и ниже второго яруса лож.
По окончании училища нас произвели в прапорщики с перспективой производства вподпоручики через восемь месяцев службы, а за боевые отличия — в любое время.Каждый из нас получил по 300 рублей на обмундирование (существовал обязательныйперечень обмундирования. Его приобретало училище под контролем командира роты)и 100 рублей сверх того. Выдали также револьвер, шашку, полевой бинокль, компаси действующие военные уставы. И вот я — 20-летний прапорщик с одной звездочкойна просвете погона. Мне полагалось уметь обучать, воспитывать и вести за собойсолдат, многие из которых уже побывали в боях, были значительно старше меня.
Что же я вынес из стен училища? Каким был багаж моих знаний?
Мы получили самые общие знания и навыки, необходимые офицеру лишь на первыхпорах. Не задумываясь о социальном назначении армии и ее командиров, я считалтогда непременным качеством хорошего командира умение руководить подчиненными,воспитывать и обучать их, обеспечивать высокую дисциплину и исполнительность.
Нельзя сказать, что четырехмесячное воинское обучение прошло для меня даром.Полезно было понять и сам контраст между той обстановкой, в которой я жил допоступления на военную службу, и той, которая окружила меня в училище. Я жадновпитывал все увиденное и услышанное, старался постичь военную премудрость, меняохватывало сомнение, получится ли из меня офицер? Приходилось ломать себя,вырабатывая командирские навыки. Кое-что дали мне устные наставления моихпреподавателей. Много получил я в результате чтения трудов видных русскихвоеначальников и организаторов военного дела, знакомства с их биографиями. Ясерьезно изучал сочинения А. В. Суворова, М. И. Кутузова, Д. А. Милютина, М. Д.Скобелева.
Я твердо усвоил некоторые истины, вычитанные в трудах названных выше авторов.«Не рассказ, а показ, дополняемый рассказом». «Сообщи сначалатолько одну мысль, потребуй повторить ее и помоги понять, потом сообщайследующую». «На первых порах обучай только самому необходимому».«Не столько приказывай, сколько поручай». «Наше назначение —губить врага; воевать так, чтобы губить и не гибнуть, невозможно; воевать так,чтобы гибнуть и не губить, глупо». Так советовал герой русско-турецкойвойны 1877—1878 годов профессор Михаил Иванович Драгомиров. Кое-какие тезисы ярешил сделать твердым правилом на все время военной службы: «Поклонятьсязнамени». «Служить Отечеству». «Блюсти честь мундира».«Близко общаться с подчиненными». «Ставить службу выше личныхдел». «Не бояться самостоятельности». «Действоватьцелеустремленно». Естественно, что эти тезисы не в полной мересоответствуют нашему пониманию принципов взаимоотношений командира сподчиненным. Да я и не мог тогда в силу своей идейной неподготовленностизадумываться над такой проблемой. Для меня было важно стать хорошим командиром,и любые советы на сей счет я принимал как откровение.
Могут сказать, что все в них довольно азбучно. Да, здесь нет великих открытий.Но ведь мне предстояло все делать сначала. У меня не было никакого опыта. Мнедала его сама жизнь. Мировая война, Великий Октябрь, гражданская война и службав Советских Вооруженных Силах — вот мои университеты.
Первые практические уроки искусства командовать пришлось получить в довольносложных условиях. В июне 1915 года меня направили в запасный батальон,дислоцировавшийся в Ростове, уездном городе Ярославской губернии. Короткоевремя пребывания в этом богатом памятниками русской старины городке не забудуникогда. Батальон состоял из одной маршевой роты солдат и насчитывал околосотни офицеров, предназначавшихся для отправки на фронт. Это были в основноммолодые прапорщики и подпоручики, недавно окончившие военные училища и школыпрапорщиков. Было несколько человек более пожилого возраста.
Я довольно быстро познакомился с обстановкой, походил по городу, полюбовалсякремлем, осмотрел знаменитые мастерские по изготовлению металлическиххудожественных изделий с финифтью (то есть покрытых цветной эмалью).
Дней черен десять пришло распоряжение об отправке этой роты на фронт. Собраливсех офицеров. Надо было из желающих отправиться на фронт назначить ротногокомандира. Предложили высказаться добровольцам. Я был уверен, что немедленноподнимется лес рук, и прежде всего это сделают офицеры, давно находившиеся взапасном батальоне. К великому моему удивлению, ничего подобного не произошло,хотя командир батальона несколько раз повторил обращение к «господамофицерам». В зале воцарилась мертвая тишина. После нескольких довольнорезких упреков в адрес подчиненных старик-полковник сказал наконец: «Ведьвы же офицеры русской армии. Кто же будет защищать Родину?». По-прежнемумолчание. Тогда комбат приказал адъютанту приступить к отбору командира ротыпутем жребия. Мне было очень стыдно за всех находившихся в зале офицеров. Яочень хотел поскорее попасть на фронт, но не решался вызваться добровольно, таккак считал пост командира роты для себя очень высоким. Так же, наверное, думалии другие прапорщики. Однако, видя, что никто из более старших не выражаетжелания сопровождать отправлявшуюся на фронт роту, я и еще несколькопрапорщиков заявили о своей готовности. Меня поразило, что заявление быловоспринято другими с явным удовлетворением. Вспоминая этот факт, хочетсязаметить, что он совершенно невероятен для офицером Советских Вооруженных Сил.Но в царской армии был вполне обычным явлением…
На фронт я попал не сразу. До сентября 1915 года пришлось побывать в рядезапасных частей. Наконец, я оказался на Юго-Западном фронте. Командовал имтогда генерал-адъютант Н. И. Иванов, известный тем, что подавлял восстаниекронштадтских моряков в 1906 году. В военном отношении он был весьма бездарен.
Крещение огнем
9-я армия.— 103-я пехотная дивизия и 409-й Новохоперский полк.— Первыефронтовые впечатления.— Сердце русского солдата.— Участие в Брусиловскомнаступлении.— За плечами Северная Буковина.— Новые надежды.
Штаб Юго-Западного фронта направил меня в 9-ю армию, составлявшую левое крылоне только нашего Юго-Западного, но и всего русско-германского фронта. С осени1915 года и вплоть до весны 1916 года эта армия располагалась на позиции отЛатача у Днестра до Бонна на Пруте, протяжением около 90 км. На севере онапримыкала к позициям 7-й русской армии, а на юге — к румынской границе.
9-й армией командовал генерал П. А. Лечицкий, единственный в то времякомандующий армией, вышедший не из офицеров Генерального штаба, то есть неполучивший высшего военного образования. Но зато это был боевой генерал: врусско-японской войне он командовал полком и был известен в войсках какэнергичный военачальник. Уже в начале мировой войны 9-я армия наступала наГалицию с севера, от Варшавы. Весной 1915 года, когда немцы осуществилиГорлицкий прорыв, 9-я армия вместе с другими отступила. Осенью 1915 года армияпо-прежнему носила 9-й номер, но была совершенно иной по составу. Офицеры в нейбыли преимущественно из прапорщиков запаса или, вроде меня, окончившиеускоренные офицерские училища и школы прапорщиков, а также из подпрапорщиков,фельдфебелей и унтер-офицеров. Унтер-офицерами в большинстве своем сталиотличившиеся в боях солдаты. Основную массу пехоты составляли крестьяне,прибывшие из запаса, или крайне слабо и наспех обученные новобранцы.
Генерал Лечицкий часто бывал в войсках, и мне не раз приходилось видеть его вразличной фронтовой обстановке. Малоразговорчивый, но довольно подвижный, мне,молодому офицеру, он показался, однако, несколько дряхлым.
Из Каменец-Подольского, где находился штаб армии, мы с Сережей Рубинским,прапорщиком, земляком-кинешемцем, проделали на повозке еще около 30 верст,чтобы попасть в 103-ю пехотную дивизию. Здесь мы стали полуротными командирами:я — во второй роте первого батальона, он — в восьмой второго батальона 409-гоНовохоперского полка. Здесь и началось мое боевое крещение. Я впервые оказалсяпод обстрелом, узнал, что такое артиллерийская шрапнель, граната, минометныйогонь. Вот когда я по-настоящему почувствовал, что мирная жизнь осталась далекопозади.
Войска 9-й армии в течение осени и зимы 1915 года занимали невыгодную дляобороны линию и вели позиционные бои в районе к западу от города Хотин противвойск 7-й австро-венгерской армии генерала Пфлянцер-Балтина. Обе воюющиестороны вросли в окопы. Первый батальон нашего полка, а с ним и моя вторая ротазанимали позиции непосредственно западнее деревни Ржа-венцы, где размещалсяштаб полка. Окопы производили самое жалкое впечатление. Это были обыкновенныеканавы, вместо брустверов хаотично набросанная по обе стороны земля безэлементарной маскировки по ней, почти без бойниц и козырьков. Для жилья вокопах были отрыты землянки на два-три человека, с печуркой и отверстием длявхода, а вернее — для вползания в нее. Отверстие закрывалось полотнищемпалатки. Укрытия от артиллерийского и минометного огня отсутствовали.
Примитивны были и искусственные препятствия. Там, где вражеские окопыприближались к нашим на расстояние до ста и менее метров, солдаты считали ихполевые заграждения как бы и своими.
Оборонительные позиции врага выглядели неплохо оборудованными, в чем мы смоглиубедиться, овладев ими. Русские солдаты, к сожалению, не имели таких условий. Иот ливней, и от заморозков они спасались под своей шинелью. В ней и спали,подстелив под себя одну полу и накрывшись другою; на ней же зачастую выносилииз боя раненых. А солдатским оружием по тому времени была трехлинейная винтовкаобразца 1891 года, многократно проверенная и испытанная. Она не бояласьнепогоды и грязи, была проста и надежна. Своих винтовок царской армии уженедоставало. Многие солдаты, в частности весь наш полк, имели на вооружениитрофейные австрийские винтовки, благо патронов к ним было больше, чем к нашим.По той же причине наряду с пулеметами «Максим» сплошь и рядом вцарской армии можно было встретить австрийский Шварцлозе. Не лучше было и сартиллерией. Правда, орудия отечественного производства были хорошими,артиллеристы стреляли метко. Но не хватало гаубиц, тяжелых пушек и