сь под воздействием социума, живет в постоянном неведении о своей истинной природе. За вроде бы привычными и ничего не значащими словами и поступками стоит ужасная правда о жизни, обычно тщательно замаскированная и незаметная. Для людей-обезьян их страшные слова о собственном вырождении - лишь факт, с которым принято мириться, и который не следует брать в расчет. Они даже не понимают, какие слова HА САМОМ ДЕЛЕ вырываются из их уст в повседневных разговорах о, казалось бы, ни о чем. Если бы они только могли услышать и увидеть то, что сегодня открылось профессору Шляпьеву благодаря Демаскировщику...
Профессор и сам до конца не мог поверить, что истина на самом деле такова - черна и тосклива, - в противоположность тому, что хотел бы видеть философ-оптимист.
- Теория эксперимента... Дисперсия... Репрезентативная выборка... бормотал он, ища оправдания выводам "Эксперимента N1". Разум человека, выросшего в человеческом социуме и с рождения погружавшегося в неведение о своей сущности и сущности мира, противился теперь новому знанию, которого еще утром столь сильно жаждал получить. Все верно - система не любит терять своих членов. Система тоже хочет жить.
Шляпьев убрал блокнот в карман и встал со скамейки. Голова слегка кружилась, в животе ныло. Сказывалось не то напряжение последних часов, не то скорый утренний завтрак из яичницы и подозрительной - в плане свежести колбасы. Хотелось есть. Можно было сходить в столовую недалеко (в здании ОблСуда), которую иногда, соскучившись по щам, профессор имел обыкновение посещать. Близилось время обеда, и значит, столовая должна была быть уже открыта.
Покинув тихий дворик под сопровождение перешептываний и косых взглядов мнительных старушек, профессор Шляпьев снова вышел на пешеходную часть улицы, где двигались люди-обезьяны, не знающие о своих заблуждениях. Людей было искренне жаль. Hо пока для них ничего нельзя было сделать.
В столовой было не так многолюдно, как бывает в час обеда. Впрочем, этот час уже близился, и нужно было поспешить, пока есть свободные подносы и места за столами. Профессор взял себе компот из сухофруктов, щи и макароны с отбивной из свинины. Расплатившись с кассиром, он прошел в зал и сел за столик в углу, под картиной с морским пейзажем неизвестного художника. В другом конце этого небольшого зала сидели четверо рабочих в оранжевых жилетах. Они громко беседовали, уделяя внимание в основном разговору, а не еде, не спеша, видимо, покидать сие заведение. Еще из посетителей были сидящие напротив друг друга за соседним по диагонали столом парень с девушкой. Она неспеша жевала булку с компотом, а он, склонившись над тарелкой с супом, периодически что-то говорил девушке, после чего оба улыбались - парень самодовольно и горделиво, а девушка смущенно и иногда оборачиваясь по сторонам.
Щи были вкусными, и профессор с удовольствием предался их поглощению, прислушиваясь, однако, к разговору рядом.
- ...Ты же знаешь, что я ценю тебя за твою скромность, - возвышенно звучал сладкий баритон.
- Hадо же. Обычно парни выбирают по внешности. - сменял его тихий женский голос.
- ...А еще за твою сообразительность. Ты ведь у меня такая умная. Я когда вчера тебя первый раз увидел, сразу подумал, что ты та, которую я давно ищу. Я так устал от глупых женщин...
Девушка отвела глаза в сторону и опять заулыбалась...
Слушая эту пару, профессор доел свои щи, и вдруг подумал, что можно прямо сейчас провести следующий эксперимент. А почему бы и нет? Отодвинув пустую тарелку, он как бы невзначай коснулся бугорка за ухом, и мир перед лицом дернулся, резко сменив окраску...
В воздухе стоял запах гниющих растений, перемежающийся с запахом животного трупа. Профессор не сразу понял, откуда здесь вдруг взялся этот мерзкий запах, и брезгливо поморщился, после чего с любопытством исследователя взглянул на соседнее возвышение, накрытое безобразной тряпкой.
За возвышением сидела обезьяна-самец, которая сальным взглядом смотрела на обезьяну-самку, буквально насилуя ее глазами. Самка радовалась пристальному вниманию самца и поворачивалась так, чтобы ее прелести были видны еще лучше.
- Многие самцы только и думают о том, чтобы переспать с каждой красавицей. Ты ведь считаешь меня красавицей и хочешь меня?
- Конечно, хочу. Я же тебе только что сказал, что как только впервые тебя увидел, сразу понял, что ты самка хоть куда - фигурка, что надо, да и сама ты достаточно глупа и наивна, чтобы не нужно было тебя долго уговаривать. Достаточно наплести красиво про любовь - и можно тащить тебя в постель. Я бы не прочь взять тебя прямо здесь.
- Какой ты горячий. Ты хоть доешь сначала. А потом пойдем ко мне, и там я дам тебе убедить меня в любви. Мое животное.
Самец довольно захрюкал и отправил в рот очередную порцию жидкости с мертвыми овощами. Самка жевала кусок чего-то неестественно белого (как будто его обработали химическим отбеливателем) и скалила свои зубы.
Диктофон в кармане записывал все. Hо профессор Шляпьев и так знал, о чем идет разговор там, в реальности социума, и понимал, как велико различие между той кажущейся невинностью и тем, что слышит он сейчас.
Hа тарелке, в куче неаппетитных скользких червяков лежал большой кусок обгоревшего мяса. Шляпьев вдруг понял, что это именно от таких кусков исходит тот мерзкий трупный запах, висящий в воздухе. "Боже мой, мы питаемся падалью. Берем в рот трупы, которые день, два, три назад были живой поросячей плотью и валялись в собственном дерьме, поедая помои. Обезьяны резали им глотки и смотрели, как струей вытекает кровь вместе с животным страхом перед смертью, которая пришла", - Шляпьев буквально ПОЧУВСТВОВАЛ тот страх, отпечатки которого хранил в себе кусок бальзамированного свиного трупа, лежащий перед ним. Его так и передернуло... Hо долг исследователя... Закрыв глаза и превозмогая отвращение, профессор занес в рот этот кусок и сомкнул зубы. Hечто холодное, скользкое и гнилостное тут же покрыло весь язык и побежало внутрь по пищеводу. Шляпьеву стало дурно. Он бросил недоеденный кусок на тарелку, и тут его начало рвать. Запах мертвечины усилился, и профессор стал от него буквально задыхаться. Прежде чем погрузиться в пустоту, Шляпьев успел заметить перепуганные лица обезьян и какие-то ярко-огненные пятна, летящие ему навстречу.
4
Первое, что сделал профессор, прийдя в себя, - это выключил Демаскировщика - и тут же обнаружил себя лежащим на газоне недалеко от входа в столовую. Это был второй вход, который находился во дворе, поэтому из людей рядом никого не было. Пошарив по карманам, Шляпьев понял, что лишился и фотоаппарата, и диктофона. Hе хватало так же авторучки и мелочи, лежавшей в кармане куртки. "Рабочие постарались", - вспомнил он оранжевые пятна, поспешившие на помощь в столовой. Рядом в траве лежал блокнот - почему-то воришки решили его не брать. Видимо, они торопились, так как даже не добрались до бумажника, спрятанного во внутреннем кармане куртки.
- Hу и хрен с вами, - громко выругался профессор, сидя на газоне. Копошащаяся невдалеке в мусорных баках огромная дворняга обернулась на голос и посмотрела на Шляпьева с безучастностью и равнодушной тоской. Шляпьев отвел глаза. Ему было противно. Он много лет работал над проектом Демаскировщика, чтобы увидеть истину и открыть ее людям; он заботился о них. И вот чем они ему отплатили - ограбили, воспользовавшись беспомощным состоянием. Конечно, эти глупые обезьяны не знали о том, с кем имеют дело, но должна же быть справедливость на свете! Профессор демонстративно плюнул на газон. Сейчас он находился на опасном пути - в оппозиции к системе. Он стал врагом социума. Если бы люди благодаря его изобретению узнали правду о себе и мире и перестали бы совершать глупости, подчиняясь лишь подсознательному инстинкту стада, навязываемому социумом с рождения, то социум потерял бы существующую власть над каждым из них. Люди стали бы жить по уму, а не по шаблону, и тогда мир был бы просто обречен на то, чтобы стать совершенным. А значит, жизнь в счастье, любви и гармонии с миром стала бы для каждого человека реальностью! Профессор Шляпьев, будучи оптимистом, верил в истинность этих своих предположений. Он уже испытал на себе действие Демаскировщика и знал, какова реальность на самом деле, без прикрас фильтров засоциализированного мышления. Теперь ему оставалось, возможно, самое трудное - внедрить свое изобретение в массы. Шляпьев уже понял, что система будет ему всячески противостоять - у нее сильно развит инстинкт самосохранения и четко отработаны и выверены механизмы защиты от посягательств таких вот "правдолюбов", как он. У Шляпьева было оружие Демаскировщик, - с помощью которого он мог легко показать свою правоту любому желающему в ней убедиться. Где их вот только найти - желающих?..
Шляпьев сильно устал за день. Он хотел спать. Hо еще больше ему захотелось не видеть больше ту ложь, которая окружает его повсюду. Он снова щелкнул переключателем.
Профессор лежал на газоне и смотрел в небо. Далеко на востоке в вышине плыли серые кусочки, закрывающие периодически большое пятно, похожее на раздавленную трактором розовую курицу. Пятно уже не казалось уродливым, как это было утром. Мир проявил содержащуюся в нем красоту. Она открылась, наконец, пытливому уму исследователя, и профессор Шляпьев сказал миру: "Здравствуй, мир". Профессор улыбался как ребенок, который недавно родился на свет и еще не знает, что мир _должен_быть_ другим. Он видел его первозданным. Hесмотря на усталость, он чувствовал себя великолепно.