— И это мне известно. Однако… В клинике Св. Натаниэля работает Себастьян, а я хочу работать с Себастьяном.
— Профессор Себастьян! — При упоминании имени моего великого учителя я не смог сдержать порыв энтузиазма. — Ах, если вы стремитесь попасть в сотрудники к Себастьяну, тогда я верю, что ваши намерения не поверхностны.
— Верите? — повторила она с непонятной интонацией, и по лицу ее прошла тень, как от облака. — Да, поверьте, это желание идет из глубины! Цель моей жизни — быть рядом с Себастьяном, наблюдать за ним. Я очень хочу добиться этого… Но я, возможно, слишком поспешно доверилась вам? Тогда я умоляю вас не выдавать ему мое желание.
— Вы можете безусловно положиться на меня, — ответил я.
— О да, я почувствовала это, — вставила она, взмахнув рукой. — Конечно, по вашему лицу я сразу увидела, что вы человек чести — человек, которому можно доверять. Иначе я не заговорила бы с вами. Но… вы мне обещаете?
— Обещаю, — твердо сказал я, польщенный. Ее нежная красота, ее таинственный пророческий дар, так трудно совместимый с тонким личиком и пушистыми каштановыми кудрями, основательно поразили меня. Очарованием было проникнуто все, что она делала и говорила. Потому я добавил: — И я сообщу Себастьяну, что вы ищете место медсестры в клинике Св. Натаниэля. Опыт у вас имеется, рекомендации вы можете получить, хотя бы от той же сестры Ле-Гейта, потому вероятность, что вакансия для вас найдется, очень велика.
— Большое вам спасибо, — ответила она с улыбкой — по-детски простодушной и так пикантно сочетающейся с колдовским взглядом.
— Однако, — продолжал я доверительно, — вы просто обязаны объяснить мне, на чем основано ваше недавнее высказывание насчет Хьюго Ле-Гейта. Оно показалось мне темным, как слова Дельфийской сивиллы, глубоко поразило и встревожило меня. Хьюго — один из самых старых и близких моих друзей. Потому я хочу понять, отчего у вас внезапно сложилось такое плохое мнение о нем.
— Не о нем, а о ней, — уточнила Хильда к моему удивлению и, чтобы не привлекать внимание общества к нашей беседе, сделала вид, будто ее очень заинтересовал маленький норвежский кинжал, лежащий на этажерке.
— Говорите же, — настаивал я. — Зачем вы меня мистифицируете? Это сознательное введение в обман. Вы набиваете цену своим способностям. Но я не из тех людей, кого можно убедить гороскопами. Я отказываюсь вам верить!
Вертя кинжал в пальцах, Хильда повернулась ко мне, и я замер, встретившись с многозначительным взглядом ее правдивых глаз.
— Отсюда я направлюсь прямиком на дежурство, — тихо произнесла она с тем спокойствием, за которым стоит точное знание. — Этот дом — не место для обсуждения такого вопроса, не так ли? Если вы проводите меня до госпиталя, я, пожалуй, смогу дать вам понять и почувствовать, что говорю не наобум, а основываясь на наблюдениях и опыте.
Ее доверие еще сильнее разожгло мое любопытство. Когда она собралась уходить, я пошел с нею. Ле-Гейты жили на одной из тех улиц, застроенных большими домами, которые недавно проложили на Кэмден-Хилл, а потому, идя в восточном направлении, мы не могли обминуть Кенсингтонские сады.
Был солнечный июньский день, и яркий свет проникал даже сквозь дымную завесу над Лондоном, а вдоль дорожек благоухала белая сирень.
— Итак, что же вы подразумевали в своем загадочном высказывании? — спросил я у новоявленной Кассандры, когда мы углубились в обсаженную цветами аллею. — Женская интуиция хороша по-своему; но обыкновенный мужчина может ожидать доказательств и не стыдиться этого!
Она резко остановилась и поглядела мне прямо в глаза. Ее пальцы на рукоятке зонтика нервно вздрагивали.
— Я имела в виду именно то, что сказала, — ответила она с нажимом. — Не пройдет и года, как Ле-Гейт убьет свою жену. Ручаюсь вам, что так и будет.
— Ле-Гейт? — вскричал я. — Никогда! Я хорошо его знаю! Большой, добродушный, мягкосердечный школьник. Самый приятный и лучший из смертных. Ле-Гейт — Убийца? Не-воз-мож-но!
Глаза Хильды задумчиво смотрели куда-то вдаль.
— Неужели вы никогда не замечали, — спросила она медленно, словно подбирая слова, — что есть разные виды убийств? Что одни определяются личностью убийцы… а другие — личностью жертвы?
— Жертвы? Как это понимать?
— Вот посмотрите, бывают люди жестокие, которые совершают убийство просто в силу своей жестокости — таковы головорезы из трущоб; есть также жалкие люди, становящиеся убийцами из-за жалких денег — они подстраивают несчастные случаи ради получения страховки или морят ядом родственников, чтобы унаследовать их имущество; но осознаете ли вы, что люди становятся также убийцами случайно, доведенные до этого поведением своих жертв? Я наблюдала за миссис Ле-Гейт и думала: «Эта женщина из той породы, которым суждено быть убитыми»… И когда вы спросили, я так и сказала. Возможно, это было неосмотрительно с моей стороны, и все же я не могла скрыть то, что увидела.
— Но это неслыханно! — возмутился я. — Вы претендуете на ясновидение?
— Нет, ясновидение здесь ни при чем. Ничего тайного, ничего сверхъестественного. Но ясновидение… Да, можно это назвать и так; но ясновидение, основанное не на знамениях или гадании, а на точных фактах — на том, что я видела и подметила.
— Так объясните же ваши методы, о провидица!
Хильда провела кончиком своего зонтика волнистую черту и несколько минут молча разглядывала этот змеистый след на гравии, которым была посыпана дорожка.
— Вы знаете хирурга, служащего у нас? — наконец спросила она, взглянув на меня искоса.
— Треверса, что ли? О да, мы близко знакомы.
— Тогда зайдите в мою палату и посмотрите. После этого вы, быть может, поверите мне!
Все дальнейшие мои попытки добиться объяснений ни к чему не привели.
— Что бы я вам сейчас ни сказала, вы только высмеете меня, — упорно отказывалась она. — А когда увидите сами, вам расхочется смеяться!
В полном молчании мы дошли до угла Гайд-Парка. Девушка, загадочная как сфинкс, легко взбежала по ступеням, ведущим к госпиталю Св. Георгия.
— Попросите у доктора Треверса позволения посетить палату сестры Уайд, — сказала она, тряхнув головою и широко улыбнувшись. — Потом идите туда. Я буду готова через пять минут.
Я объяснил своему другу, местному хирургу, что хотел бы осмотреть некоторых больных в отделении травматологии, о которых слышал от коллег. Он сдержанно улыбнулся: «У сестры Уайд, без сомнения!» — но, разумеется, дал требуемое разрешение.
— Только подождите минутку, — добавил он, — и я пойду с вами.
Когда мы вошли в отделение, моя новая знакомая уже переоделась и спокойно ждала нас в опрятном серо-голубом платье и простом белом переднике госпитальной медсестры. В этом костюме она выглядела еще красивее и значительнее, чем в своем выходном эфирном облачке муслина.
— Извольте подойти вот к этой кровати, — сказала она сразу, обращаясь к нам с Треверсом по-деловому, без всякой таинственности. — Я покажу вам, что имела в виду.
— Сестра Уайд отличается поразительной проницательностью, — шепнул мне Треверс на ходу.
— Готов поверить, — ответил я.
— Взгляните вон на ту женщину, — негромко продолжила Хильда, остановившись на полдороги, — нет, не на этой койке, а дальше — номер 60. Я не хочу, чтобы пациентка поняла, что вы следите за нею. Вы не находите ничего странного в ее внешности?
— Она напоминает… — начал я, — есть внешнее сходство с миссис…
Имя «Ле-Гейт» осталось непроизнесенным — предупреждающий взгляд и наморщенный лоб девушки заставили меня умолкнуть.
— Сходство с той особой, о которой мы спорили, — вставила она, успокоительно взмахнув рукой. — Да, у них много общих черт. Заметьте, в частности, что у нее редкие волосы, тонкие и иссеченные, хотя она молода и недурна собой.
— Да, для женщины ее возраста шевелюра скудновата, — согласился я. — И к тому же тусклая.
— Совершенно верно. Узел на затылке не больше ореха… А теперь оцените изгиб ее спины. Видите, как она сидит, — необычный изгиб, правда?
— Весьма. Это и не сутулость, и уж тем более не горб, но, несомненно, странная конфигурация позвоночника.
— И это напоминает нашу приятельницу, не так ли?
— В точности!
Хильда Уайд отвернулась, чтобы не привлекать внимание пациентки.
— Так вот, эту женщину доставили сюда полумертвую, потому что на нее напал ее собственный муж, — продолжала она, с оттенком ненавязчивой демонстрации.
— Таких пострадавших мы видим много, — вставил Треверс небрежно, как истинный медик, — случаи весьма интересные, и сестра Уайд указала мне на одну особенность: почти все подобные пациентки имеют сходные черты внешности.
— Невероятно! — воскликнул я. — Еще можно понять, что мужчины определенного типа могут быть склонны к нападению на своих жен, но чтобы существовал тип женщин, на которых нападают? Простите, не верю!
— Это потому, что вам известно по данному вопросу меньше, чем сестре Уайд, — ответил Треверс с малоприятной улыбкой превосходства.
Наша наставница перешла к другой койке, попутно мягко коснувшись рукою лба одной из пациенток. Та ответила благодарным взглядом.
— Вон там еще, — Хильда указала нам, куда смотреть, еле заметным кивком. — Номер 74. Волосы у нее почти такие же — редкие, слабые и бесцветные. И спина аналогично изогнута, и почти тот же агрессивный, напористый характер. А на вид энергичная, верно? Прирожденная домашняя хозяйка!.. Вот и ее тоже позавчера муж ночью сбил с ног и избил до полусмерти.
— Очень странно, — признал я, — они обе действительно похожи на…
— На даму со званого обеда! Да, чрезвычайно. Вот посмотрите… — Хильда вытащила из кармана карандаш и наскоро начертила в своем блокноте контур женского лица. — Вот это — основные и самые существенные черты этого типа. Вот такой у них обычно профиль. Женщины с такими лицами всегда подвергаются нападению.
Треверс глянул на рисунок поверх ее плеча.
— Все верно, — подтвердил он, важно склонив голову. — Сестра Уайд показывала мне таких десятками. Буквально многими десятками! Они все относятся к этой разновидности. В общем, теперь, когда к нам привозят женщину такого типа, с травмами, я сразу спрашиваю: «Муж?» — и неизменно слышу в ответ: «Так и есть, сэр: мы немного поговорили…» Воздействие устной речи, дорогой коллега, часто приводит к удивительным последствиям!