Лунное бдение – 4
Буйный не слушает обличения. От уст своих вкушай добро, душа же преступников – зло. Храни уста свои, береги душу свою, а кто широко раскрывает рот, тому беда. Душа ленивого желает, но тщетно, а душа прилежных насытится. Притчи Тин_ниТ.
В 671246 лето от Сотворения Мира в Звездном Храме. Тейя Ань Нетери продолжала свой путь; элегантная, благородная, приветливая со всеми на свете, она протягивала руку к ладоням грубым, и время от времени, когда кто‑нибудь удивлялся её снисхождение к народу, она роняла такие слова:
– Прежде всего я Мать Всего.
Это было тайной и как всякая тайна возбуждала любопытство, её популярность за счет тайны возрастала ещё больше. В итоге, в свои девяносто три года она имела лучший поставец во всем мире. Казна, подвешенная к её незатянутому поясу, была полна серебра.
– И что же, – говорили недоброжелатели, – не мешайте ей: банкротство само расправится с этой безумицей.
«– Не мешайте мне», – говорила в ответ Тейя, – и первая же война уничтожит мои долги.
В речи над телом своего погибшего супруга она, прославляя своё происхождение, сказала такие слова:
«Я веду свой род, с одной стороны, от ТоТа, одного и одной из перейших, и с другой стороны, от Исиды, причём я и есть Исида; так что в моей семье соединились святость, которая правит людьми, и моё величие Исиды матери, которое правит людьми.»
Слова произвели большое впечатление. Представившийся случай дал Тейе возможность подтвердить своё растущее влияние. Алорк заметил вдруг крупные слезы, которые лились из её единственного глаза.
– Что с вами, Ань Ти? – спросил он. – Почему вы плачете?
– Я плачу потому, – ответила старуха, – что я подумала, что в моём возрасте я уже покорила большую часть мира.
Не это ли её толкование определило решение вернуться в Пан Ти Капую? Возможно. Во всяком случае, она покинула Исизу Тан Бул, свою главную резиденцию. Одно мгновение она колебалась, не возглавить ли ей когорты, настолько она жаждала новой славы! Но раамонейские когорты, готовые к походу на Исизу Тан Бул уже стояли под стенами Халкидона, на противоположной стороне пролива. Момент был неблагоприятный. Кийя Ань бросила провинциям своё имя, и народы поняли, что в один прекрасный миг, в какой‑нибудь благоприятный час, недовольные смогут объединиться вокруг Ань о Кийи.
Более того: Ань Тейя Нетери склонна прощать. Это не очень странно! Прощение – христианская добродетель; но, как мы знаем, Тейя являлась провозвестником крещения. Старые солдаты плакали. Седовласые рубаки рассказывали о том, как когда‑то входили в города победителями.
Приблизительно в 6712 лето 28 хейлет месяца (июль) раамоняне перешли через пролив Босфор, отделявший Бул Ань Траккию от Малой Азии, начав тем самым гражданскую войну. Через несколько дней, когда известия о выступлении раамонян достигли Тейи, она признала свою неготовность к отражению нападения. Она настояла на том, чтобы херусиасты покинули город; был организован вывоз казны. Многие херусиасты направились по назначенным им провинциям, чтобы собирать там войска и впоследствии соединиться с Тейей. Тейя с флотом отступила в Пан Ти Капую, где были сосредоточены лояльные ей войска. Тем временем солдаты Исизы Тан Була после семи дней осады сдали раамонянам город. Причина, по которой Ань Ти Нетери решила отступать из колыбели Исизы неясна.
Алорк кивнул, но вид черепа на столе определенно подсказывал, что когда-то этот череп знавал лучшие дни.
– Не позволяй этим костям залучить тебя в сети. Конечно, нет ничего плохого в том, что череп может смотреться не самым лучшим образом, но своё предназначение он оправдывает сполна. – Предупреждала Тейя.
Она повернулась к сундуку, который внесли. Ловким жестом она отомкнула задвижки и подняла крышку. Внутри лежало несколько свертков обёрнутые шерстяными платками. Тейя взялась их поочередно разворачивать и явила взгляду кольчугу и нагрудник, серебристо поблескивающий чешуйчатыми пластинами.
«– Моя госпожа, вы владеете самыми превосходными доспехами», – сказал Алорк, положив руку на сердце.
– Ах, вон оно что, – кивнула теперь Тейя. – Ну, тогда душа моя спокойна, Алорк.
Она изысканным жестом поманила писаря к столу. Алорк разглядывал доспехи, после чего протянул руку и приподнял уголок кольчуги, пробуя её вес.
– Легче, чем вы думали, да? – спросил Алорк, проводя пальцами по металлическим кольцам. – Кольчуги делаются из железа.
– Что сделало кольчугу легче без ущерба для прочности. Отчего бы вам его не примерить, благородная мать, не посмотреть, как кольчуга на вас будет сидеть?
– И вправду, отчего бы и нет?
Алорк подхватил кольчугу и, сноровисто её скатав, готовился помочь старухе её надеть. Старуха пригнулась, чтобы пролезть головой в шейную пройму, и сжала в кулаки пальцы, просовывая руки в рукава. Алорк натянул на неё кольчугу, расправил и, изящным движением словно смахнув с нее воображаемые пылинки, отошел в сторону, сведя ладони под подбородком.
– Это не скромная кольчуга, – умильно воскликнул он, – но на вас она сидит как влитая! Как перчатка! Изысканно настолько, что просто нет слов.
Тейя повернулась к столу, где у неё стояло зеркало, лежали щетки, скребки и горшок с ароматным маслом, которым она умащала себя после омовений. Держа на отлете зеркало, она взыскательно себя оглядела. Кольчугу окаймлял зубчатый узор, а на поджаром теле женщины кольчуга действительно смотрелась очень ладно. Металл на очень старом теле казался легче обычной кольчуги и мягко поблескивал на дневном свете, струящемся через приоткрытые складки палатки.
– Удобно, правда? – угодливо спросил Алорк. – В походе в нём можно идти весь день, а на закате ещё и сразиться, испытывая усталость меньшую. И движения не так сковывает. Движения тела будут слитны, разве не так?
Старуха шевельнула бёдрами и сделала несколько пробных движений руками. Кольчуга и впрямь ощущалась ею не такой громоздкой. Она повернулась к своему писарю, чуть накренила голову и оглядел Алорка сверху донизу.
– Сидит впору, спорить не буду. – Сказала Тейя. – Но главное в том, как она будет беречь меня от оружия врагов. Кольчуга хороша при ударах меча, хотя удар способен сломать кости. Нормальное копье или стрела пронзят ее достаточно легко.
– Ну так как, благородная госпожа. Пришлась ли вам броня по нраву?
Тейя открыла было рот, думая что-то сказать, но возобладала тяжесть кольчуги и укорененное чувство субординации. Ноги её подгибались, и она лишь грустно кивнула. Тейя с помощью Алорка вылезла из кольчуги и опустил её рядом с собой, руки кольчугу не удерживали.
– Я вижу, ваш проницательный глаз, несомненно, подметил эту вещь. – Алорк поднял нагрудник и заговорил, держа его на весу. – Однако стоит опасаться, что вес его усугубит: красивая обнова не даст вам свежего повода посмеяться.
Тейя, с неопределенной улыбкой обернула доспех шерстью и поместил его обратно в сундук. Она посмотрела уязвленно, смоляные брови её сошлись к переносице.
– Сердце моё исходит слезами от мысли, что всё позади.
Она наигранным взглядом посмотрела перед собой, словно раздираемая невыносимой душевной мукой.
– Тем не менее, мне невмоготу даже помыслить, что мне, почтенный писарь, вообще придётся пойти в бой.
Тейя, прикрыв глаз, мотнула головой. Она стояла перед своим писарем – худая и жилистая старуха, с лицом в бороздах глубоких морщин и единственный широкий карий глаз. За свой жизненный век она снискала репутацию крутой и даже опытной военначальницы с разумно жесткой стратегией. Однако сейчас в глазах Алорка она смотрелась измождённой и хрупкой от усталости.
– Тише! Я понимаю ваши чувства насчет того, сколько же мне лет. Но ворчание не даст мне желаемого результата.
Напряжение Тейи несколько спало, и Алорк, поглядев на лицо старухи, уловил у неё в глазе расчётливую искорку, но улыбка её чуть потускнела.
«Старая лисица, похоже, она своё уже отвоевала. – Думал Алорк. – Мне кажется, это будет её последняя кампания. Потому как она твёрдо прибила щит к вратам столицы. Но иначе военная карьера верховной закончится здесь, на этом холме Исизы Тан Була. Сидеть ей униженно в Пан Ти Капуе. Конечно, это будет позор для её историй: этой колоссальной проделанной работы. Хотя за всем этим я буду наблюдать только издали, из задних рядов».
– Возможно. Но, вероятно, вы правы, полагая, что за всем этим кроется какая-то причина.
Алорк прикрыл глаза, сердце тяготилось смутной, сродни предчувствию, тревогой. Ясно было одно: необходимо быть начеку и высматривать любые признаки опасности. Воздух был свеж и прохладен, и он вдохнул полной грудью. От тревожных мыслей он попытался избавиться; вроде как полегчало. Алорк заставил себя думать о Лоле.
– О чем ты думаешь? – простонала Тейя, который, обхватив голову руками, она сидела в своём кресле. – Утро прекрасное?.. Да что ты в нём нашёл?
Сочувствуя старухе, Алорк всё-таки не смог сдержать улыбки.
– Да ты взгляни: чистое небо, посвящённое охоте день… Чем не повод для лучезарного настроения? – Поглядела она на Алорка. – Иногда мне кажется, что для своего величия я слишком стара.
Алорк слушал с тревожным замиранием сердца. Закончив говорить, Тейя поглядела на писаря в ожидании, что тот скажет. Но череда расхожих слов в нём иссякла, и он сидел в неловкой тишине, не зная толком, как выразить истинные причины, по которым ему не хотелось говорить. Видя удрученность на лице писаря, Тейя, не в силах была сдержаться, она громко расхохоталась.
– По мне, так чем скорее бы старость закончилась, тем лучше, – с чувством призналась Тейя. – Как бы ни любила я свежий воздух, а всё же второй жизни, на свете нет, не правда ли?
Алорк кивнул, молча пробегая глазами по женщине. Стройная, со светло-золотистыми волосами, сплетенными в косы и собранные, за нежными, некогда изящными ушками. У нее были высокие