Колпакчи[53] идет отработка задач и взаимодействия с командирами полков ибатальонов на местности. Готовность войск фронта задерживают слабое поступлениебоеприпасов и еще не прибывший к Белову 7-й артиллерийский корпус.
3. Считаю, что войска в целом будут готовы к занятию исходного положения 28мая. На занятие исходного положения и на развертывание артиллерии потребуетсядо пяти суток.
4. Одновременно с подготовкой операции уделено исключительное вниманиеготовности нашей обороны и особенно на направлениях спас-деменском, жиздринскоми белевском». Далее я сообщал, что, по показаниям авиационной, военной ипартизанской разведки, противник продолжает подтягивать на первые дванаправления пехоту и особенно танки. Партизаны видели на спас-деменскомнаправлении прибывшую с запада одну танковую дивизию. Хотя наличие ударныхгруппировок позволяло более или менее надежно обеспечить как калужское, так итульское направления, все же я считал целесообразным переместить 19-йстрелковый корпус из района Гжатска в Юхнов, оставив его в составе 10-йгвардейской армии. С этой же целью 4-ю стрелковую дивизию МВО я предлагалперевести из Загорска в Малоярославец[54].
В ту же ночь Верховный вызвал меня в Москву. В Ставке и Генштабе продолжаласьнапряженная работа. В первых числах июня на должность командующего войскамиБрянского фронта вместо М. А. Рейтера был назначен генерал-полковник М. М.Попов.
Маркиан Михайлович Попов был человеком большого военного дарования, умел хорошоразбираться в оперативно-стратегических вопросах. Много мне приходилось с нимвстречаться на фронте при проведении серьезных стратегических операций. Войназастала его в должности командующего Северным, а затем Ленинградским фронтом,потом его служебная карьера оказалась изменчивой, как ни у кого. Принявкомандование войсками Брянского фронта, он показал себя с лучшей стороны ивскоре был назначен командующим войсками 2-го Прибалтийского фронта. Известно ио том, что М. М. Попов являлся командующим двумя армиями и заместителемкомандующих Сталинградского и Юго-Западного фронтов.
Как видно, М. М. Попов во время войны то повышался по служебной должности, тоспускался ниже. Начав войну командующим войсками Ленинградского фронта,заканчивает ее начальником штаба того же фронта. То же самое происходило и сего воинскими званиями. В войну вступил в чине генерал-лейтенанта, в 1944 годуполучает звание генерала армии, а заканчивает войну генерал-полковником. И всеэто при его исключительных способностях, при том, что он был разностороннеобразованным военачальником, интересным собеседником и к тому же очень добрымчеловеком. Но его беда и горе — склонность к выпивке. Просто было больносмотреть, как он, волевой командир, так бесконтрольно вел себя. М. М. Поповаценило Верховное Главнокомандование, с ним не раз вели серьезный разговор вПолитбюро ЦК партии. Но строгие внушения и обещания исправиться помогали лишьна какое-то время.
Думаю, что не допущу ошибки, если скажу, что только этот недостаток помешал М.М. Попову в полной мере раскрыть свой военный талант.
Я отправился на Брянский фронт, чтобы на месте ознакомить М. М. Попова сзадачами, стоявшими перед войсками фронта. В течение четырех дней я побывал ввойсках 61-й, 63-й и 3-й армий. Вместе с новым командующим мы еще раз проверилисостояние обороны и ход подготовки к предстоящим действиям. Противникпо-прежнему никак себя не проявлял.
В ночь на 10 июня я опять вернулся в Москву, чтобы после короткой паузы поуказанию Ставки в ближайшие же дни снова отправиться на Воронежский фронт. Наменя была возложена координация действий войск Воронежского и Юго-Западногофронтов, а на Г. К. Жукова — Центрального, Брянского и Западного фронтов. Всеэто еще раз свидетельствовало о том, как обеспечивало ВерховноеГлавнокомандование четкость проведения операции. Через своих представителейСтавка осуществляла руководство войсками на главных участках.
В этот ответственный момент советское командование предъявляло особыетребования к органам разведки. И, нужно сказать, она была на высоте и неплохопомогала нам. В первые два года войны мы, руководители Генштаба, не развыслушивали справедливые упреки Верховного Главнокомандующего в адресРазведывательного управления. В 1943 году таких замечаний почти не было. Как нистремился враг держать в тайне планы своего наступления, как ни старалсяотвлечь внимание советской разведки от районов сосредоточения своих ударныхгруппировок, нашей разведке удалось определить не только общий замысел врага налетний период 1943 года, направление ударов, состав ударных группировок ирезервов, но и установить время начала фашистского наступления. Правда, втечение мая по инициативе Генштаба фронты курского направления дваждыпредупреждались о возможном наступлении врага в ближайшие дни. Между тем ни втом, ни в другом случае наступления противника не последовало. Но этопроизошло, как выяснилось в дальнейшем, не по вине нашей разведки, а врезультате того, что Гитлер, стремясь еще более усилить сосредоточенные подКромами и Борисовкой войска, переносил сроки начала наступления.
8 мая в адрес командующих Брянским, Центральным, Воронежским и Юго-Западнымфронтами Ставка направила следующую директиву: «По некоторым данным,противник может перейти в наступление 10—12 мая на орловско-курском или набелгородско-обояньском направлении, либо на обоих направлениях вместе. СтавкаВерховного Главнокомандования приказывает к утру 10 мая иметь все войска какпервой линии обороны, так и резервов, в полной боевой готовности встретитьвозможный удар врага. Особенное внимание уделить готовности нашей авиации, стем, чтобы в случае наступления противника не только отразить удары авиациипротивника, но и с первого же момента его активных действий завоеватьгосподство в воздухе». В директиве, направленной Ставкой в ту же ночькомандующему Степным военным округом, требовалось «всемерно ускоритьдоукомплектование войск округа и к утру 10. V все наличные войска округа иметьв полной боевой готовности как для обороны, так и для активных действий поприказу Ставки. Особенное внимание уделить готовности авиации встретитьвозможные удары авиации противника по нашим аэродромам и повойскам»[55].
20 мая Генштаб, на основе вновь полученных данных о противнике, направил сразрешения Верховного Главнокомандующего фронтам предупреждение о том, чтофашистское наступление ожидается не позднее 26 мая. После первогопредупреждения, когда оно не подтвердилось, военный совет Воронежского фронтаусмотрел в этом колебания, а быть может, и отказ врага от перехода внаступление и просил Верховного Главнокомандующего решить вопрос оцелесообразности нанести противнику упреждающий удар. И. В. Сталин оченьсерьезно заинтересовался этим предложением, и нам — Жукову, мне и Антонову —стоило некоторых усилий, чтобы убедить его не делать этого.
В середине июня Жуков, будучи первым заместителем наркомаобороны[56], вновь находился ввойсках на Курской дуге. В результате непрерывного и самого тщательноговойскового наблюдения за противником как на Воронежском, так и на Центральномфронтах, а также по данным, поступавшим от всех видов разведки, нам уже точнобыло известно, что фашисты полностью изготовились к наступлению. Но наступленияпочему-то не начинали. Вот это «почему-то» немало беспокоило нас, анекоторых даже выводило из равновесия. Особую нетерпеливость начал проявлятькомандующий Воронежским фронтом Н. Ф. Ватутин. Николай Федорович неоднократноставил передо мной вопрос о необходимости начать самим наступление, чтобы неупустить летнее время. Мои доводы, что переход врага в наступление против насявляется вопросом ближайших дней и что наше наступление будет безусловновыгодно лишь противнику, его не убеждали.
— Александр Михайлович! Проспим мы, упустим момент,— взволнованно убеждал онменя.— Противник не наступает, скоро осень и все наши планы сорвутся. Давайтебросим окапываться и начнем первыми. Сил у нас для этого достаточно.
Из ежедневных переговоров с Верховным Главнокомандующим я видел, что неспокоени он. Один раз он сообщил мне, что ему позвонил Ватутин и настаивает, чтобы непозднее первых чисел июля начать наше наступление; далее Сталин сказал, чтосчитает это предложение заслуживающим самого серьезного внимания; что онприказал Ватутину подготовить и доложить свои соображения по Воронежскомуфронту в Ставку. Мне же Верховный дал указание, во-первых, помочь Ватутину и,во-вторых, вызвать к себе командующего Юго-Западным фронтом Р. Я. Малиновского,чтобы тот, в свою очередь, разработал и представил в Ставку предложения посвоему фронту. Сталин добавил, что собирается говорить по этому вопросу сЖуковым в отношении Центрального фронта К. К. Рокоссовского. Я ответил, чтоуказания будут выполнены, и заметил, что для нас было бы гораздо выгоднее, еслибы враг предупредил нас своим наступлением, которого, по всем данным, следуетожидать в ближайшее же время. В конце разговора Сталин сказал, чтобы я непозднее 22 июня прибыл в Москву.
На следующий день я передал распоряжение Верховного прибывшим ко мне Р. Я.Малиновскому и члену военного совета Юго-Западного фронта А. С. Желтову. Изсостоявшегося затем разговора с Г. К. Жуковым я узнал, что с ним И. В. Сталинна эту тему пока еще не беседовал. Оба мы были убеждены, что первым в течениеближайшей недели удар нанесет противник. С такими мыслями я и покинул 22 июняВоронежский фронт. К тому времени в итоге всех мероприятий и общих усилий нахорошо подготовленных рубежах развернулась сильная группировка войскВоронежского и Центрального фронтов. В ее составе было свыше 1336 тыс. человек,19,1 тыс. орудий и минометов, 3444 танка и САУ и 2172 самолета (а с учетомсамолетов дальней авиации 17 В А, Юго-Западного фронта и ночныхбомбардировщиков По-2 — 2900). Позади сосредоточился Степной военный округ,