— Конечно, Александр Алексеевич! Но об этом потом. Поступил очень важный документ, требующий пристального внимания и срочного исполнения… Садитесь.
Фамилия Серков вам о чем-нибудь говорит?
— Серков, Серков… — стал припоминать Туманов.
— На такую фамилию у нас, по-моему, есть розыскное дело… Кажется, оно возникло еще в довоенные времена. Тогда я служил в Москве.
— А кто, конкретно, занимался этим делом?
— Занимались им, кажется, Разумный и Якубов.
— Впрочем, сейчас…
Оба сотрудника быстро прибыли в кабинет заместителя министра. Они сообщили, что в конце 1939 года в Ташкенте была ликвидирована крупная шайка воров-гастролеров, совершавшая кражи во многих городах страны. Большинство краденых вещей преступники доставляли в Ташкент, где за полцены сбывали заведующему небольшим комиссионным магазином на Алайском рынке Серкову. Арестовать его не успели. Буквально за полчаса до прибытия оперработников в магазин Серков скрылся, не заходя домой. Был кем-то предупрежден…
Как оказалось, жил он у одинокой старушки. Вел себя спокойно, жил тихо, никто его не посещал. При обыске в комнате ничего интересного не обнаружили. Был найден только паспорт на имя Серкова Николая Петровича. Однако, как выяснилось, этот паспорт принадлежал другому человеку. Нашли настоящего Серкова, который утерял паспорт в нетрезвом состоянии. Экспертиза установила, что печать и рельефный оттиск на фотографии преступника, приклеенной на паспорт взамен снимка его владельца, были искусно подделаны…
— А какова подлинная фамилия преступника? — спросил Дементьев.
— До сих пор не установлена, — потупился Разумный. — Началась война, и…
— Да… вы даже не представляете, кого упустили! Этот мнимый Серков — крупный государственный преступник.
Разумный и Якубов переглянулись, затем, будто сговорившись, опустили глаза.
— Да, именно так! Бежав из Ташкента, этот подонок устроился заведующим нефтескладом в Аягузском районе Семипалатинской области, где, похитив крупную сумму денег, также скрылся. Перед самой войной он объявился в Воронеже в роли следователя городской прокуратуры. В обоих случаях он, как и в Ташкенте, пользовался фальшивыми документами. Как теперь стало известно, начиная с 1933 года под фамилиями Шило, Таврина, Серкова, он гастролировал на Украине, в Башкирии, Казахстане. Заглянул и в Ташкент…
Далее Дементьев изложил суть московского документа.
— В первых числах сентября этого года ночью у высохшего лесного болота в Смоленской области приземлился немецкий транспортный самолет типа «Арадо», При посадке он повредил крыло и взлететь не мог. Там его на рассвете и нашли. Ни в самолете, ни поблизости никого не оказалось. Экипаж и пассажиры скрылись. Только специальный трап да следы резиновых шин указывали, что с самолета после посадки сошел мотоцикл с коляской… В Смоленской и всех смежных областях был организован активный розыск, особенно в московском направлении. В срочном порядке были созданы опергруппы во главе с опытными работниками органов госбезопасности, милиции, офицерами местных гарнизонов. В окрестностях Ржева розыскная опергруппа обратила внимание на мотоцикл с коляской марки М-72, которым управлял некий майор. В коляске сидела женщина в форме младшего лейтенанта медицинской службы. Оба предъявили удостоверения личности и отпускные билеты. Никаких сомнений документы не вызывали. В отпускном билете майора указывалось, что Герой Советского Союза Политов следует после излечения от тяжелого ранения в сопровождении своей жены — военного фельдшера Шиловой в отпуск в Подмосковье. Золотая Звезда и боевые ордена указывали на его заслуги перед Родиной…
Иван Иванович умолк, пододвинул к себе графин, налил в стакан воды, сделал глоток и продолжал:
— Возглавлявший опергруппу капитан Терентьев из отдела контрразведки «Смерш» соединения, находившегося в Ржеве на переформировании, не удовлетворился этими данными. Он знал из розыскной ориентировки, что с немецкого самолета сошел мотоцикл советской марки М-72 и что при опросе местных жителей в районе посадки самолета удалось найти подростков, видевших, что на рассвете из леса выехал мотоцикл с коляской, в котором находились двое военных — мужчина и женщина…
Дементьев опять помолчал, затем обратился к Разумному:
— Как бы вы поступили в данной ситуации?
— Я бы осмотрел коляску мотоцикла и независимо от того, нашел бы там что-либо подозрительное или нет, задержал обоих для дальнейшей проверки…
— А вы? — спросил комиссар у Якубова.
— Конечно, именно так поступил бы и я. Уж очень совпадение явное. Дементьев кивнул, посмотрел на них с улыбкой и продолжил:
— При попытке осмотреть коляску оба схватились за оружие, но их, конечно, скрутили. Женщина кусалась, как бешеная кошка… А что, вы думаете, нашли в коляске?.. Семь пистолетов — советских и английских образцов с большим количеством патронов, радиостанцию дальнего действия и специально изготовленный реактивный пистолет под названием «панцеркнакке», стреляющий двенадцатимиллиметровыми снарядиками кумулятивного действия. Кроме того, в коляске нашли большое количество подлинных и поддельных печатей и бланков, а также 428 тысяч рублей советских денег…
— А Золотая Звезда и ордена? — не удержался Якубов.
— Они принадлежали одному из советских генералов, который в мае 1942 года в боях под Харьковом был тяжело ранен, захвачен в плен и расстрелян. С другими орденами и медалями такая же картина: их владельцы погибли в фашистских лагерях.
— Извините, товарищ комиссар, — спросил Разумный, — а какое отношение все это имеет к Серкову?
— …Всему свое время, — улыбнулся Дементьев. — В начале войны, будучи призванным в армию, он добровольно перешел на сторону врага. Там его готовили в специальной разведшколе, которая находится в ведении восточного отдела 6-го управления главного имперского управления безопасности Германии. Ему подчинен разведорган под кодовым наименованием «Цеппелин», который забросил мнимого Серкова в советский тыл, предварительно соединив его с некой Шиловой. Отец ее до войны был репрессирован за антисоветскую деятельность. Сама она работала швеей в Риге. А по шпионской деятельности-радисткой. Поднимите дело Семенченко и других, которыми мы занимались в прошлом году? Оказавшись в плену, они были подобраны и заброшены в глубокий наш тыл этим же разведорганом.
— Еще раз извиняюсь, товарищ комиссар, — сказал Разумный, — а в связи с чем поступила эта информация?
— Правильный вопрос, — ответил Дементьев. — Все дело в чудовищном задании, полученном мнимым Серковым. На допросах он показал, что это вторая его «ходка» в тыл Советской Армии. В прошлом году он уже перебрасывался через линию фронта, добрался до Москвы, где встретил своего друга детства, которого не видел с 1932 года. Его друг оказался военным водителем в Ставке Верховного Главнокомандования. Награды и офицерские погоны произвели наилучшее впечатление на старого товарища. И тот разоткровенничался, рассказал, кого и куда он возит… Фашистские главари ухватились за эту связь и поручили «Серкову» совершить террористические акты против военачальников. Управление контрразведки из Москвы просит срочно сообщить, что нам известно о связях «Серкова» по Ташкенту и, в частности, о его соучастниках, арестованных в 1939 году. Ведь не исключено, что с кем-то из них установлены шпионские связи…
— Я думаю, Иван Иванович, — вступил в разговор полковник Туманов, — в первую очередь нужно поднять из архива уголовное дело 1939 года и срочно установить место пребывания всех соучастников грабежей. Затем подготовить план оперативно- розыскных мероприятий по изучению их деятельности и связей. Поручим это дело Разумному и Якубову.
— Согласен, подготовьте ответ в Москву.
Хотя разговор был закончен, никто не собирался уходить.
— Все, товарищи… — повторил Дементьев и улыбнулся. — А… Понял.
Он встал, прошелся по кабинету, посмотрел в раскрытое окно и вернулся к столу.
— Вот уже конец сентября… Что касается самого «Серкова» то… розыск не требуется. Преступник уже пойман. В погонах майора. На том самом мотоцикле…
— Значит…
— Так точно. «Серков» — он же — Шило, он же — Таврин, он же — фальшивый Герой Советского Союза Политов…
— Помните, что было на этом месте? — спросил Булатов, указывая рукой на сверкающее стеклом и металлом административное здание рядом со станцией метро.
— Дай бог памяти… Роддом?
— Памятью бог вас не обидел, — усмехнулся Борис Ильич. — Здесь стоял роддом № 1. А вокруг — лабиринты кривых улочек, переулков, тупиков. Одноэтажные каркасные домики. Старая махалля, одним словом.
— Почему вы о ней вспомнили? — недоуменно спросил я. — Ташкент меняется на глазах…
— Меняется, — кивнул Булатов. — А о махалле я вспомнил вот почему: жил здесь одно время старшина милиции Еримбетов. Помните?
Борис Ильич лукаво прищурился.
— Еще бы не помнить! Первые послевоенные годы… Молодые, прошедшие фронтовую закалку парни надевают милицейскую форму… И среди них — гвардии сержант Султанбек Еримбетов.
СТАРШИНА
Летний вечер короче воробьиного носа- только что было еще совсем светло, но стоило солнцу уйти за крыши домов, — и словно задернули гигантскую штору, город погрузился в сумерки, засверкали звезды и вот уже заливает улицы душная темнота азиатской ночи.
Именно в это время старшина милиции Еримбетов обходит свой участок: стадион «Динамо», его окрестности, площадь Пушкина, прилегающие к зданию городской пожарной команды улицы, тупики, переулки…
Демобилизовавшись после окончания войны, он всего несколько дней побыл с родителями, младшими братом и сестрами, а затем явился в отдел кадров городской милиции. Встретили его приветливо: парень, сразу видно, бывалый — орден Славы, медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». Такие в милиции как раз и нужны. Кадровик скорее для проформы поинтересовался, что привело парня в милицию. Тот понимающе кивнул.
— Не сомневайтесь, не легкой жизни ищу. Командир взвода у нас был Саид Коканбаев. Под Будапештом погиб. Так вот он рассказывал, как до войны в службе порядка работал. Замечательный был товарищ — бесстрашный, отзывчивый, честный. Я еще тогда решил: останусь жив, — пойду служить в милицию.