Подумалось, что давно не был в гостях и здесь произошли разные изменения. Подумалось, что «так незаметно мы теряем друг друга». Встречаться надо чаще.
«Лена!» – Валентин негромко позвал невестку. Никто не откликался.
«Не может быть, чтобы не дождалась и оставила квартиру открытой. А, впрочем, почему бы и нет? Не могла же она ждать его до бесконечности», – такие мысли роились в голове Валентина, когда из дальней комнаты появилась какая-то заспанная женщина в бордовом халате. Явно это была не Лена и не невестка.
Валентин стоял в расстёгнутом пальто с цветами и коробкой конфет в откинутой в сторону руке. Первый парень на деревне. Красавец! Почти гусар! Приоткрытые полы пальто демонстрировали его «иконостас» – комплект правительственных наград, которыми он недавно восхищал школьников. Сейчас он никого не восхищал. Он даже не мог вспомнить номер квартиры сына, чтобы более-менее правдоподобно поинтересоваться адресом своего пребывания.
Жалкие бормотания типа «а где Лена», «что вы здесь делаете», «чья это квартира» не могли восприниматься никем всерьёз. Тем более мужиком, который высунулся из той же дальней комнаты. Тот с удивлением уставился на утреннего гостя, соображая, кто и к кому в их квартиру мог прийти с коробкой конфет и с цветами так нежданно-негаданно.
Валентин же, наконец, справился с неловкостью и как настоящий гусар откланялся и покинул обескураженных хозяев, перейдя в соседний подъезд, до которого не дошел по рассеянности. Потом ему стало очень смешно. Он представил всю эту картину со стороны и предположил, что происходило в той квартире после его ухода.
Там должен был начинаться свой «урок мужества». Однако Валентин Константинович к нему уже никакого отношения не имел. Предстоял трудовой день, насыщенный своими проблемами и мероприятиями, но для их решения заряд бодрости был получен солидный.
Псовая охота
Внучке Валентина Константиновича задали по русской литературе необычное задание: написать за Александра Сергеевича Пушкина седьмую повесть Белкина. Во-первых, Дашка, как и все её одноклассники, была удивлена таким заданием. Потом удивился ему и Дед. Во-вторых, у Пушкина всей семьёй повестей Белкина насчитали только пять. И возник вопрос: почему не шестую повесть писать? Куда делась шестая? Ну, и, в-третьих, чтобы писать что-то за Пушкина, нужно иметь определённую смелость, подготовку и навыки, по крайней мере, в анализе и сравнении текстов. Ничего подобного в благородном семействе Валентина Константиновича не наблюдалось. Поэтому он сам вошел в роль классика, и вместе с внучкой Дашей засел за словари, литературу по истории нравов того периода и сочинили они седьмую повесть Белкина. Работа была прочитана всей семье и сдана учителю. Вот так выглядела эта повесть.
По словам неизвестного соседа покойного Ивана Петровича Белкина, у его ключницы, глупой и безграмотной старухи, хранилось множество рукописей барина. Часть из них была опубликована А. С. Пушкиным в виде повестей Белкина, а именно: «Выстрел», «Метель», «Гробовщик», «Станционный смотритель» и «Барышня-крестьянка». Но при более позднем обращении к бумагам, небрежно хранившимся у ключницы, была обнаружена ещё одна повесть, подписанная инициалами тверского помещика А. Т. Краткое содержание повести «Псовая охота» сводится к следующему:
В русской глубинке исстари была любима такая барская забава, как псовая охота. И занимались ею и богатые помещики, и баре средней руки. Самые дельные из них, нагрузив объемистые фуры скарбом, провиантом и собаками, прихватив имеющуюся в наличии челядь, степенно отправлялись в отъезжее поле месяца эдак на полтора-два. Иногда с заездом в соседние и более отдаленные губернии, всегда и везде пользуясь традиционным в этой среде радушным приемом.
В лесной массив или иное урочище расторопные помощники набрасывали стаю гончих. Та, подбадриваемая наставниками, натекала на след и с неистовой яростью, ревом, визгом, оглушительным завыванием выгоняла зверя на открытое место. А уж здесь, на укромных опушках, на вершинах оврагов его поджидали притаившиеся до поры верховые со сворами борзых. Вот он – зверь! Мгновение – и борзая, спущенная со сворки, устремляется в погоню. Не бежит – летит, не разбирая дороги и не видя ничего, кроме добычи. Тем временем охотник, лихо скачущий через канавы, плетни, буераки и кусты, всецело поглощен азартом этой травли. Попался заяц – хорошо, лисица-плутовка – ещё лучше, а уж если волк… Прямо с лошади валится подоспевший всадник в стаю борющихся и хрипящих зверей, тотчас выхватывает из ножен кинжал и принимает волка. Закалывает его коротким и верным ударом.
Высшей доблестью и шиком считалось умение сострунить волка – взять его живым, вставить ему в пасть рукоять арапника и связать ноги сыромятным ремнем. Неописуемый восторг и невероятное блаженство – взвалив на всхрапывающего коня серого разбойника с налитыми кровью злобными, вытаращенными глазами, проехать по деревенской улице, запруженной восхищенной ребятней и благодарными крестьянами (уж больно много вреда им наносят эти звери).
Разумеется, такая охота – с размахом, удалью и бесшабашностью – вполне соответствовала известным чертам русского характера. Её развитию способствовали и привольные, не стесняющие фантазию пространства, и повсеместное обилие зверя, и наличие состоятельного дворянского сословия. Расхожее мнение о псовой охоте как забаве лишь для богатеев не вполне соответствует истине. Конечно, «заказывали музыку» владельцы псовых охот, но участвовали в них, помимо состоятельных и знатных хозяев, а также их гостей, и простые мужики: ловчие, доезжачие, выжлятники, борзятники, стремянные, конюхи и прочий отнюдь не голубых кровей люд. Своеобразная красота травли одинаково волновала и богатых, и бедных.
Клички охотничьих собак – ещё одно доказательство любви тогдашнего русского хозяина к четвероногому другу. Каких только прозваний борзых и гончих не существовало: Крылат, Порхай, Стреляй, Лихотка, Награждай, Раскида, Ерза, Обрывай, Бушуй, Громило, Зажигай, Прыгуша, Вопишка – прямо-таки золотые россыпи национальной словесности. Собственно, и сам язык псовой охоты сравнить с чем-либо невозможно, настолько он своеобразен и богат меткими, острыми словечками, оборотами, терминами. Трудно сразу, не задумываясь, назвать ещё одну сферу деятельности русского человека, столь же щедро подарившую так много красивых и неповторимых слов.
То, что псовая охота – явление культурной жизни наших предков, подтверждает и история ещё одного моего соседа, тверского помещика Николая Киреевского. В 24 года он в чине ротмистра вышел в отставку с кавалергардской службы и посвятил всю оставшуюся жизнь охоте, а также устройству собственного имения с огромным парком, каскадами прудов, фонтанами, водопадами, мраморными статуями и множеством затейливых каменных и деревянных беседок.
Слава о его охотничьих подвигах и баснословном даже по русским меркам хлебосольстве гремела по всей России. Частенько визитеры неделями харчились в имении Николая Васильевича, не показываясь ему на глаза, и это нисколько не задевало радушного хозяина, лишь справлявшегося у распорядителя, исправно ли исполняются желания и капризы гостей. Тех же всегда было полным-полно, да ещё каких! Всех знаменитых перечислять не буду.
Поговаривали, что холостяк Киреевский испытывал неприязнь к прекрасному полу и что, дескать, женщинам доступ в имение был закрыт. Но всё было не совсем так. Желающих видеть его сад, его заведенья от двора Киреевского не отваживали. И женщинам дорога в его именья не была заказана. А вот с охотой всё было очень строго. На охоту их не приглашали. И причиной тому была давняя история, произошедшая лет десять назад в Шаблыкино.
Николай Васильевич, просвещенный эстет, художник и литератор, оставив военную службу, поселился в имении и зажил в своё удовольствие. Но человеком он был деятельным и любознательным и начал помещичью жизнь с грандиозного турне по всем центральным и степным губерниям России, побывал в гостях у самых знатных псовых охотников и осмотрел более пятидесяти крупных комплектных охот. Путешествовал, само собой, на лошадях, да еще и с прислугой, и с собаками. И вот во время посещения усадьбы своего соседа князя Куракина Николай Васильевич познакомился с его дочерью – Марией Анатольевной.
Юная Маша сразу понравилась Николаю Васильевичу своим живым характером, любознательностью и мальчишеским задором. Дело в том, что князь Анатолий Михайлович с самого начала семейной жизни мечтал о наследнике. И когда родилась Маша, а вскоре умерла её маман, отец приложил все усилия в деле воспитания дочки, чтобы она росла физически здоровым ребёнком, и чтобы никакие женские хвори в будущем ей были не страшны. Она умела стрелять из ружья, скакать на лошадях, плавать в пруду, играла с крестьянскими детьми в мальчишечьи игры. И отец только радовался её неугомонному нраву.
Николай Васильевич, ещё молодой человек, немного за тридцать, отставной офицер с тонкой душевной организацией, не мог не понравиться Маше. Они находили много общих тем для разговоров, музицировали вечерами, днём скакали по окрестным полям, стреляли перепелов и всё это совместное времяпрепровождение доставляло им обоюдную радость. Они с нетерпением ждали очередной встречи. Тем более, Анатолий Михайлович, видя, как всякий раз загоралась его Машуля и светилась радостью, благосклонно относился к визитам своего молодого соседа. Казалось бы, всё говорило о приближении сватовства и свадьбы. И в разговорах между Машей и Николаем Васильевичем всё чаще стали упоминаться осенние церковные праздники, к которым обычно приурочивают такие торжественные события.
Но осень, помимо свадеб, это ещё и пора псовой охоты. И как тут не отличиться заядлому охотнику, чтобы показать свою удаль и мастерство невесте? К началу сентября зверь набирает вес и нагуливает жиру. В этот период охотники собираются с псарней на зайца, лису и волка. Заодно могут пострелять и пернатых птиц, а то и копытных зверей. Но главный смысл состоял, прежде всего, в гоне волка. Николай Васильевич не мог не пригласить Марию