– Что ж я зверь какой-то? Не понял бы ситуацию? Зачем был нужен этот маскарад со штормом? Да, и в моральном кодексе строителя коммунизма ещё никто не отменял такие ценности, как коллективизм и товарищеская взаимопомощь и гуманные отношения, и взаимное уважение между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат.
– Теперь будем знать! Ещё раз прости.
На прощанье таёжники подарили Валентину трёхлитровую банку свежей красной икры. Мичманы загрузились олениной, рыбой, травами и настойками. Потом эти товары прямо с причала разойдутся между встречающими родственниками и партнерами по заготовкам. Валентин будет отсыпаться всю дорогу у себя в каюте и вспоминать прощание. Тогда, при вручении Семёнычем ему икры, бородатый Андрей смущенно напомнил о себе репликой:
– Товарищ лейтенант, я понял, что вам понравился наш хаш. Мы бы дали вам в дорогу, но нет смысла его брать – остынет быстро. А я вот на обертке рыбы написал вам рецепт его приготовления, – и таёжник протянул сверток с копченым лососем. – Будет время и желание – приготовить не сложно. Главное, был бы повод!
Валентину ещё долго о той рейдовой разгрузке напоминала медленно расходуемая красная икра в трёхлитровой банке. Причём, вспоминались не крики «майна», «вира» [39] и болтание в буксире от корабля к берегу и обратно, а помнилась заимка в таёжной тиши и добрые люди, живущие вдалеке от всех волнений современного мира.
Весёлая поездка
Когда-то Валентин, будучи лейтенантом, служил во Львове. Об этом периоде его жизни можно говорить часами. Близость Запада, отголоски старины, запутанная и противоречивая история края, смешение кровей, красок, стилей – всё это давало Валентину не только благодатную почву для творческой деятельности, но и предпосылки для приключенческих историй. В одну из таких историй он попал в качестве должностного лица, поэтому рассказ о ней будет носить, по всей видимости, строгий, лаконичный характер.
Командировали его как-то во главе небольшой команды бойцов на львовский автобусный завод – легендарный ЛАЗ – за цветным металлом. Бронза, латунь, алюминий тогда, да и сейчас, часто использовались и используются для изготовления армейских сувениров – макетов самолетов, танков, орудий и т. д. Потом эти сувениры пылятся в кабинетах больших начальников, вручаются как переходящие призы или украшают чьи-то коллекции. Но сувениры-поделки делались, делаются и будут делаться ещё долго. Как народное творчество – это дело неискоренимо.
Так вот. Команда под началом лейтенанта прибыла на завод и несколько дней ударно трудилась, выполняя подсобные работы. По окончании трудовой недели команда загрузила заработанный металл и отправилась обратно в часть. Солдаты разобрали по вещмешкам тяжелые предметы, а лейтенант, чтобы не показаться белоручкой, взялся нести длинную алюминиевую трубу. Так они вошли в городской полупустой троллейбус. Солдаты сели на свободные места, а лейтенант со своей трубой встал спокойно на задней площадке троллейбуса.
На очередной остановке троллейбуса в салон ввалился пожилой дядька, деревенский хохол, с мешками, оклунками [40], сетками и сумками, от которых сразу пахну́ло свежей зеленью, копченостями и осенним садом. Разместив своё барахло на задней площадке, он отдышался, вытер пот со лба и схватился за алюминиевую трубу, которую вертикально держал лейтенант. Когда троллейбус тронулся, дядька стал любоваться городским пейзажем, а лейтенант, почувствовав внезапно навалившуюся ответственность, стал более устойчивым и крепким. Он не стал разочаровывать сельского жителя несовершенством конструкции городского транспорта. Взялся человек за поручень, пусть наслаждается комфортом.
Троллейбус проехал несколько остановок. Труба немного покачивалась, потому что покачивало и дядьку. Половина салона с интересом наблюдала за происходящим, а другая половина начинала давиться от хохота. Лейтенанту также было трудно адекватно реагировать на ситуацию: и смех, и чувство долга переполняли его. Дядька-хохол молча ехал по своим делам, сосредоточенно созерцая городские пейзажи, а лейтенант изо всех сил удерживал его вместе с трубою.
Так продолжалось до перекрестка, перед которым водитель троллейбуса резко затормозил у светофора. Пассажиров качнуло, подало вперед. Кто-то стал возмущаться, поправлять сумки, одежду на себе, а дядька с алюминиевой трубкой пролетел вдоль прохода и упал у кабины водителя. У всех, наблюдавших его перемещения, началась истерика. Лейтенант, оставшись без трубы, дал волю чувствам и вытирал слезы от смеха. В свою очередь, обалдевший деревенский пассажир, интуитивно догадываясь, что он порушил государственное имущество, социалистическую собственность, с которой в стране в ту пору было очень строго, рванулся вновь с алюминиевой трубою через весь салон в конец троллейбуса. С криками: «Десь оно було? Десь оно було?» он бегал вокруг лейтенанта и тыкал концом трубы в пол, пытаясь найти ячейку для стойки. Лицо его было сосредоточено, глаза вылезали из орбит, а чуб – из-под шапки. Казалось, он вот-вот найдет то, что ищет и водрузит трубу на место.
К счастью, следующая остановка была для военных конечной. Лейтенант, молча взяв у, опешившего вконец, дядьки трубу, вышел с солдатами из троллейбуса. Они ещё долго смотрели вслед уходящему троллейбусу, где на задней площадке внимательно осматривал пол их случайный попутчик. А пассажиры, оставшиеся в салоне, хохотали ещё несколько остановок. Входящие люди почему-то этот смех относили на свой счет, глупо озирались по сторонам и были в чём-то похожими на незадачливого сельчанина.
Стоять, Орлик!
В молодости судьба уготовила Валентину участь стать офицером. И был он офицером молодым, энергичным, подающим большие надежды на стремительный взлет по служебной лестнице. Всё у него ладилось и всё получалось: работу свою любил, подчиненные его уважали, а вышестоящее начальство одобряюще оценивало его служебное рвение. Но так продолжалось недолго.
В силу организационных мероприятий Валька был переведен в другую часть, и жизнь его в корне переменилась. Гарнизон был закрытый, отстоящий от других населенных пунктов на десятки километров, а от центров мировой цивилизации – на сотни и даже тысячи. Но по боевому предназначению он мог легко повлиять на эти самые центры цивилизации. Это был арсенал спецбоеприпасов. Здесь всё было строго регламентировано, засекречено и продумано в плане многоуровневой охраны. В силу внедрения способов автоматизации в систему охраны, другой специфики службы объем служебной деятельности у Валентина был значительно меньше предыдущего. Подчиненных мало, большое начальство далеко. А если учесть то, что Валька был холостяком, здоровым и жизнелюбивым человеком, можно представить, как стала влиять на его образ жизни гарнизонная скука.
На первых порах его немного отвлекла компания таких же удалых холостяков. Но их жизнь и быт Вальке вскоре стали неинтересены. Неудержимое пьянство, ночи напролет за преферансом, внезапная стрельба по портретам маршалов в комнате офицерского общежития – всё это не могло понравиться утонченной Валькиной натуре.
Его натура начала искать поле применения своей энергии и своим интересам в иной сфере. Но и эта сфера была ограничена заигрыванием с официанткой Натальей и тайной влюбленностью в машинистку строевой части Людмилу. Гарнизонных дам было мало, все были замужем, и разрушать ячейку советского общества было опасно и по-товарищески аморально. Хотя какие-то варианты уже явно обозначали свои перспективы. Но развитие этих вариантов Валька откладывал на потом.
Он избрал третий путь, став заводилой различных развлекательных мероприятий, розыгрышей и хохм. Заработала художественная самодеятельность среди членов семей сослуживцев, проводились праздничные «Огоньки» и новогодние балы. Читались стихи и пелись песни. Его часто останавливали члены женсовета, чтобы спросить совета по какому-либо житейскому вопросу, или приходили в служебный кабинет с инициативами в области культуры и искусства. Валька был опьянен своими творческими успехами, но хотелось чего-то большего и оригинального. Его потянуло в полукриминальную режиссуру.
Случай представился довольно скоро. Командир части Филимонов, отличавшийся жестоким нравом и не понимавший шуток, – хотя сам был объектом многих анекдотов, – вдруг на утреннем разводе объявил свой рядовой день рождения праздничным днем части. Для личного состава, а тем более – молодых офицеров – это было очень неожиданно. Все стали гадать, к чему и отчего такие блага. Сошлись на том, что Филимонов, «старая военная косточка», этакий служака, державший железной рукой бразды правления в части многие годы, гонявший холостяков, как врагов народа, немного подустал.
Дело шло то ли к замене в другой гарнизон, то ли вообще к демобилизации. Поэтому командир расслабился и объявил: в связи с его днем рождения рабочий режим заканчивается в обед, а он считает себя свободным от выполнения служебных обязанностей сразу после развода. Вот если было бы сказано «до обеда»…
Обрадованные такому подарку, холостяки тотчас начали организовывать празднование дня рождения своего Бати. Чтобы это мероприятие не превратилось в рядовую пьянку, Валька взял руководство на себя. Был организован стол и чествование командира. Причём, застолье проходило в виде суда над Филимоновым. Выступали обвинители, выступали адвокаты. Стороны чокались стаканами и слушали комментарии состава суда. Валька в роли тамады и главного судьи умело вел заседание.
Когда дело подошло к обеду и некоторые стали забывать, по какому поводу здесь собрались, Валька предложил принимать решение. Суд большинством голосов решил, что Старик, Командир, Батя, – короче Филимонов, – в сущности, мужик неплохой и что мало дерет он отдельные «недисциплинированные фуражки в строю». А посему он достоин какого-нибудь подарка. Но, какого? Памятного!
Предложений поступило достаточно много. Спорили о генеральских лампасах, чучеле Филимонова, цветах супруге командира, бочке огурцов с продовольственного склада. Внезапно возникла тема Орлика. После паузы раздался оглушительный хохот, который все посчитали за единодушно принятое решение. Дело в том, что в тылу части были две лошади – Мальчик и Орлик. Если Мальчик, молодой жеребец, вносил существенный вклад в решение продовольственной проблемы в масштабе отдельно взятой части, – день и ночь трудился на подсобном дворе, – то с Орликом всё чаще случались неприятности.