ому надо брать проверенных — из тех, за кого кто-нибудь поручится. Таких, кому бегать неповадно. Таких, за которыми что-нибудь противозаконное числится… Так, может быть, ты, дорогой Яша, кого-нибудь из своих «батраков» мне предложишь?
— Галя! — крикнул Федоров. — Позови-ка сюда Валерика с Аркашей.
Спустя несколько минут профессиональные нищие предстали перед хозяином и потенциальным покупателем.
— Тот, что в очках, от алиментов третий год скрывается, я его на вокзале в Калуге подобрал, — принялся пояснять Федоров. — А вон тот, с синяком под глазом, от следствия бегает, по пьянке в соседа из двухстволки стрелял. Отпустили его под подписку о невыезде, он сразу в бега и намылился. Говорит, когда-то в Таджикистане жил. Врет, наверное…
— А документы у них имеются? — подозрительно осведомился молодой цыган.
— А как же! У Аркаши свой паспорт, честный, не подделка какая-нибудь. А Валерику наш участковый за двадцать баксов и ящик водки новую паспортину выправил.
— Так ведь твой Аркаша — слепой! — напомнил Семен. — Как он в цеху-то трудиться будет?
— Ха! Слепой! Он видит лучше нас с вами! А очки синие для работы нужны. Как и собака… Аркаша, где твоя Жучка? — спросил Яша.
— Во дворе, — жадно поглядывая на бутылки с водкой, ответил нищий.
— А очки зачем носит? — продолжал допытываться подпольный бизнесмен.
— Да по привычке. Аркаша, сними-ка очки! — приказал Федоров. — Ну, видишь что-нибудь?
— Угу… — угрюмо отозвался Аркаша.
— Галя, дай-ка иголку с ниткой… Продеть сможешь?
Результаты опыта впечатляли — обладатель синих очков попал в игольное ушко с первого же раза.
— Такой вот слепой…
— По скольку им лет?
— Аркаше двадцать восемь, а Валерику по новому паспорту тридцать, — ответил Яша. — А сколько ему на самом деле — он, наверное, и сам не знает. Ну что — покупаешь? Аркашу я вместе с документами, собакой и очками продам, — перешел Федоров к самому главному.
И закипел торг…
Торговались горячо, ожесточенно и зло — как, наверное, торговались бессарабские цыгане-конокрады, продавая уведенного у крестьян жеребца где-нибудь на кишиневском базарчике. Разве что рубах на себе никто не рвал. Яша начал с семисот долларов за двоих, Сеня давал за каждого только по сотке. Впрочем, к согласию пришли довольно быстро: сумма в триста двадцать долларов за обоих удовлетворила обе стороны.
Ударили по рукам, выпили за покупку, потянулись к сигаретам…
— Черт, курить больше нечего, — спохватился Яша и, приподнявшись из-за стола, крикнул: — Галя, куда ты опять пропала?! Позови-ка Сашку и дай ему денег, пусть в город за сигаретами сгоняет!
Пока златозубая Галя, привычно ругаясь, искала по дому пацаненка, пока сам Яша открывал очередную бутылку, заговорил Егор. Хозяин насторожился; главное теперь было не продешевить.
Егор начал вкрадчиво, но уверенно. Мол, участок, на котором он выставляет своих «батраков», хотя и выгодный, у Савеловского вокзала, но больно уж маленький. Центр вообще строго разделен на зоны влияния, и «чужих» нищих никто не потерпит. Так что приходится изворачиваться, почаще меняя контингент. «Батраки», которые работают на Егора чуть больше четырех месяцев, уже приелись. Но ведь и Яшины нищие наверняка примелькались на улицах этого города! Вот если бы сделать обмен…
— Давай, — хозяин согласно наклонил голову.
— Кто у тебя есть?
Яшины глаза алчно блеснули.
— Есть у меня один парень… Правда, инвалид, без ног. Золото, а не парень! В Чечне воевал, награды имеет, — увлеченно продолжал Федоров, хотя он даже краем глаза не видел Диминых медалей. — Обычно я его на рынке или на вокзале ставлю, и табличку на грудь: «Люди добрые, помогите инвалиду чеченской войны собрать на протезы». А дают под него как! Ты б видел, как дают!
— Если он такой козырный, то зачем же от него избавиться хочешь? — последовал резонный вопрос.
Сглотнув некстати набежавшую слюну, Федоров осекся — но лишь на мгновение; изворотливый цыган быстро нашел нужный контраргумент:
— То есть сперва давали… Пока, как ты говоришь, не примелькался. Городок-то у нас маленький, нищих этих почаще менять надо!
— Инвалид, говоришь? В Чечне воевал? А он, часом, не буйный? Знаю я всех этих афганских да чеченских ветеранов…
— Какое там буйный! — горячо воскликнул Яков. — Да и не побуянишь особо без ног… А еще он на аккордеоне отлично играет. Прикидываешь — не просто деньги клянчит, как вокзальные бомжи на опохмел, а под гармошку песни поет! Да как поет! Он у меня то ли в филармонии, то ли в консерватории учился! — с гордостью закончил он.
В этот момент послышался стук в дверь.
— Кто там еще? — бросил Федоров недовольно.
Дверная створка осторожно отошла назад, и в проеме показалась лохматая, нечесаная голова пацаненка Саши.
— Дядя Яша, тетя Галя сказала, чтобы я за сигаретами в город сбегал, а какие купить — не сказала.
— Что, еще не выучил, каким табаком я трубку набиваю? — Хозяин швырнул в мальчонку пустой пачкой. — «Мальборо» возьмешь… Обожди, куда намылился, отпустил я тебя, что ли?!
Саша вопросительно взглянул на Якова.
— Сгоняй-ка на вашу половину, привези сюда Диму безногого… И аккордеон не забудь, — последовал приказ. — И дуй в киоск, пока не закрылся…
Минуты через три Саша вкатил в зал инвалидную коляску с Димой. Он вез ее осторожно, следя, чтобы колеса не зацепились за дверные косяки. Поставив коляску с Ковалевым перед столом, Саша сбегал и за аккордеоном.
На лице Егора промелькнула живая заинтересованность.
— Филармонию, говоришь, закончил?
— Ага, — кивнул Яша, делая зверскую гримасу безногому — мол, поддержи.
— А как ты в Чечню попал? — этот вопрос адресовался Диме.
— Как все, — буркнул тот равнодушно — несомненно, на подобные вопросы Мите приходилось отвечать неоднократно. — Из военкомата повестку прислали, «покупатели»-офицеры приехали, и в учебку.
— Так действительно в филармонии учился?
— В консерватории, — ответил инвалид зло.
— Ну, а сыграть что-нибудь сможешь? — Егор кивнул на аккордеон.
— Смогу…
— Давай.
— Только в него сперва водочки граммов двести надо влить, тогда артистизм появится, — прокомментировал Яша.
Набулькал в стакан водяры, протянул кусок хлеба, скомандовал:
— Пей.
Выпив, Дима откашлялся в кулак и, зажевав корочкой, растянул меха, разыгрывая руки, пробежался заскорузлыми пальцами с черепаховыми ногтями по клавиатуре…
Будучи человеком неглупым, Ковалев прекрасно понимал, к чему затеяна демонстрация его музыкальных талантов. Да и присутствие посторонних объясняло многое. Но теперь, сидя перед этими черномазыми работорговцами, Дима хранил полное равнодушие.
Хотят его продать или обменять?
Ну и хрен с ним.
Лучше ему от этого не будет. Правда, не будет и хуже…
Я был батальонный разведчик,
А он — писаришка штабной! —
затянул инвалид самый популярный базарный хит.
Егор выслушал, не перебивая, и, кажется, остался доволен. Профессионально-цепко оценил безногого взглядом, прикидывая, способен ли такой человек вызывать жалость и сострадание прохожих…
— И сколько ты песен знаешь? — спросил гость.
— Не считал.
— А нашу какую-нибудь сумеешь?
Дима вновь растянул меха…
Ой, загулял, загулял
Цыган молодой
В красненькой рубашечке,
Хорошенький такой… —
запел он залихватскую цыганскую песню. И так же на одном дыхании довел ее до конца.
— Браво, — осторожно похлопал в ладоши Егор, оборачиваясь к хозяину.
— Галя! — крикнул Яша и, дождавшись жену, распорядился: — Увези Диму…
Вне сомнения — чеченский инвалид-ветеран сильно впечатлил Егора. И это не укрылось от глаз хозяина. Конечно, ковать железо лучше, когда оно горячо, именно потому Яков, не мудрствуя лукаво, сразу же назвал цифру:
— Менять не буду. Только за деньги. Штука.
— Что? — Услышав стартовую сумму, гость едва не свалился со стула. — Сколько?
— Девятьсот пятьдесят, — поправился Яша.
— Чего?
— Баксов!
— Ты что — водки перепил или с ума сошел?
— А сколько он, по-твоему, стоит?
— Да сотка баксов — красная цена!
— Это ты с ума сошел! — Яшу настолько поразила предложенная сумма, что, казалось, сейчас он набросится на собеседника с кулаками. — Его коляска сто двадцать стоит!
— Так ты его и с коляской продаешь?
— А то! Или тебе больше нравится его на своем горбу по Москве таскать?
— И сколько же ты за него с коляской просишь? — хитро прищурился собеседник.
— Восемьсот пятьдесят, — сбавил Яков.
— Коляску на любом рынке можно сыскать, и дешевле. Двести.
— Где ты еще такого найдешь? Восемьсот тридцать.
— Да на любом вокзале такого дерьма — выше крыши! Двести пятьдесят.
— А если случайно нарвешься на какого-нибудь дружка такого вот инвалида? — Вспомнив давешний, двухнедельной давности, инцидент на спиртзаводском рынке, Яша неожиданно разозлился: — Если у такого дружка это… боевое братство в жопе взыграет? А этот от своих сам прячется. Восемьсот ровно.
— Ага — разбежались! — улыбнулся Егор. — Станет кто-нибудь в наше время из-за какого-то инвалида на свою задницу неприятностей искать! Триста.
— А аккордеон? Где ты сыщешь безногого ветерана, чтобы еще и консерваторию закончил? Семьсот семьдесят.
— Ничего — можно рядом с ним магнитофончик поставить, чтобы кассетка с какой-нибудь солдатской дребеденью крутилась… Триста пятьдесят.
— Но ведь под живую музыку больше дадут! — наступал Федоров. — Я же тебе говна не подсуну, ты ведь, Егорушка, меня знаешь… Да и родственники мы все-таки… Семьсот пятьдесят.
— Хорошо, укатал… Семьсот баксов и ни копейки больше. Но аккордеон в придачу, — проговорил Егор веско, и по его тону Яша определил: названная сумма окончательная и торг больше неуместен.