– Мы узнаем в чём жарится лук. Что-нибудь еще? – почтительно спросил вошедший.
– Пока достаточно.
Тейя кивнула и, подойдя к столу, склонилась над ним. Ей явно становилось лучше.
– Ну, что… С порядком записей ты, должно быть, нерушим. А за качество историй отвечаю я, так что давай, наверное, сразу ознакомимся с новыми историями.
Она прошла к своему креслу и какое-то время разглядывала его, после чего показно уселась в него. Алорк же сидел на простом деревянном табурете у стола. Перед ним стояла чаша с фруктами, за которой лежал череп Лолы. «Лола готова говорить?» – Какое-то время Алорк смотрел расширенными глазами на череп, ничего не понимая, но затем глазам его вернулась осмысленность. Он сосредоточился и кивнул, и глотнув пересохшим горлом разглядывал своего костлявого соглядатая. Вопреки своей костлявой личине, эта женщина исправно являлась Алорку, и на деле была большой мастерицей вытягивать на свет истории.
– А скажи мне Лола, что сулишь ты мне за мою поддержку?
Алорк не сводил пытливого взгляда с лица-черепа Лолы, выискивая в пустых глазницах малейший признак того, что её слова заронят в нём семя сомнения. Но вопрос его был не более чем уловкой. Ему нужно было найти трещинку в оболочке Тейи, и чтобы она вскрылась, и вместе с ней секреты, которые необходимо было записать.
– Будет, будет тебе, – мягко утешил череп Алорк. – Я рад твоему благоразумию. И сердце болит за то, что с тобой произошло. После разговора я помещу тебя в уютную комнатку прямо здесь в моей комнате.
Тейя какое-то время молчала; все её силы уходили на то, чтобы смирять себя. Она сидела с закрытыми глазами в кресле и по-собачьи часто дышала, превозмогая страдания старости. Она стара, жить ей осталось от силы несколько лет, а то и вовсе месяцев.
– Вы двое? – Тейя не смогла сдержать смешка. – Вы оба мне служите. Во всяком случае, теперь. Но ты Алорк тратишь время зря. Кроме того, мне жаль костлявую твою соглядайшу…
Уголки губ Тейи чуть приподнялись в улыбке блаженной усталости, тело её обмякло.
666544 лето от Сотворения Мира в Звездном Храме. Но вернемся в Акра Левке. Городу на белом холме и посмотрим, с чего он начинался; посмотрим, к чему он пришел. Постарайтесь отыскать среди перепутанного скопища домов, покрывавших холм, бугор высотой приличной высоты. Бел Город – это очерченная стеной деревня, основанная Гай Мельгардом в 1157 году. Днестровский лиман – это озёрный кратер. За южной возвышенностью города лежала широкая ложбина: здесь была еловая роща. Сегодня мы не найдем родник, который некогда орошал эту рощу, а между тем он был широк и полноводен.
На холме в 6664 лето Гай Мельгард провел круговую линию.
– Мой город будет зваться Белая Холка, сказал он, а вот стены, что окружат его.
– Хороши будут стены! – сказала ему Тейя, перепрыгнув через начертанную черту.
Гай Мельгард пропахал плугом борозду вокруг своего будущего города. Затем Гет Бел Ра Амон пересчитал свою армию. Вокруг него было двадцать тысяч инфантериев и три тысячи всадников. Это его защитный пояс.
А построенные стены являлись священным пределом, неприступной границей, которую может расширить только тот, кто завоюет край и обустроит на нём тракию. За этой границей простиралась священная земля, которую нужно было возделывать и застраивать. Но то, что являлось поясом свободным, превратилось в удушающий ошейник. По мере того, как Гай Мельгард завоёвывал Исизу Панию, Исиза Пания завоёвывала его самого. По мере того, как он заполнял этот мир, этот мир заполнял его самого. Но Гай Мельгард больше тянулся к купеческим деньгам, он требовал идти к Дунаю, и говорил, что в дельте всё принадлежит ему. Итак, ему оставалось только захватить дельту Дуная, и он станет хозяином большого озера и чудесного естественного водоема именуемой дельтой, в которое глядело величественное, могучее, непобедимое. Благодаря озеру и дельты, по прошествии девяти лет он проникнет на юг: везде и повсюду.
Глава – 12
Сын радует отца, дочь радость для матери. Стяжания нечестивых исторгни. Ленивая рука делает бедным, а рука прилежная обогащает. Собирающий разумен, а спящий во время жатвы беспутен. Уста заградят насилие. Глупый устами преткнется. Притчи Тин_ниТ.
И так Мильтиад сын Магона стал «Человек из золота». Таким выражением народ обозначил то, что произошло с Мильком, когда после рождения он вместе со Сладчайшей Супругой совершил на барке «Владычица звёзд» путешествие ко дворцу смерти. Здесь «Человек из золота» получит жильё и всё, что ему будет угодно, и обряд введения в должность. Торжественным будет выезд двора в окружение кабиров и глашатаев, кричавших: «Поберегись!», «Великое Солнце!» – чтобы народ знал, что происходит, и кто это сидит в колеснице. Народ будет глядеть и понимать, что царь следует во дворец Мота, на что у него имелись все уже основания. А так как с подобными возвышеньями и назначеньями связывалась и идея новой эры и лучшей жизни, люди Красной Земли ликовали у обочин священной тропы – крёстного хода, ведущего к храму. Они кричали: «Солнце! Солнце!» и «Велик Мелькарт!». Кричали потому, что возносившийся был красив и молод. Необходимо отметить, что из всех его имён, это имя, особенно привилось и, по всей земле его называли «Мелькартом», когда говорили о нём, и, когда говорили с ним. Этот великолепный выезд, с процессией красноголовых и белоголовых скопцов, в сопровождении фалофоров, направится с восточного берега острова на запад. В обители жнеца намечалось неизменно чудесное превращение, и от того неотразимое для взора, и для сердца. Предстояло празднество озлащения.
Храм Мелькарта
Через позолоченную, широко открытую дверь, царь вышел на палату поставца и, воздев руки, обратил лицо по очереди к четырём странам горизонта. Раздался звук трубы, кто находился в зале пал ниц. Слёзы подступали к глазам Милька, губы его дрогнули, но мальчик сдержал себя и молча опустил голову. Не подобало, чтобы слуги видели волнение на лице столь могучего повелителя.
– Не соблаговолит ли благочестивый Мильк принять знаки почитания от царицы-матери? – спросил Батбаал.
– Принять знаки почитания от моей матери? – переспросил в волнении Мильк, и чтобы заставить себя успокоиться, добавил с принуждённой улыбкой. – Может быть, первопророк повторит мне эти прекрасные слова о матери.
– Помни, что она родила тебя и вскормила. Если же ты забудешь об этом, мать возденет руки свои к Отцу, и он услышит её жалобу. Мать Исида носила тебя под сердцем, как тяжёлое бремя и родила по истечении срока. Потом носила на спине и кормила своей грудью.
Царь-солнце глубоко вздохнул и сказал уже спокойнее:
– Не подобает матери выходить ко мне, лучше я пойду к ней.
И прошёл он через анфиладу палаты, выложенной камнем и драгоценным деревом – кедром. За ним шла свита из иерофантов. У трона он сделал знак, чтобы его оставили одного, и переступил три пред тронные ступени. На троне сидела мать и супруга – Ханна. Она была в прекрасном платье цвета тьмы, голову венчал серебренный головной убор Звезды. Почтенная мать бога склонилась, чтобы пасть к его ногам, но Мильк бережно поднял её и сказал:
– Если Ты, Мать, склонишься передо мной до земли, то мне сыну останется разве, что спуститься под землю.
Ханна прижала его голову к груди и зашептала:
– Пусть кровь Отца дарует тебе своё покровительство и благословение… О Аштарет! Я никогда не скупилась на жертвы, сегодня же я приношу самую большую… Отдаю моего дорогого сына… Да, станешь ты – отпрыск пены – безраздельно Солнцем и пусть твоя слава и твоё могущество умножит достояние.
Мильк, обняв и несколько раз поцеловав Ханну, усадил её на трон и сам сел рядом на широкое седалище.
– Оставил ли Отец какие-нибудь распоряжения? – спросила Ханна пророка.
– Господин просил помнить, что Мильк – Смерть и Сокол в одном лице. Просил народ слушаться его и просил помнить, что Мелькарт поднимет Эшмуна до небывалого могущества.
– Значит, солнце будет мальчику послушно.
– Помните, – продолжал первопророк Батбаал, – атрибут солнца – змея, а змея – благоразумие, которое долго молчит, но жалит всегда смертельно. Если Эшмун возьмёт себе в союзники время, он победит.
– Батбаал слишком дерзок, – шепнул мальчик супруге, когда Батбаал отошёл от трона. – Сегодня он осмелился надеть на себя золотой обруч Мелькарта. Разумеется, я убедил его снять.
Мать кивнула головой.
– Ты владыка мира, – сказала Ханна, – и Хор одарил тебя великой мудростью.
– Я не стану ссориться с ним.
– Ты владыка мира, – повторила мать, – но остерегайся борьбы с Эшмуном. Кротость твоего отца Хора сделала его дерзкими. Не следует ожесточать Эшмуна своей суровостью. К тому же подумай, кто тебе поможет советом? Баалат и Баал Эшмун знает всё, что, было, есть и будет на земле и на небе. Он читает откровеннейшие мысли человека и все сердца послушны ему, как листья ветру.
– Солнце не отвергает Дуумвира возможностей, но требует, чтобы Эшмун, как и прежде оставался мальчиком, и служил мне, – заявил Мильк. – Я знаю, что мудрость его велика, и от того за ним необходимо следить, чтобы руководить им, а не мной, чтоб он не разрушал царедворства Мелькарта.
– Ты прав, супруг, но ты безрассуден!
Человек из золота улыбнулся.
– Будь покойна, – сказал он, – когда Мелькарт воюет, то Эшмун отходит на левую и правую мои руки, а кто с солнцем сравнится? – и ещё раз обнял супругу и мать.
Ханна восседала прямо напротив него, против света, перед средним из сводчатых, доходивших чуть ли не до пола окон так, что её лицо, желтизна, которого подчёркивалось одеждой, казалось при свете светлее, демонстрируя изящно прямой носик, тонкие губы, дугообразные, подведённые кисточкой брови над глянцевито-карими глазами. Эта женщина сидела прямо, очень прямо, на старый иератический лад, утвердив руку на подлокотнике кресла, а ноги, вплотную одна к другой поставлены были на скамеечке. Её глаза встретились с глазами мальчика, но опустились вниз и тотчас же вновь повернулись к супругу. Бороздки вокруг её губ сложились в насмешливую улыбку по поводу, того незрелого волненья, с каким царь выражался по поводу своей