Спустя минуту, они также спешно, как и раздевались, стали искать свои вещи и одеваться. Причём, каждый бормотал сам по себе разрозненные фразы, типа: «Влипли… что делать… как в глаза смотреть… доулыбались… допрыгались… почему она пришла… почему не закрыта дверь?» Подойдя к приоткрытой двери, Валерка увидел плачущую Татьяну. Она сидела на крыльце спиной к двери, плечи её подрагивали от рыданий. Острое чувство вины и стыда резануло душу Валерки. Ещё не зная, что будет дальше делать, он побежал назад в комнату схватил за руку Наталью, резко вывел за дверь и толкнул с крыльца. Та скатилась по ступенькам, перебежала двор и скрылась за воротами.
– Чтоб ноги твоей здесь больше не было!.. – крикнул ей вслед Валерка.
Валерка вернулся в прихожую, надел плащ, спустился с крыльца и встал напротив жены. Губы его дрожали, но он, вдруг собравшись, гневно произнес свою речь:
– Вы этого хотели! Вы этого добились!.. Идиот! Как я сразу не распознал вашего коварства… Они вздумали меня испытывать. Ну, что испытали? Теперь испытывайте других.
Татьяна от такого напора перестала плакать. Широко раскрытыми глазами она видела, как он повернулся и четким, почти строевым, шагом направился на улицу. Выходя со двора, он громко хлопнул калиткой.
Хлопнуть-то калиткой Валерка хлопнул, но так сильно и неосторожно, что ударил себе по руке. От боли едва не закричал, но сдержался. Из ссадины брызнула кровь. Не зная, куда идти в это время и что делать далее, он присел на лавочку. «Кровь – это хорошо, – подумал Валерка и начал выдавливать кровь на лавку. – Пусть посмотрят, что не им одним так больно».
За забором всхлипывания прекратились. Потом из калитки показалась Татьянина голова. Она увидела кровь.
– Что с тобой, Валера? Откуда кровь? – запричитала она.
– Отойди! Без тебя тошно. Ничего, скоро пройдет, – Валерка здоровой рукой уже зажимал рану.
Татьяна сбегала за йодом и, как не сопротивлялся муж или делал вид, что сопротивляется, обработала ему рану. Потом они долго ходили по поселку и просили прощенья друг у друга…
Когда Валерка закончил рассказ, Валька лишь с удивлением произнес:
– Ну, ты нахал!
– А что мне оставалось делать? Надо было как-то выходить из положения.
– Ну, а потом что? Не вспоминалось тебе всё это?
– Видишь ли, как интересно жизнь устроена! – глубокомысленно произнес Валерка. – Мы бы поубивали друг друга, если бы не умели прощать… Тогда, когда мы гуляли по поселку, я залез в чужой палисадник, нарвал огромный букет цветов и, преклонив колени, вручил их Татьяне. И любили мы друг друга в тот вечер ещё крепче. Она и сегодня помнит об этом букете, но не вспоминает, о том, что ему предшествовало.
Обмен мнениями
Учеба подходила к концу, впереди маячил отпуск. Накопилась усталость и надо было планировать поездки по родным местам, в горы, к морю, туда, где можно отвлечься от надоедливой суеты напряженной учебы. Москва изнемогала от жары: плавился асфальт, не хватало прохлады и денег. Впрочем, последних не хватало всегда. Нужно было всегда что-то планировать, изыскивать, мараковать.
Но отпуск – это отдых, который нужно ещё заслужить. Сдать сессию, отходить все положенные наряды, привести в порядок дела и мысли. Всё это укладывалось в рабочий недельный распорядок Валентина. Оставалось сдать один зачет, сдать секретную литературу и сходить в наряд по автопарку. За время учебы он ходил помощником дежурного по академии, дежурным по факультету, по различным номерным корпусам, а по автопарку как-то не приходилось. По отзывам бывалых товарищей, было в этом дежурстве что-то унизительное. Во-первых, расположение автопарка вдалеке от основной территории требовало определённого времени на то, чтобы туда самостоятельно добраться. Во-вторых, сама служба там представлялась рутинной, скучной. Что называется, «на отшибе». Ну, и, в-третьих, бытовые условия, как в любом наряде, к комфорту не располагали. В автопарке их не было вовсе.
Подготовка к наряду и развод караула и внутреннего наряда прошли штатно. Полдня Валёк отсыпался, готовил обмундирование, чистил сапоги и представлял, как в них по такой сильной жаре будет сам страдать и мучить состраданием москвичей и москвичек. На разводе старшим дежурным был проведен опрос знаний своих обязанностей заступающими в наряд, осмотр их внешнего вида, и после команды: «По караулам, шагом марш!» все дружно убыли на свои объекты. Убыл и Валентин, на метро – в портупее, сапогах, по жаре и с пистолетом. Хотя по значению слов, определяющих в данном случае картину этого перемещения, трудно определить последовательность их употребления.
Главное, он добрался до автопарка, где его с нетерпением ждал тот, кого предстояло менять. Уже в процессе приёма дежурства – при осмотре территории, уяснении особенностей несения службы (на что следует обращать особое внимание), ознакомлении с документацией, сличении слепков печатей на дверях хранилищ – Вальке стало тоскливо от всех этих подробностей, и он мысленно включил внутренний хронометр отчета своей службы. А служба состояла в том, чтобы после возвращения водителей в парк отправлять их в свои подразделения и утром принимать обратно. Организованно осуществлять выезд автомашин, согласно утверждённому наряду и путевым документам. Ну, и контролировать, чтобы ничего не пропало и ничего не сгорело. «Надо выстоять!» – было сказано самому себе, и Валентин, бодрый и подтянутый, включился в дежурство.
В помощниках у него было два дневальных, которые, по всей видимости, не вылезали из нарядов, жили здесь, совмещая службу в наряде с выполнением своих должностных обязанностей – техников, механиков. Словом, мастеровых людей – всё знающих, умеющих и подсказывающих ежедневно меняющимся дежурным, где, что и как должно быть. Казалось, такое подспорье позволяло немного расслабиться. Тем более наступала вечерняя прохлада, начальство убыло и телефоны молчали. Но Валентин уже убедился по предшествующей службе в войсках, что именно такие знающие помощники могут быть первым источником повышенной опасности. А потому им были уточнены вопросы смены дневальных, их места нахождения и время отдыха.
Вечерело. Валентин пошел прогуляться по автопарку, осматривая хранилища и рифмуя приходящие на ум строчки. Было уже не так жарко и не так всё печально. Всё-таки дежурство-то последнее. Ночь простоять и день продержаться! В кейсе – бутерброды, в дежурке – чай. Жаль, телефон связан только с коммутатором, а то можно было бы поговорить полночи с некоторыми товарищами. Осмотр территории завершен, на очереди ужин, доклад дежурному и отдых с двух до шести часов. Четыре часа – как положено в наряде.
Эту ночь в наряде он запомнил на всю жизнь. Было душно, кусали мухи, из окна в дежурку бил свет фонаря на столбе, который никак нельзя было выключить. Окно как-то занавесить тоже не получалось. И мысли дурацкие – о карточном долге, об Ирке с соседней улицы (ошибочный звонок по телефону и три месяца метаний между чувством и другим долгом), об отпуске, наконец, – не способствовали нормальному проведению узаконенного времени отдыха.
Не выспавшийся, злой, не нравящийся себе и людям, Валентин вышел во двор автопарка. Можно было ещё поспать, но спать было невозможно. Из-за хранилищ-боксов вставало солнце, предвещая жаркий день. Город в округе автопарка просыпался, и до этого захолустья доносились приглушенные звуки цивилизации. Вдруг Валентин услышал и другие звуки. Они исходили из соседнего с его дежуркой помещения. Он знал, что параллельно с войсковым нарядом в автопарке имелся пост военизированной охраны – ВОХРа. Знал, что их смены нарядов по времени не совпадали, что там были свои правила, свои начальники, свои зоны ответственности и порядка. И так как это не входило в круг его обязанностей, служба вохровцев его никак не интересовала. Но им самим внезапно кто-то заинтересовался.
Эта «кто-то» появилась в общем коридоре, куда выходили двери двух дежурных помещений и посередине которого висели на стене зеркало и часы. Перед зеркалом вертелась бодрая женщина неопределённого возраста, в свалявшемся парике, с ярко накрашенными губами. Она искала внимания, тем для разговоров – не важно, о чём – и была заряжена на позитив. С позитивом у Вальки как раз не выходило: бессонная ночь, мухи, долгий день до смены не располагали вообще к какому-то общению.
– Товарищ капитан, вы так внимательно на меня смотрите, что я смущаюсь, – неожиданно было сказано в его сторону. – Меня зовут Нина Николаевна.
– Боюсь вас обидеть, но я смотрел на территорию парка, – буркнул он.
– А вы ершистый парень, – она стала старательно поправлять парик и подкрашивать губы.
«Лишь бы этим утро и запомнилось», – подумал Валентин и кинул взгляд вдоль хранилищ.
– А как вы думаете, сколько мне лет, – неожиданно для Валентина продолжила разговор охранница.
– Знаете, с некоторых пор я перестал ориентироваться в женском возрасте, – не желая продолжать разговор, ответил Валентин. – Иногда примешь женщину за взрослую тетку, а выясняется, что она тебя намного моложе. А иногда бывает и наоборот.
– Не бойтесь, меня вы не обидите! Скажите честно, сколько, по-вашему, мне лет? – она кокетливо поправила искусственную прическу и покосилась на не очень разговорчивого капитана.
А капитан смотрел вдоль хранилищ, где ничего не менялось, и думал, как медленно течёт время и как долго ещё ждать своей смены. Он суетливо похлопал себя по карманам, что-то проворчал про своих дневальных и вышел на территорию парка.
Потом приехала дежурная машина с водителями и уборщиками территории. Началась суета с подписями путевых листов, заполнением журналов, ответами на телефонные звонки. Одним словом – служба. Или её видимость.
За стеной тоже закипела своя жизнь: запахло какой-то вкусной едой, кофе и постоянно шел телефонный разговор. Причём, явно неслужебного характера. Фразы о том, как кто-то спал, что ел и понравился ли кому-то завтрак – всё говорило о большом заботливом сердце новой коллеги по наряду Валентина. Не ясным было лишь то, кому уделялось столько внимания с утра и в таком количестве.