Неману далась нелегко.
В самый разгар боев, в конце июля, я неожиданно получил приказ: мнепредлагалось немедленно отправиться на должность командира 427-го стрелковогополка в свою прежнюю 48-ю дивизию. С большим, признаться, сожалением прощался яс дружным и опытным коллективом 96-го полка, в котором принялвоенно-политическое крещение как красный командир в борьбе уже не с бандитами,а с регулярными войсками противника. Мы тепло распрощались с командиром полкаКовалевым, военным комиссаром Жестянниковым, полковым адъютантом Доброхотовым идругими товарищами.
48-я дивизия была на марше в районе Вильно. Ее первый начальник т. Логофет былв то время заместителем командующего 4-й армии, в состав которой входила этадивизия, а новым начдивом стал Ефим Викентьевич Баранович, в 1919 годувозглавлявший запасный батальон в городе Белеве, Тульской губернии, а затемполк 48-й дивизии. Командир и комиссар 143-й стрелковой бригады - латышскийрабочий, герой Московского вооруженного восстания 1917 года, очень смелый, норезковатый Оскар Юрьевич Калнин сообщил мне, что должность, на которую я былназначен, уже занята. Поэтому мне было предложено отправиться в распоряжениеначальника дивизии. Я меньше всего думал о работе обязательно в должностикомандира полка. Меня больше привлекала уже знакомая работа в должностипомкомполка или комбата. Поэтому я упросил комбрига послать меня на одну изэтих должностей у себя в бригаде и в результате стал помощником командира429-го стрелкового полка.
До середины августа наша дивизия находилась в районе Вильно, неся гарнизоннуюслужбу. Полк произвел на меня, особенно в политико-моральном отношении, оченьхорошее впечатление. Он был укомплектован в основном уже побывавшими в бояхкрасноармейцами или прошедшими подготовку в запасных частях. Отличные отношенияустановились у меня с командованием полка, в том числе и с самим командиром т.Дрейвичем (хотя в бригаде меня предупреждали о его нелегком характере).Партийная организация полка была боевой, сплоченной. Это меня более всегорадовало. Даже короткий опыт службы в рядах РККА убедил меня в том, что наличиев воинской части сильной большевистской организации - серьезный залог успеха вовсех ее делах.
Западный фронт к тому времени успел пожать радостные плоды июльских побед и неменее горькие плоды августовских разочарований. Красная Армия дошла до Варшавы,но там была остановлена. Истощенная 500-километровым переходом, понеся внепрерывных сражениях большие потери, оторвавшие от баз, лишенная снабженияпополнением и боеприпасами, она наткнулась на превосходящие силы пилсудчиков,опиравшихся на техническую мощь Антанты. А затем произошло то, что буржуазнаяпечать окрестила «чудом на Висле»,- отход наших войск. Отрезанная отсоседей и обессиленная 4-я армия с 3-м конным корпусом смогла уйти только всторону Восточной Пруссии, перешла немецкую границу и была интернирована. 3-я и15-я армии в трудных условиях отступали, первая - к Гродно, вторая - кВолковыску. Сюда-то и направили нашу дивизию. Она должна была задержатьнаступавшего врага, помочь соединениям 15-й армии.
Через Волковыск, куда мы прибыли 18 августа, тянулись тылы отходивших войск:обозы, артиллерийские парки, кухни. Порою попадались разрозненные группыбойцов. На них было больно смотреть. Почерневшие, изможденные, многие вкровавых повязках, они хмуро шагали но обочине дороги. Юго-западнее Волковыскамы встретились с врагом, стремившимся развить свой успех. Сбив с позициизаслоны, выставленные 15-й армией, он ворвался в Пружаны и Беловежскую пущу.Наш полк принял удар белопольских войск в районе Свислочи. В результатеупорного боя 48-я дивизия отбросила противника, захватила пленных, трофеи изаняла оборону на подходе к Беловежской пуще. Где-то здесь находился созданныйиз белорусских крестьян партизанский отряд Рубо, но установить с ним контакт мыникак не могли. Форсировав реку Нарев, 429-й полк в течение двух недель спеременным успехом сражался с белополяками.
Нашим левым соседом был 427-й полк. Однажды противнику удалось прорвать егофронт. Чтобы обезопасить фланг, командир 429-го полка Дрейвич решилиспользовать находившийся в резерве второй стрелковый батальон и контратаковатьврага. Атака оказалась успешной, белополяки отступили, а за открытым флангомполка мы сумели создать заслон. Я командовал вторым батальоном. Попыткиустановить связь с 427-м полком оказались тщетными. Из сообщений отдельныхбойцов этого полка, отошедших во время боя в наш район обороны, выяснилось, чтоих полк, понеся потери, в беспорядке отступил.
Вечером того же дня Дрейвич вызвал меня в штаб и вручил телефонограмму откомандира бригады Калнина, в которой тот обязывал меня немедленно вступить вкомандование 427-м стрелковым полком и уже к утру во что бы то ни сталовосстановить утраченное им положение. Связавшись по телефону с комбригом, ядоложил ему о получении приказа. На мой вопрос, где можно найти 427-й полк, егоштаб и прежнего командира, комбриг назвал район, фактически занимаемый темсамым батальоном, из которого я только что прибыл. Описав истинную обстановкуна этом участке, я посоветовал срочно выдвинуть в район прорыва из бригадногорезерва 428-й стрелковый полк и попросил дать мне хотя бы одну ночь на сбор иприведение в порядок 427-го полка, оказав при этом помощь в людях. В ответпоследовал приказ немедленно явиться в штаб бригады, расположенный в деревнеВейки.
В штабе комбриг в категорической форме повторил прежний приказ. Я доложил, чтопри всем желании выполнить этот приказ не смогу. Меня тут же взяли под стражу инаправили в ревтрибунал, находившийся в Волковыске. Не успели мы отойти верстычетыре, меня вернули в штаб бригады и вновь повторили приказ. Я ответил, чтопо-прежнему считаю его невыполнимым. Мне немедленно вручили письменноепредписание, согласно которому «за саботаж и нелепую трусость» ясмещался с должности помкомполка-429 и назначался командиром взвода в одну изстрелковых рот того же полка. С этим предписанием я и возвратился к крайнеудивленным и взволнованным всем происшедшим командиру и военкому 429-го полка,а от них, несмотря на их настойчивое предложение переночевать с ними,отправился в свой взвод шестой роты того самого второго батальона, с которымбыл вместе в бою весь минувший день. Сложны порой военные пути и перепутья…
Глубокой ночью я нашел роту как раз на том рубеже, где оставил ее днем. Взвод,в командование которым я вступил, занимал оборонительную позицию на открытомфланге полка. Вскоре к нему примкнули подразделения 428-го полка, только чтовыдвинутого по приказанию комбрига из резерва (об этом я и просил его). А черезнесколько дней упорных боев, когда я успел уже оценить ни с чем не сравнимуюстойкость и мужество бойцов своего взвода, пришел приказ начальника 48-йдивизии прибыть в его распоряжение. В штабе начальник дивизии Е. В. Баранович ивоенный комиссар Индриксон объявили мне, что в результате тщательногорасследования, проведенного партийными и следственными органами дивизии,предъявленное мне командованием бригады обвинение совершенно не подтвердилось.Отзывы командования и парторганизаций 96-го и 429-го стрелковых полков обо мневполне положительные. Командование и политотдел 11-й стрелковой дивизиисообщили, что за успешные и умелые действия в боях на реке Шоша в начале июля1920 года был поставлен вопрос о представлении меня к ордену Красного Знамени.Приказ комбрига был отменен, а меня, с согласия командарма А. И. Корка,назначили временно, впредь до освобождения должности комполка, командиромформировавшегося отдельного батальона нашей же дивизии.
Во второй половине сентября 48-я дивизия продолжала, как и весь Западный фронт,отход на восток, оказывая врагу ожесточенное сопротивление. Наш отдельныйбатальон постоянно участвовал в отражении атак противника. Трудные часыпришлось всем нам пережить 23 сентября, когда была прорвана оборона 144-йстрелковой бригады и под угрозой оказались тылы 143-й бригады. Ей пришлосьпробиваться через белопольские цепи, а затем быстро отступать на Слоним и далеепо Барановичскому шоссе. Селения Новая Мышь, Барановичи, Несвиж, Копыль, Слуцк- вот вехи нашего почти беспрерывного отхода. Здесь, по болотистым чащобамвдоль рек Лань, Морочь и Случь, где в крохотных деревушках жили «забытыебогом» полещуки, людям порою легче было пробираться, чем лошадям. Не размы попадали в ловушку, из которой, казалось, не было видимого выхода.Выручали крестьяне-бедняки, указывавшие нам скрытый от глаз брод. Богатые жеехидничали: «Панове-товарищи, созывайте рынок, продавайте лошадей!»
Однако истощенная войной буржуазно-помещичья Польша вынуждена была отказатьсяот своих захватнических планов и пойти на заключение мира. По предварительнымусловиям, подписанным в октябре 1920 года в Риге, оказалось, что граница междуПольшей и РСФСР проходила примерно в 50-100 км западнее той, которую Советскоеправительство предлагало весной 1920 года, до начала белополяками военныхдействий. Так была наказана агрессия. Поэтому объективным результатом этойкампании, указывал В. И. Ленин, следует считать поражение врага и победуСоветской России[3].
Боевые действия на фронте прекратились в ночь на 19 октября. 48-я дивизия,стоявшая неподалеку от Бобруйска в армейском резерве, контролировала коридормежду Днепром и Березиной: выдвигала осведомительные посты, вела разведку,ставила секретные дозоры. Это было необходимо, поскольку противник, прекративофициально военные действия, тайно поддерживал различные бандитские группы,засланные им на территорию Центральной Белоруссии. Наиболее опасной из них былатак называемая «Народная добровольческая армия Белоруссии»Булак-Балаховича, а также «Крестьянская бригада» атамана Искры. С. Н.Булак-Балахович, в прошлом штабс-ротмистр, еще до революции отличалсяавантюристическими наклонностями. Вступив в 1918 году в Красную Армию, он ссамого начала замыслил измену, и, сформировав кавалерийскую часть в районегорода Луга, вскоре переметнулся к белогвардейцам.
В октябре отряды Булак-Балаховича находились где-то возле Турова, а с ноября он