какое-нибудь удобоваримое оправдание. И я покинул ресторан без пятнадцати одиннадцать. Один из владельцев ресторана, мистер Агинопополос, паркует свою машину у конюшен за Пэлл-Мэлл-плейс. Он как раз собирался домой, так что предложил подвезти меня. И только в дороге я понял, что здесь вышла какая-то ошибка. Изначально мы планировали, как вы уже знаете, собраться в музее в одиннадцать часов. И мистер Уэйд, изменив время встречи и отправив доктору Иллингворту телеграмму, совершенно забыл предупредить о том, что встреча, которую он отменил еще утром, все-таки состоится. Они-то никакой телеграммы не получали, а соответственно, в музее никого не должно было быть. Ни я, ни доктор Иллингворт, который, вероятно, ждал на ступеньках, не могли бы попасть внутрь. Но, помня о том, что мистер Холмс живет на Пэлл-Мэлл-плейс, я сказал Агинопополосу, что он может оставить свою машину, где обычно, и что я собираюсь зайти к мистеру Холмсу. Выйдя из машины, я подошел к Принц-Риджент-корт и со стороны черного хода увидел, как мистер Джордж Деннисон, управляющий доходным домом, дает кому-то поручения…
В этот момент сэр Герберт Армстронг со всей силы стукнул кулаком по столу.
– Да здравствует лжесвидетельство! – проревел он. – Джефф, да ты же и этим домом владеешь, как и рестораном! Пруэн сказал Каррутерсу…
– А ты докажи, – хладнокровно ответил Уэйд. – Предупреждаю тебя в очередной раз, Берт: не лезь в это. Продолжайте, молодой человек.
К Маннерингу вернулась его обыкновенная отчужденная учтивость.
– Да-да, конечно. Что ж, мистер Деннисон, тот самый тринадцатый свидетель, о котором упоминал мистер Уэйд, впустил меня, и я прошел к квартире мистера Холмса с черного хода. Хотя в квартире никого не оказалось, я заметил некоторые признаки того, что вся компания все-таки отправилась в музей. Это было примерно в одиннадцать часов. Я спустился, поговорил с мистером Деннисоном и отправился в музей пешком. На улице было уже темно, и я подумал, что остальные, скорее всего, как-то попали внутрь, так что я стал уверенно звонить в дверь. Как вдруг ко мне подошел полицейский. Он неверно истолковал мои намерения, а я, естественно, не мог ничего ему объяснить, не сославшись, прошу прощения, сэр, на дурные манеры мистера Уэйда в обращении с таким достойным гостем, как доктор Иллингворт.
Маннеринг все еще улыбался, хотя его брови сдвинулись в зловещую галку, и теперь вся его вежливость больше походила на насмешку.
– Думаю, на этом все. Кстати говоря… Ну что, теперь желаете меня арестовать?
– Это чистая формальность, – загадочно поглядывая на него, проговорил главный комиссар, – однако она доставит мне удовольствие, это точно.
Старик торжествующе навалился на стол.
– А, все-таки желаете, да? – спросил он. – Замечательно! Так вот… Кто-нибудь из вас рискнет принять мое пари, господа?
Три недели спустя коллегия присяжных отклонила наши документы.
И на этом, Фелл, моя история практически подходит к концу. Теперь вам должны быть понятны некоторые заявления, сделанные мной в самом начале. Никто не станет посыпать голову пеплом, рыдая о несправедливости или безвременной кончине Пендерела, хотя многие сочтут это убийство весомым поводом не искать возможности воспользоваться природной склонностью Мириам Уэйд к развлечениям. Однако же это дело стало настоящим ударом под дых всей полиции, а этого так оставлять нельзя. Видите, в каком мы оказались положении.
Мы не можем отдать под суд ни Маннеринга по обвинению в убийстве, ни Уэйда по обвинению в лжесвидетельстве. Мы твердо знаем, что вся эта история с тем, как Маннеринг побывал в ресторане, является ложью от начала и до конца. Мы в этом уверены, и, судя по вашему кивку, вы с нами солидарны. И тем не менее, как бы мы ни старались, мы не можем уличить во лжи ни одного из свидетелей со стороны Уэйда. Тогда-то Уэйд и выдвинул против нас обвинения в применении методов допроса третьей степени[28], включая использование резинового шланга. Что, конечно, абсолютная ложь, однако в тот момент мне впервые в жизни жутко захотелось применить этот самый резиновый шланг. Созвав целую армию адвокатов, чтобы убедиться, что он нигде не просчитался, старик спознался с газетчиками и наплел им, что мы спим и видим, как бы поскорее передать дело в суд, прикрыв таким образом собственную некомпетентность.
И что нам оставалось делать? Раз Маннеринг вышел из воды сухим, мы уже не могли переобуться и выдвинуть обвинения против девицы, даже если бы и верили в ее виновность. Кто бы ни был виновен, а на Маннеринге в этом деле завязано слишком многое. Это обстоятельство и загнало нас в ловушку, и старик прекрасно это понимал. Этот лживый козел, которого никогда в жизни не ставили на место, просто переиграл нас по всем позициям. И даже его стародавний друг сэр Герберт этому отнюдь не рад.
Потому-то мы и провели весь этот вечер за разговорами. Не то чтобы мы изнемогали от желания восстановить справедливость и наказать убийцу Пендерела, хоть он и был живым человеком из плоти и крови. Дело в том, что этот старый черт бахвалится на каждом углу тем, как он прижал законников к ногтю, и это создает огромные неприятности. Вы наша последняя надежда. Как и мы, вы, должно быть, уверены в том, что Маннеринг виновен в убийстве, а Уэйд – в лжесвидетельстве. Но есть ли какой-нибудь способ прижать их обоих?
Все это случилось более трех месяцев назад, и в заключение осталось добавить лишь несколько фактов. Мы пристально наблюдали за всеми участниками тех событий. Это может вас заинтересовать. Через месяц после того, как коллегия присяжных завернула наши документы, а скандал потихоньку утих, Мириам и Маннеринг расстались – как оказалось, по взаимному согласию. Маннеринг отправился в Китай куда более богатым человеком, чем был до того. Через тайные каналы мы выяснили, что, прежде чем уехать, он получил от старика чек на круглую сумму в двадцать тысяч фунтов. Говорит ли вам это о чем-нибудь?
Что касается остальных, у них все идет более-менее так же, как и до этого. Мы прикрыли богадельню миссис Рейли, хотя нам не доставил ни малейшего удовольствия тот факт, что старику это было только на руку. В Музей Уэйда ходят толпы почище, чем к мадам Тюссо. Пруэн все так же сторожит музей по ночам, а Холмс – занимает пост хранителя. Бакстеру пришлось оставить дипломатическую службу из-за срыва во время расследования, но, кажется, эта их могучая кучка стала еще дружнее, чем прежде. У Джерри, Батлера и Харриет Кирктон дела идут все так же. Иллингворт… Что ж, Иллингворт на некоторое время сделался героем.
Что касается Мириам, могу сказать лишь, что месяц назад видел ее, и у меня создалось впечатление, что общественное порицание не слишком ее печалит. На самом деле она, кажется, чувствует себя намного лучше, чем до этого. Я встретил ее в баре, куда отправился на задержание одного персонажа за подделку документов, она сидела там в блистательном на