Государственный Комитет Обороны с просьбой перевести его на менее ответственнуюи более спокойную работу. Просьба его была удовлетворена. Ему как заместителюнаркома обороны поручили наблюдение за деятельностью военных академий иорганизацию разработки новых наставлений и уставов, обязав его при этом уделятьработе не больше пяти-шести часов в сутки, строго выполняя все предписанияврачей. В дальнейшем он был назначен начальником Академии Генштаба.
В течение мая и июня И. В. Сталин неоднократно обращался ко мне от имени СтавкиВГК с предложениями полностью принять на себя обязанности начальникаГенерального штаба. Одна из бесед на эту тему, помню, велась в Ставке вприсутствии командования Юго-Западного направления - С. К. Тимошенко, Н. С.Хрущева и И. X. Баграмяна при рассмотрении И. В. Сталиным их предложения опроведении Барвенковско-Харьковской операции. Воздушная тревога прервала нашубеседу, которая велась в кремлевском кабинете Сталина, и мы вынуждены былиспуститься в убежище. Здесь Сталин после обсуждения основной темы сообщил, чтоСтавка занята сейчас в связи с серьезным заболеванием Б. М. Шапошниковаподысканием кандидата на занимаемый им пост. Ставка считает, заявил он, что,по ее мнению, на эту должность подошел бы давно работающий в ГенштабеВасилевский, но он категорически отказывается от этого. Сталин спросил мнениепо моей кандидатуре у присутствующих. Первым, насколько я помню, высказался И.X. Баграмян, предложив назначить на эту должность С. К. Тимошенко, работавшегов Наркомате обороны и отлично знавшего роль и содержание работы Генеральногоштаба. С. К. Тимошенко, отклонив это предложение, в свою очередь рекомендовална эту должность Ф. И. Голикова, как отличного, по его мнению, военачальника иполитработника.
И. В. Сталин вновь остановился на моей кандидатуре. Я, как и всякий раз приподобных разговорах, просил этого не делать. Я отказывался от этого назначенияпотому, что искренне считал себя не подготовленным для этой роли, тем более вусловиях той сложной военной обстановки. Наблюдая в течение ряда лет за работойБ. М. Шапошникова и некоторых других военачальников, я отлично понимал, чтоподбор кандидата на должность начальника Генерального штаба являетсяисключительно серьезной проблемой и что далеко не каждый, даже болееподготовленный и опытный военачальник, чем я, может с ней справиться. Я считал,что начальник советского Генштаба обязан обладать не только глубокими военнымизнаниями, боевым опытом, критическим умом, но и рядом других специфическихкачеств. Он должен быть военачальником, пользующимся высоким авторитетом вВооруженных Силах и стране, безусловно, с сильной волей и в то же времяспособным постоянно и во всех случаях проявлять выдержку, спокойствие иразумную гибкость в руководстве огромным и столь ответственным,разнохарактерным коллективом, каким является Генеральный штаб, и в то же времяиметь и дипломатические способности.
Несмотря на все мои, казалось бы, столь настойчивые и убедительные просьбы, 26июня 1942 года приказом Ставки я был утвержден в должности начальникаГенерального штаба. В связи с этим назначением сохранился в памяти такойэпизод. В конце мая после того, как был объявлен приказ НКО об освобождении Б.М. Шапошникова по болезни от должности начальника Генштаба и о назначении егозаместителем наркома обороны и приказ о временном возложении на меняобязанностей начальника Генштаба, при одном из моих докладов И. В. Сталину вприсутствии некоторых из членов Политбюро, в том числе В. М. Молотова, И. В.Сталин неожиданно для меня спросил, знаю ли я работника Академии Генштабагенерал-майора Исаева. Я ответил, что знаю, но недостаточно. Первая моя встречаи знакомство с ним у меня произошли в 1935 году на одной из полевых поездок вБелоруссию, когда он являлся посредником при оперативном отделе одной из армий,участвовавшей в учениях. Тогда он произвел на меня впечатление, правда,несколько излишне придирчивого, но в целом вполне подготовленного в оперативномотношении штабного работника. Впоследствии мы встречались с ним в 1936 году какоднокурсники Академии Генерального штаба, но занимались в различных учебныхгруппах, так что по академии я ничего нового о нем добавить не смог.
Выслушав мой ответ, И. В. Сталин передал мне письмо, адресованное Исаевым в ЦКВКП(б), и попросил прочитать. В письме Исаев высказывал свое отношение кназначению А. Василевского. Писал он примерно следующее: он как честныйкоммунист обязан доложить о большой серьезной ошибке, допускаемой ЦК партии прирешении этого важнейшего для Вооруженных Сил вопроса. Василевский, являясьпримерным коммунистом, отлично подготовленным в области тактики и хорошимметодистом, по своей оперативной подготовке и по складу характера, к должностиначальника Генерального штаба ни в коей мере не подходит.
- Что вы скажете на это? - спросил меня И. В. Сталин.
Я ответил, что Исаев высказал Центральному Комитету истинную правду.
В этот период В. М. Молотов готовился к полету в Великобританию и США длясерьезных переговоров с руководителями этих стран о дальнейшем ведении войныпротив гитлеровской Германии, и в частности о скорейшем открытии в Европевторого фронта. Сталин предложил В. М. Молотову взять в поездку в качествесвоего военного помощника Исаева и поближе познакомиться с ним. За границейИсаев получил травму, если не ошибаюсь, ноги и очутился в одном из госпиталейВеликобритании.
После возвращения он снова стал преподавателем Академии Генштаба.
После неудачи под Харьковом наши войска перешли к обороне. 28 июня гитлеровскиевойска группы генерал-полковника Вейхса перешли в наступление из районоввосточнее Курска. Фашистское командование рассчитывало этим наступлением цударами из Волчанска на Воронеж окружить и уничтожить войска Брянского фронта,прикрывавшие воронежское направление, а затем поворотом на юг, с дополнительнымударом из района Славянска, уничтожить войска Юго-Западного и Южного фронтов иоткрыть себе дорогу к Волге и на Северный Кавказ. С этой целью врагом быласоздана за счет группы армий «Юг» группа армий «Б» (подкомандованием возвращенного на советско-германский фронт генерал-фельдмаршалаТ. фон Бока) в составе 2-й и 6-й полевых, 4-й танковой немецких и 2-йвенгерской армий. Для действий на северокавказском направлении была созданагруппа армий «А» во главе с прежним командующим оккупационнымивойсками на Балканах, одним из организаторов фашистских преступлений вЮгославии и Греции генерал-фельдмаршалом В. Листом, в которую входили 11-я и17-я полевые, 1-я танковая немецкие и 8-я итальянская армии. Всего противниксосредоточил для решения первой задачи к 1 июля 1942 года 900 тыс. солдат иофицеров, более 1200 танков, свыше 17 тыс. орудий и минометов, 1640 боевыхсамолетов. У нас в составе войск Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов ктому времени насчитывалось в общей сложности 1715 тыс. человек, около 2,3 тыс.танков, 16,5 тыс. орудий и минометов, 758 боевых самолетов. Таким образом, поколичеству людей и боевой техники наши войска на этом участкесоветско-германского фронта уступали врагу примерно в полтора раза.
Перешедшие в наступление войска армейской группы генерал-полковника Вейхса (2-яполевая, 4-я танковая немецкие и 2-я венгерская армии из группы армий«Б») прорвали оборону на стыке 13-й (генерал-майора Н. П. Пухова) и40-й (генерал-лейтенанта артиллерии М. А. Парсегова) армий Брянского фронта иза два дня продвинулись в глубину на 40 км. Управление нашими армияминарушилось. В некоторых отечественных работах высказывается мнение, будтоосновной причиной поражения войск Брянского фронта в июле 1942 года являетсянедооценка Ставкой и Генеральным штабом курско-воронежского направления. Стаким мнением согласиться нельзя. Неверно и то, что Ставка и Генеральный штабне ожидали здесь удара. Ошибка, как уже говорилось, состояла в том, что мыпредполагали главный удар фашистов не на юге, а на центральном участкесоветско-германского фронта. Поэтому Ставка всемерно, в ущерб югу, укреплялаименно центральный участок, особенно его фланговые направления. Наиболеевероятным, опасным для Москвы мы считали орловско-тульское направление, но неисключали и курско-воронежского, с последующим развитием наступления врага вглубокий обход Москвы с юго-востока. Уделяя основное внимание защите столицы,Ставка значительно усиливала и войска Брянского фронта, прикрывавшиеорловско-тульское и курско-воронежское направления. Еще в апреле и первойполовине мая Брянский фронт дополнительно получил четыре танковых корпуса, семьстрелковых дивизий, одиннадцать стрелковых и четыре отдельные бригады, а такжезначительное количество артиллерийских средств усиления. Все эти соединения,поступавшие из резерва Ставки, были неплохо укомплектованы личным составом иматериальной частью.
В результате к концу июня командование Брянского фронта имело в своем резерве 5танковых и 2 кавалерийских корпуса, 4 стрелковые дивизии, 4 отдельные танковыебригады. Кроме того, в полосе этого фронта располагалась находившаяся врезерве Ставки, полностью укомплектованная и предназначавшаяся для нанесенияконтрудара 5-я танковая армия.
Можно ли после этого говорить, что Ставка обошла своим вниманием Брянскийфронт? Тех сил и средств, которыми он располагал, было достаточно не только длятого, чтобы отразить начавшееся наступление врага на курско-воронежскомнаправлении, но и вообще разбить действовавшие здесь войска Вейхса. И если, ксожалению, этого не произошло, то только потому, что командование фронта несумело своевременно организовать массированный удар по флангам основнойгруппировки противника, а Ставка и Генеральный штаб, по-видимому, ему в этомплохо помогали. Действительно, как показали события, танковые корпуса приотражении наступления врага вводились в дело по частям, причем не столько длярешения активных задач по уничтожению прорвавшегося врага, сколько для закрытияобразовавшихся брешей в обороне наших общевойсковых армий. Командиры танковыхкорпусов (генерал-майоры танковых войск М. Е. Катуков, Н. В. Фекленко, М. И.Павелкин, В. А. Мишулин, В. М. Баданов) еще не имели достаточного опыта, а мы