школе начал учебу.
Детство мое прошло в постоянной нужде, в труде ради куска хлеба насущного. Отецмой, Михаил Александрович, лишился своего отца в 17 лет. Его мать, моя бабушка,вскоре вышла замуж за мелкого служащего уездного земства. У нее появилась новаясемья, и отец остался предоставленным самому себе. Что делать? Единственное,чем он обладал, это хорошим голосом. Кто-то посоветовал ему устроиться в хоркостромского собора. Из Костромы он вернулся к себе в родные места и сталцерковным регентом (дирижером хора) и псаломщиком в селе Новая ГольчихаКинешемского уезда (ныне Вичугский район Ивановской области). Вскоре он женилсяна Надежде Ивановне Соколовой, дочери псаломщика села Углец, того же уезда. К1912 году в семье уже было восемь детей. Первенец, Александр, умер. Дмитрийстал врачом, а затем офицером Красной Армии. Екатерина несколько десятков летработала сельской учительницей, потеряла в Великую Отечественную войну мужа исына. Я был четвертым. Евгений стал председателем колхоза и агрономом воВладимирской области; Виктор — штурманом боевой авиации; Елена и Вера —работницами сельских школ; Маргарита — лаборанткой научно-исследовательскогоинститута.
Я родился в селе Новая Гольчиха 30(17) сентября 1895 года. Через два года отцаперевели священником в Новопокровское. Скудного отцовского жалованья не хваталодаже на самые насущные нужды многодетной семьи. Все мы от мала до великатрудились в огороде и в поле. Зимою отец подрабатывал, столярничал,изготовляя по заказам земства школьные парты, столы, оконные рамы, двери и ульидля пасек.
Наша семья не была исключением: еще беднее жили крестьяне окрестных деревень.На клочках истощенной и почти не знавшей удобрений земли они прокормиться немогли. Поэтому многие мужчины, а нередко и женщины искали заработок на стороне.В нашем уезде, самом промышленном в Костромской губернии, было многоткацко-прядильных фабрик, особенно валяльных. Чаще всего крестьяне уходили нафабрики Коновалова, Разореновых, Кокорева, Морокиных, Миндовского и другихбогачей. Кормильцы крестьянских семей работали на фабриках круглый год, включаяи летнее, самое страдное для деревни время, верст за двадцать от дома. Жили онив фабричных казармах или на постое, дома бывали редко. Кто не хотел уходитьдалеко, от деревни, нанимался на заводы в Вахутках, Кислячихе, Добрынихе,Крутицах, Лагунихе. Подростки с 10—11 лет поступали в ученики на предприятия.Платили им, конечно, еще меньше, хотя порой они выполняли работу взрослых.Крестьяне, остававшиеся в деревнях, подрабатывали в лесозаготовительныхартелях; если имели лошаденку, возили на фабрики топливо; валяли на дому обувьпо заказам заводчиков. Женщины и девушки вязали варежки, перчатки и чулки.
Тесное общение крестьян с рабочими благотворно влияло на сознание сельскогонаселения, пробуждало в бедняках ненависть к существовавшему строю. А онастроениях местных рабочих могут прямо свидетельствовать события того времени.Некоторые из них сохранились в моей памяти.
В 1907 году в Кинешме возник Совет рабочих депутатов. В историю он вошел подназванием «хлебная комиссия», состоявшая из 20—30 рабочих инескольких крестьян, избранных 15 февраля 1907 года на общегородскоммноготысячном митинге. 1906 год выдался неурожайным. Цены на зерно и муку резковозросли. Точнее говоря, их взвинтили торговцы, пытавшиеся, как и всегда,нажиться на народном горе. Рабочие кинешемских фабрик объявили забастовку. Нагородской базарной площади собрались ткачи фабрики Калашникова, белильщикизавода Рабкина, лесопильщики заведения Демидова, литейщики завода Подшивалова,гончары мастерской Агапова и многие другие. Состоялась «сходка», кактогда говорили. На ней-то и была создана «хлебная комиссия».Поддержанная трудящимися города и крестьянами ближайших деревень, выполняянаказ участников митинга, она своей властью взяла на учет продовольственныезапасы, имевшиеся в Кинешме, и заставила торговцев продавать хлеб по твердой,установленной комиссией цене. Все свои заседания комиссия проводиласовершенно открыто в здании городской думы.
Через две недели в Кинешму прислали из Костромы казаков. Власти чинилипроизвол. Полицейские ворвались в здание думы и арестовали 18 членов комиссии.Начались повальные обыски. Закрыли театр имени А. Н. Островского, а в егопомещении устроили казармы для казачьей сотни. Разгромили библиотеку-читальню.«Хлебную комиссию» разогнали.
Местная тюрьма была переполнена. Но и в условиях массовых репрессий большевикираспространяли в городе воззвания: «Не века и даже не долгие годы будетцарить у нас на Руси произвол. Час возмездия и всенародной расправы близок,товарищи!» — говорилось в одном из них. Как я узнал позднее,большевистская газета «Пролетарий» писала об этих событиях:«Кинешемский пролетариат, крестьянская и городская беднота получилихороший наглядный урок о тесной связи мучного патриотизма и самодержавного«престол-отечества» с голодными ценами на муку…»
Летом 1909 года я окончил кинешемское духовное училище и осенью начал учиться вкостромской духовной семинарии. Иного пути у меня не было. Отец пошел на это,хотя плата за мое содержание в общежитии, составлявшая 75 рублей в год, былаочень тяжела. К тому же весной 1909 года нашу семью постигло несчастье: наш доми все имущество сгорели дотла.
Кострома была значительно крупнее нашего уездного города, но по составунаселения — более мещанской, уступая Кинешме как по числу рабочих, так и поколичеству фабричных заведений. В центре Костромы была площадь Сусанина спамятником народному герою скульптора В. И. Демут-Малиновского. Здесь же наплощади высился восьмигранник городской пожарной каланчи, а рядом с нею стоялонарядное, с колоннадой и коваными железными фонарями перед фасадом, зданиегарнизонной гауптвахты. Построенный в начале XIX века ансамбль гостиного дворас красными торговыми рядами — мучными, пряничными, рыбными и другими — и по сейдень украшает бывшую Сусанинскую, а ныне площадь Революции. От площадивеерообразно расходились прямые улицы. На запад за гостиным двором шла главнаяв городе улица Русина. Вечерами и особенно в праздничные дни здесь любилагулять учащаяся молодежь. На север от памятника Сусанину проходила центральнаяв этом веере Павловская улица с любимым нами городским театром. За краснымиторговыми рядами лежала Соборная площадь, примыкавшая к общественному саду.Одна ш аллей сада, созданная на высокой искусственной насыпи, выходила к Волге.Отсюда, из «беседки А. Н. Островского» открывался незабываемый покрасоте вид.
Наша семинария размещалась в нескольких корпусах на Верхне-Набережной улице.Весной и осенью мы любили с противоположного берега реки любоваться городом. Заместом впадения в Волгу реки Костромы на лугу стоит Ипатьевский монастырь. Егоистория, его стены и башни, соборы и терема, расписанные чудесными фресками,заслуженно вызывали интерес у наших историков, у всех любителей старины идревнерусской культуры. Справа на холме за Татарской слободой красоваласьсосновая роща.
Костромичи гордились тем, что их земляками являлись такие известные люди, какоснователь первого русского театра в Ярославле Ф. Г. Волков, известный поэт А.Н. Плещеев, писатель А. Ф. Писемский, мореплаватель Г. И. Невельской. ВДомнинской волости Костромской губернии совершил свой подвиг крестьянин ИванОсипович Сусанин. Два костромских воина спасли на Куликовом поле от смертиДмитрия Донского. В Костроме и ее окрестностях значительную часть своей жизнипровел великий драматург А. Н. Островский, проживая обычно в усадьбе Щелыково.Более половины его пьес написано на местные темы («Бесприданница»,«Гроза», «Василиса Мелентьева», «Воевода»,«Лес», «Волки и овцы», «Таланты и поклонники» идругие). Старики еще помнили тех жителей, с кого А. Н. Островский писал своихгероев. Например, в основу драмы «Гроза» положен эпизод из местнойуголовной хроники по делу купцов Клыковых. Костромичи служили прототипамиклассических произведений и других писателей. Крестьянин Савелий изнекрасовской поэмы «Кому на Руси жить хорошо» проживал в Корежскойволости Буйского уезда нашей губернии. Персонажи повести Максима Горького«Фома Гордеев» тоже костромичи.
Были среди жителей Костромы начала века и военные деятели. Так, следует назватьначальника гарнизона, командира 2-й бригады 46-й пехотной дивизии генерала Д.П. Парского. Впрочем, в те годы я не имел о нем, конечно, представления и узналего интересную биографию позднее. Дмитрий Павлович был прогрессивным военнымдеятелем. После русско-японской войны он опубликовал ряд статей с требованиемнемедленно провести военную реформу. А в 1918 году он, старый военнослужащий,одним из первых вступил в ряды Красной Армии. Он командовал Северным фронтом,защищая от врагов Советской власти колыбель социалистической революцииПетроград.
Помимо духовной семинарии в Костроме были тогда гимназии, учительскаясеминария, реальное и епархиальное училища. Нисколько не преувеличивая, скажу,что наша семинария пользовалась среди костромичей немалой популярностью и уж,конечно, не потому, что она была «духовной». Среди других среднихучебных заведений она выделялась довольно прогрессивными взглядами своихучащихся. Они вели революционную работу среди рабочих Костромы. Некоторые изних подвергались аресту. Большой известностью пользовались у костромичейежегодные художественные вечера и концерты, которые устраивали семинаристы.
Упомяну также и о таком хорошо запомнившемся мне событии, как забастовкасеминаристов. Это произошло в 1909 году, когда учащиеся нашей семинарииприсоединились к всероссийской стачке семинаристов, вспыхнувшей в ответ нарешение Министерства народного просвещения запретить доступ в университеты иинституты лицам, окончившим четыре общеобразовательных класса семинарии. Тогда,насколько я помню, во всех семинариях России почти одновременно были прекращенызанятия. К нам в семинарию приехал губернатор. Вместе с ректором он уговаривалучащихся прекратить забастовку, забрать петицию, врученную забастовочнойкомиссией администрации, и возобновить занятия. Но семинаристы освистали их, и