Второй особенностью этой операции является оригинальность положенного в ееоснову стратегического замысла. Войска трех фронтов — 2-го Белорусского (К. К.Рокоссовский), 1-го Белорусского (Г. К. Жуков) и 1-го Украинского (И. С. Конев)наносили одновременно шесть ударов на 300-километровом фронте. Гитлеровскиеармии были скованы сразу на всем одерско-нейссенском оборонительном рубеже. Вначале операции немецкие войска не были охвачены со всех сторон. И тем не менееманевр на окружение был проведен и доведен до конца. Это явилось новым шагом вразвитии военного искусства.
Создавая наступательные группировки, способные быстро взламывать сильную иглубоко эшелонированную оборону неприятеля, наше Верховное Главнокомандованиепривлекло к участию в них весьма крупные бронетанковые силы. На различныхэтапах Берлинской операции с нашей стороны в сражениях участвовали 4 танковыеармии, 10 отдельных танковых и механизированных корпусов, 16 отдельных танковыхи самоходно-артиллерийских бригад, свыше 80 отдельных танковых исамоходно-артиллерийских полков.
Несколько слов об использовании в Берлинской операции танковых армий. В тесномвзаимодействии с общевойсковыми эти армии прорывали все 3 оборонительные полосыодерско-нейссенского рубежа; действовали самостоятельно при осуществленииманевра на окружение берлинской группировки с севера и юга; участвовали вштурме Берлина, сохраняя собственные полосы действий. Опыт этой операции ещераз убедительно показал нецелесообразность применения крупных танковыхсоединений в сражении за большой населенный пункт: они теряют здесь своиглавные преимущества — ударную силу и маневренность.
Много интересного для военного искусства дала битва за Берлин и в использованииартиллерии, авиации, радиолокационных средств, в организацииматериально-технического обеспечения войск и работы тыла.
Несмотря на огромный размах Берлинской операции, стратегическое руководство икоординация действий трех фронтов (19 общевойсковых, 4 воздушные и 4 танковыеармии) осуществлялись на высоком уровне. Ставка и Генеральный штаб умелоспланировали операцию и уверенно руководили войсками в ходе битвы. ВерховноеГлавнокомандование взяло управление фронтами целиком на себя, непосредственноиз Москвы…
В Генеральном штабе
Особенности работы начальника Генерального штаба во время войны.—Представители Ставки и Генштаб.— Вопросы организационной структуры.— Наша«внутренняя жизнь».— Доклады начальника Генштаба в ЦК партии.—Проблема материального обеспечения операций.— Несколько слов о И. В. Сталине.
С Генеральным штабом у меня связаны самые лучшие годы моей жизни. Переход мойсо штабной на командную работу в феврале 1945 года, как я уже отмечал, былобусловлен гибелью И. Д. Черняховского, хотя освобождение меня от обязанностейначальника Генерального штаба произошло не без моей просьбы.
Верховный Главнокомандующий легко дал согласие на это, по-видимому, потому, чтоГенеральный штаб к тому времени уже имел у себя, в лице А. И. Антонова,кандидата на эту должность, вполне подготовленного, прошедшего хорошую штабнуюшколу и заслужившего за последние полтора года своей работы в должности первогозаместителя начальника Генерального штаба высокий авторитет не только вВооруженных Силах, но и в Центральном Комитете партии, в ГКО и Ставке. Этово-первых. Во-вторых, по-видимому, потому, что война уже приближалась к своемупобедному концу. Успех же на завершающем ее этапе прежде всего зависел отвыполнения запланированных и уже разрабатываемых в Ставке и Генштабе операций,особенно Берлинской, с целью разгрома здесь главной группировки войск врага.
Немаловажную роль в создании благоприятных условий для успешного проведенияБерлинской операции должен был сыграть 3-й Белорусский фронт. Перед ним, какизвестно, стояла задача завершить разгром восточнопрусской группировкинемецко-фашистских войск и тем самым высвободить часть сил для использования вБерлинской операции. Когда И. В. Сталин предложил мне принять командованиевойсками этого фронта, я охотно согласился. Главным в этом, конечно, являлисьинтересы успешного окончания войны. Вместе с тем, сознаюсь, я имел в виду ивозможность проверить себя на непосредственном командовании войсками фронта прирешении столь серьезных задач. Склонен думать, что И. В. Сталин такжепредполагал нечто подобное, поскольку еще предстояла война противмилитаристской Японии.
С большим сожалением я расстался тогда с замечательным коллективом Генеральногоштаба после почти восьмилетней непрерывной работы в нем. С этим коллективом явстретил и войну, с ним я пережил самые ее трудные и тревожные для страны дни,с ним я радовался и нашим первым победам, которые для нас, генштабистов, имелиеще и особый смысл.
Мой уход из Генерального штаба заставляет меня специально остановиться наотдельных сторонах его работы в ту пору, которые не нашли должного освещения впредшествующих главах книги.
Некоторые любители исторической статистики подсчитали, сколько времени я напротяжении войны находился в Генеральном штабе и сколько на фронтах какпредставитель Ставки. Лично я не делал таких подсчетов. Так вот, оказывается,из 34 месяцев войны 12 месяцев я работал непосредственно в Генеральном штабе и22 — на фронтах, выполняя задания Ставки.
Отсюда можно сделать два вывода. Кое-кто скажет, что хорошо, когда начальникГенерального штаба бывает много времени в Действующей армии. Другие, напротив,могут заметить: хорошо-то хорошо, но, видно, и спрос с него за работу Генштабабыл помягче. А некоторые прямо бросают упрек Ставке, утверждая, что было быбольше пользы, если бы начальник Генштаба находился, как правило, в Генштабе,чем на фронтах, и что это позволило бы ему лучше обеспечивать такуюработоспособность Генштаба, которая требовалась от основного оперативногорабочего органа Ставки Верховного Главнокомандующего.
Действительно, в период войны я часто и подолгу бывал на фронтах, выполняязадания Ставки в качестве ее представителя. Бывало это и тогда, когда на томили другом направлении фронта неожиданно создавалась крайне неприятная для нас,опасная в стратегическом отношении обстановка, и Ставка, прежде чем принятьсоответствующее решение, для уточнения истинного положения и выработки болееконкретных и правильных предложений срочно направляла на фронт своихответственных представителей. Еще чаще она прибегала к использованию своихпредставителей при проведении наступательных операций. Как только задумываласьСтавкой где-либо крупная наступательная операция, мы с Г. К. Жуковым, а иногдаи другие военачальники, как правило, отправлялись на фронт, сначала дляознакомления с обстановкой, детального изучения противника и данногонаправления, уточнения замысла, затем возвращались в Ставку для участия впринятии окончательного решения на операцию и для разработки в Генштабе плана,а затем, после утверждения Ставкой директив фронтам, летели на фронт с цельюоказания фронтам помощи в ее проведении.
В тех конкретных условиях ведения вооруженной борьбы такая практика являлась, ябы сказал, не только правильной, но и необходимой для Ставки и Генеральногоштаба, так как она позволяла при принятии окончательных решений и приразработке планов проведения операций исходить не только из данных, которыеимеются в Центре, но уже в значительной мере учитывать особенности обстановкинепосредственно на месте и производить на этой основе более обоснованныерасчеты.
Безусловно, нельзя отрицать при этом того, что, часто выезжая на фронт инаходясь там, я, как начальник Генерального штаба, не мог приниматьнепосредственного участия в решении всех вопросов, над которыми обязан былработать аппарат Генштаба, и лишался возможности повседневного общения с егоколлективом, а следовательно, и возможности оказывать постоянную, практическуюпомощь в работе его управлениям и отделам. И это немало беспокоило меня,беспокоило и потому, что я остро чувствовал и воспринимал ту довольно жесткую,не дававшую каких-либо скидок требовательность, которую предъявлял ко мнеВерховный Главнокомандующий почти каждый раз за те или иные упущения илипромахи в работе Генерального штаба. Поэтому я, будучи в отрыве от Генеральногоштаба, принимал все меры к тому, чтобы обеспечить себе возможность для болееэффективного руководства его работой. Учитывая порою крайне слабуюукомплектованность его руководящими кадрами, вынужден был неоднократнодокладывать о своем беспокойстве за Генштаб Ставке ВерховногоГлавнокомандования. Однако И. В. Сталин несколько проще относился к этому моемубеспокойству.
Вспоминается хотя бы такой мой разговор с ним на эту тему. Он произошел вдекабре 1942 года, когда с руководящими кадрами в Генштабе было особенно плохо.Назначенные по моей просьбе в том году моими заместителями Н. Ф. Ватутин, азатем и П. И. Бодин, проработав лишь несколько месяцев, решением Ставки былинаправлены первый командовать войсками Воронежского фронта, а второйначальником штаба Сталинградского, а затем Закавказского фронтов, то есть вобоих случаях туда, где обстановка была наиболее острой.
Перед тем, как выехать на фронт под Сталинград, я вновь обратился к Сталину спросьбой усилить Генштаб руководящими кадрами. В данном случае я просилназначить начальником Оперативного управления и моим первым заместителем поГенштабу поступавшего в мое распоряжение бывшего начальника штаба Закавказскогофронта генерал-лейтенанта А. И. Антонова. Ответ Сталина был характерен изапомнился мне:
— Напрасно вы так озабочены работой Генштаба. Главное сейчас для Ставки, дляГенштаба, да и для всех — это успешное выполнение проводимых и намеченных намиопераций, на них и должно быть сосредоточено все ваше внимание, сюда должнобыть направлено и основное внимание Генштаба, к тому же все важнейшее по нимГенштабом уже сделано, а с остальными канцелярскими делами мы как-нибудьсправимся и без вас, а когда вы будете необходимы здесь как начальникГенерального штаба при решении новых задач, то не беспокойтесь, мы вас незабудем и. пригласим. Если же у Генерального штаба в процессе его работы