В щель между неплотно задёрнутыми шторами пробился первый солнечный луч. Скоро должен явиться сын Энсли.
Глава 10, о признании вины
Приходилось признать, тюремная комната для свиданий не стала более комфортабельной и приятной после недавно проведённого ремонта, которым так гордились городские власти, трезвоня о нём на всех каналах вещания. По другую сторону толстого стекла напротив Вэл сидел убитый горем оборотень, заросший двухсуточный щетиной. Волк уже не проглядывал в его глазах — бразды правления он передал человеку: настало время зверя горевать об утраченном. К великому сожалению Вэл, человеческая ипостась пока вела себя не разумнее звериной.
— Не хочу жить. И зачем? Пусть осудят и казнят — так будет лучше, — маловнятно бормотал Хью Энсли в переговорное устройство.
Было видно, с каким трудом ему удаётся удерживать контроль над своими действиями и не забывать при разговоре пользоваться микрофоном, который Иным с их чутким слухом был совершенно не нужен. Оборотень без всяких приборов отлично слышал сквозь бронированное стекло. Успешный предприниматель утратил присущий ему лоск, который Вэл видела на семейных фото в квартире, и выглядел как измученный жизнью нищий бездомный. Горе никого не красит.
— Лучше всего будет мерзавцу, убившему вашу жену, — согласилась Вэл. — Его никто не заставит ответить за содеянное, его даже никто искать не будет.
Она ощутила, как в арестанте взвился и протестующее зарычал его волк. В глазах Хью на краткий миг вспыхнули ярость и жажда мести, но тут же померкли, и подзащитный Вэл устало махнул рукой, сказав:
— Я укажу в завещании, чтобы вам выплатили миллионный гонорар за розыск настоящего убийцы.
М-да, иногда Вэл жалела, что вторая ипостась у оборотней не главная. В последнее время все так щедры на миллионы, аж скулы от злости сводит!
— То есть вы признаёте, что не убивали супругу?
— Я признаю под присягой, что взял на душу этот грех.
— Лжесвидетельство — тяжкое преступление, — предупредила Вэл, но оборотень равнодушно пожал широкими плечами: если ему нет дела до своей жизни, то обвинение во лжи ему тем более безразлично.
— Я буквально перед вашим приходом подтвердил своё признание вины окружному прокурору, — сообщил Энсли.
— Абсолютно неважно, что вы сказали прокурору, — важно, что вы скажете судье, — отмахнулась Вэл, но её подзащитный упрямо покачал головой.
Объяснить, что обвинение никогда не выйдет в суд с требованием смертного приговора за убийство второй степени? Что его ждут долгие года мучительной неволи с блокировкой второй ипостаси? Внутренний волк сойдёт с ума в вечном заточении, а вслед за ним помешается и человек. Нет, к голосу разума Энсли сейчас не прислушается. Скорее он сочтёт, что так получит по заслугам за то, что не уберёг свою пару. Против эмоций действуют только эмоции.
— Вы хоть детям скажите, что не убивали жену, а то на них смотреть жалко, — горестно вздохнула Вэл.
— Дети без того всё понимают, — устало возразил Хью.
— Мне так не показалось, — поджала губы Вэл. — В вашу виновность поверили соседи, детективы и прокурор, вы намерены убедить в своей виновности судью, но при этом рассчитываете, что дети будут думать иначе, чем все? Особенно при наличии множества доказательств не в вашу пользу? Подобную наивность я могу объяснить лишь тем, что вы всё ещё не в себе, мистер Энсли.
Она подала условный знак надзирателю, стоящему у входа, и в проёме двери возник белый как мел старший сын Энсли.
— Папа, как ты мог? — прошептал он, смотря на отца круглыми, полными ужаса глазами. — Я бы понял, убей ты любовника, но маму… — Голос прервался, и первенец Хью скрылся из вида.
«Актёр из парня никогда не выйдет, но родному отцу его представления хватило с лихвой, — оценила Вэл достигнутый эффект. — Нельзя недооценивать родительскую любовь к детям и страх выглядеть в их глазах негодяем, недостойным светлой памяти и уважения. Бедный Хью, на него больно смотреть! Но теперь он стряхнул с себя оцепенение отчаяния и готов побороться за своё честное имя, что искренне радует».
— Расскажите, что произошло в то утро. Что вы помните, Хью?
— Помню, как быстро бежал вверх по лестнице: на кухне горел свет и я знал, что Нелли уже встала и ждёт меня. Дверь была незакрыта — она всегда её открывала заранее, ожидая моего возвращения. Когда я вошёл, меня ударил в грудь чужой незнакомый запах, а потом — запах крови моей Нелли. — Голос оборотня задрожал и прервался, он закрыл лицо ладонями и с трудом продолжил: — Дальнейшее помню как в тумане. Я пытался ей помочь, вначале зажал рану ладонью, потом почувствовал, что её сердце не бьётся и в панике выдернул нож. Затем совсем плохо помню. Кажется, я выл и старался вдохнуть в неё жизнь, верил в чудо — что рана в сердце заживёт, как у оборотней, демонов, вампиров, как у всех нас, только… моя Нелли не была Иной. Её сердце не зажило.
— Как сосед заходил — помните?
— Смутно. Вроде бы, правда, забегал, — пожал плечами Хью. — Это же он полицию вызвал?
— Его жена после его рассказа. Запах вы учуяли только инкуба?
— Обратил внимание только на него — он был единственным незнакомым мне запахом.
— Точно единственным незнакомым?
— Да.
У дальнего конца тюремного коридора Вэл ожидала троица взволнованных сыновей подзащитного.
— Нормально я всё сказал? Отец поверил? — спросил старший и помрачнел, когда адвокат кивнула. — Не представляю, как я буду перед ним извиняться…
— Представьте, что у вас могло бы вообще не быть возможности перед ним извиниться, — сурово отрезала Вэл.
— Да-да, вы правы. Очень плохо, что мы следов той вампирши не нашли?
— Для кого как, а шанс изначально был мизерный, — рассеянно ответила Вэл, мысли которой уже целиком сосредоточились на предстоящем судебном заседании. — Вы выходите в двери или намерены остаться здесь?
Свободолюбивые оборотни осмотрелись в узких застенках каземата и содрогнулись всем телом. Старший глянул на Вэл и хлопнул себя по лбу широченной ладонью:
— Я забыл сказать, что мы оплатим все ваши труды и расходы! Не думайте, что получите за помощь отцу скромную плату государственного защитника!
Вэл поморщилась, тоже осмотрелась и проворчала:
— Что такого особенного в атмосфере тюрьмы, что все сразу вспоминают про деньги?
— Про деньги адвокатского гонорара, — уточнил волк, усмехнувшись.
Соглашения о признании вины принято представлять суду в рамках открытых судебных заседаний. Однако, если в деле в качестве обвиняемых фигурировали Иные или показания свидетелей требовали оглашения факта их принадлежности к расе ИГР (например, оборотень давал показания о запахах на месте преступления), заседания проводились в закрытом режиме. Такой подход избавлял суды от лишней головной боли по сохранению секретности существования на Земле иных рас помимо человеческих. С учётом того, что к концу 21 века более девяноста процентов уголовных дел завершались сделкой с правосудием, закрытость таких судебных заседаний сильно сокращала расходы на «зачистку» воспоминаний непосвящённых лиц.
Окружной прокурор предъявил судье соглашение о признании вины, оформленное по всем правилам в письменной форме, подозрительно косясь в сторону столика защиты, за которым разместились адвокат и её личный помощник.
— Обвиняемый, пройдите на свидетельское место, поднимите правую руку и примите присягу говорить правду, только правду и ничего кроме правды. — Подзащитный Вэл выполнил распоряжение судьи и Кэмпбелл напомнил: — Дача заведомо ложных показаний является серьёзнейшим правонарушением. Сейчас вы имеете право заявить о своей невиновности, а также имеете право на судебное разбирательство и право быть защищённым от вынужденного самообвинения. В случае принятия судом сделки, всех этих прав вы лишаетесь с вашего добровольного согласия. Итак, вы признаёте, что убили свою супругу?
— Нет, ваша честь, не признаю, — хрипло ответил Энсли.
— Что?!! — взвился с места прокурор Соммерс. — Вы хотели сказать: «Да, признаю!»
— Ваша честь, я решительно протестую против попытки вложить в уста моего подзащитного ложное покаяние! — поднялась Вэл.
— Протест принят.
— Надеюсь, госпожа адвокат разъяснила своему подзащитному, как сильно он рискует, отказываясь отчестногопризнания своей вины? Что его будут судить и точно осудят на основании неопровержимых улик, только наказание уже не будет максимально мягким? Что он рискует век просидеть в одиночной камере? — язвительно поинтересовался прокурор.
— Ваша честь, я протестую против завуалированных угроз моему подзащитному!
— Протест принят. Если подобные действия со стороны обвинения повторятся, суд будет вынужден применить штрафные санкции. Обвиняемый, вернитесь на своё место. — Соммерс явно хотел что-то добавить к своим словам, но умолк под холодным взглядом судьи. — В связи с прозвучавшим заявлением обвиняемого, суд предписывает окружному прокурору обращать все свои вопросы к защите обвиняемого.
— Защите, поступающей вопреки интересам своего клиента? — не удержался от порции яда Соммерс. — Обвинение надлежащим образом исследовало фактические обстоятельства дела, убедившись в том, что они соответствуют сделанному ранее заявлению о признании вины. Это признание было написано обвиняемым совершенно добровольно и осознанно, а вот нынешнее его заявление внушает подозрения, что сделано под давлением адвоката. О мотивах такого поступка адвоката и его соответствии этическим нормам я ничего говорить не буду, лишь упомяну, что расходы на адвоката взяли на себя сыновья обвиняемого. Не буду уточнять у мисс Мэнс размер запрошенного ею гонорара! Однако ставлю суд в известность, что буквально два часа назад обвиняемый, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, повторил мне своё признание в убийстве в присутствии свидетелей.
— Протестую! Чтобы делать подобные заявления, окружному прокурору необходимо предъявить суду диплом психиатра и разрешение на проведение судебно-психиатрических экспертиз, — возразила Вэл. — Иначе его утверждения, что утром мой подзащитный был полностью вменяем, всего лишь досужие домыслы.