нциал для капиталистической эволюции и в ХХ веке был очень ограничен. Распространенные в ту пору сетования предпринимателей "на бедность капиталов" имели под собой вполне реальную основу. В силу отсутствия широкого спроса, например, российские акционерные компании лишь в редких случаях эмитировали акции мелкого номинала, а самой распространенной отечественной ценной бумагой длительное время оставалась акция 250-рублевого достоинства.
Капитализм не стал в России демократическим. Финансовая результативность деятельности компании не затрагивала сколько-нибудь значительные слои населения. Между тем не только количество компаний, банков и бирж свидетельствует о прочности капитализма (эти структуры в конце ХIХ – начале ХХ вв. множились с невероятной быстротой), а в несравненно большей степени – широта приобщения населения к различным формам и видам предпринимательства. Без подобной сопряженности интересов "капитанов профита", простых "матросов" и "пассажиров" очень мало надежд на то, что "корабль бизнеса" уплывет далеко. Отсутствие подобной внутренней связи было важной, если не важнейшей причиной неудачи создания капитализма в России. Сейчас вряд ли уместно винить только предпринимателей, что так получилось. Они были людьми своего времени и жили по законам своей эпохи. Среди них оказалось слишком мало тех, кто словом, но особенно делом стремился изменить неблагоприятные для них антибуржуазные настроения в России.
Несправедливо все сводить к вине предпринимателей, но нельзя и не признать, что деловые люди сделали недостаточно для изменения антибуржуазных тенденций в России. Да, они строили богадельни, школы, приюты, церкви; выделяли огромные, просто невиданные по тому времени средства на университеты, музеи, библиотеки, театры, картинные галереи. Об этом в последние годы много пишут. Читая современные публикации, невольно возникает вывод в том, что деловой человек в России только и был озабочен тем, как бы побыстрей истратить свой капитал на цели благотворения Подобные сусальные портреты добреньких и бескорыстных отечественных купцов сейчас, на волне большого общественного интереса, бойкие мастера пера создают во множестве. Конечно же, примеры бескорыстных пожертвований были далеко не единичны. Но все-таки предпринимателя предпринимателем делает лишь целенаправленное и последовательное хозяйственное созидание.
Творцом в первую очередь он выступает именно в этой сфере, где и реализует свои человеческие способности, свой интеллектуальный потенциал. Здесь требовались решимость, знания рыночной конъюнктуры, трезвый расчет, умение видеть перспективу. Деловой мир – жестокая гонка и борьба, но обязательно нацеленная на успех. На авансцене этого грандиозного действия часто меняются персонажи и на смену тем, кто опоздал, замешкался или растерялся, неизбежно приходят другие, а бывшие лидеры часто становятся аутсайдерами. Но сюжет может вообще внезапно оборваться под воздействием сторонних факторов, если не будет заинтересованного зрителя, стремящегося не только увидеть чужие страсти, но имеющего желание и возможность прикоснуться к ним. Если же "зрительный зал" затаился во враждебной тишине и уже звучат злобные и негодующие крики, то очень мало шансов на то, что дело дойдет до следующего акта. Публика или покинет зал, или другим путем заставит прекратить действие.
Отечественные бизнесмены не могли решить две взаимосвязанные исторические задачи. Во-первых, переломить общественные настроения и доказать перспективность своих усилий и забот (публика часто видела лишь раздражающий блеск миллионов). Например, в России было всего лишь несколько периодических изданий (общее их количество измерялось многими сотнями), которые открыто, последовательно и заинтересованно популяризировали идеи капиталистической модернизации страны (примем, тиражи их были весьма скромными). Случаев инвестирования крупных средств в издательское дело с просветительскими целями практически не было. Во-вторых, у российских бизнесменов в массе своей не хватило здорового тщеславия утвердить себя в обществе именно в качестве представителей новой общественной силы, не придававшей самодовлеющего значения архаичным структурам и нормам; всему милому, неспешному и такому знакомому патриархальному укладу жизни. Иными словами, они не смогли стать законодателями общественной моды и общественных настроений.
Во многих случаях, в своих оценках, суждениях и общественных воззрениях они смыкались с теми, кто не хотел никаких перемен и кому они были не нужны. Это проявилось, в частности, в их отчуждении от столыпинских преобразований, не только не встретивших понимания в буржуазной среде, но и ставших здесь мишенью для нападок. Российским предпринимателям дорого, очень, дорого (иногда ценой собственной жизни) пришлось заплатить за неудачу исторического самоутверждения… Ничто и никогда в истории не повторяется буквально, но перекличка событий несомненно происходит. Сейчас, когда на руинах того, что когда-то называлось Российской империей, а затем СССР, многие люди мечтают создать общество здравого смысла, трагический опыт былого достоин внимательного анализа.
Категории "предприниматель", "капиталист, "буржуа" являются социальными синонимами, но в историко-онтологическом смысле подобную тождественность можно применять лишь условно. Выдающийся отечественный лексикограф В. И.Даль так определил эти понятия предприниматель – предпринявший что-либо; капиталист – богач, у кого много денег; буржуазия – среднее сословие, торговый и ремесленный люд. Указанные дефиниции отражали не только русскую лингвистическую традицию, но и общественные представления той поры. Лишь в конце ХIХ в. в публицистике и литературе начинает утверждаться универсальное определение "капиталист", для характеристики всех тех, кто являлся носителем капиталистических отношений выступал владельцем средств производства и творцом новой буржуазной реальности. Однако до самого падения России наиболее употребительным социальным титулом отечественных "капитанов бизнеса" было понятие "купец"
В социально-экономическом отношении купец и купечество исстари в России служили обозначением крупной буржуазии. Вместе с тем, купеческое звание было не только бытовым определением общественной группы, но указывало и на место в классовой структуре общества, на принадлежность к конкретному сословному разряду, в рамках существовавшей сословно-иерархической системы. Понимание взаимосвязи и различия между социально экономическим и законодательно-нормативным признаками чрезвычайно важно при рассмотрении истории российской буржуазии.
Понятие "купец" появилось в российском законодательстве в ХVIII в. и первоначально обозначало почти исключительно предпринимателя-торговца. По мере расширения масштабов, усложнения форм хозяйственной деятельности, и изменением российского законодательства, регулировавшего социальный статус купечества, эта сословная группа начала объединять представителей всех форм и видов предпринимательства. Вплоть до конца 90-х гг. ХIХ в. занятие торговлей или другим промыслом в сколько-нибудь крупном масштабе законодательно соединялось с купеческим сословным состоянием. Лишь после принятия я 1898 г. закона о Государственном промысловом налоге положение меняется
С этого времени прекращается прямая связь между приобретением промыслового свидетельства для предпринимательских занятий и получением гильдейских купеческих документов. Сам же гильдейский сбор из основного промыслового налога превратился в сбор за принадлежность к купеческому сословию(6). Приобретение гильдейских сословных свидетельств стало добровольным, а на вступление в купечество, как и раньше, не требовалось согласия купеческого общества. Как заметил один из русских купцов, законом 1898 г. "купеческое сословие было обречено на несомненное умирание"(7).
Прекращение подобной взаимосвязи сразу же привело к резкому сокращению количества купцов: в 1899 г. по сравнению с 1898 г. их число уменьшается почти наполовину. Происходят и качественные изменения: купечество покидают многие крупнейшие предприниматели. Этот процесс начался уже в первые пореформенные десятилетия и к началу ХХ в. проявился вполне отчетливо. Скажем, в 1899 г. в России было выдано 2310 патентов на промышленные предприятия первых грех разрядов и около 8 тысяч на торговые первого разряда, т.е. более 10 тыс. документов, дававших право приобретать купеческие свидетельства первой гильдии. Между тем их было выдано на 1899 г. менее 4 тысяч(8). Общее же количество купеческих сословных документов в 1899-1900 гг. составляло 4% от числа промысловых свидетельств, приобретаемых ежегодно(9), а в 1901-1902 гг. оно сокращается до 3,5%(10).
Согласно общероссийской переписи населения 1897 г. на территории империи проживало купцов (вместе с членами семей) – 281251 человек, что составляло около 0,2% населения". Основная часть купечества концентрировалась в районах, отличавшихся высоким уровнем развития торговли и промышленности. В Московской губернии проживало 23435 лиц купеческого звания (в г. Москве – 19491); в Петербургской – 19973 (в г. Петербурге – 17411); в Херсонской губернии – 12303 (в Одессе – 4965); в Киевской -11934 человек. В каждой из остальных губерний численность купеческой группы не достигала и 10 тысяч. Однако в конце
ХIХ века численность купечества уже далеко не всегда находилась в прямой взаимосвязи со степенью торгово-промышленного развития, что особенно было характерно для некоторых окраинных районов, где сословные градации исторически не имели широкого распространения. Так, в 10 губерниях Царства Польского численность купечества (9618 человек) была значительно меньшей, чем в одной лишь Херсонской губернии.
Сравнение данных переписи 1897 г. с материалами последующих городских переписей выявляют одну устойчивую тенденцию: значительное сокращение числа купцов в крупнейших городских центрах, а, следовательно и в общем составе населения страны. Так, уже в 1902 г. численность купечества в Москве сократилась почти на тысячу и составила 18510 человек(12). Перепись же Петербурга 1910 г. зарегистрировала в столице купцов, вместе с членами семей – 13580 человек, что, по сравнению с 1897 г., показывает сокращение более чем на 20% (13).